Единственное, к чему он относился серьезно, была работа. На старте Курноу был пассажиром «Леонова». Сейчас он стал экипажем «Дискавери».
21. Воскрешение
Вот — вот мы разбудим спящего исполина, сказал себе Флойд. Как ЭАЛ среагирует на наше запоздалое появление? Что вспомнит из прошлого? И как будет настроен — враждебно или по — дружески?
Плавно скользя по воздуху в командном отсеке «Дискавери», Флойд думал о секретном выключателе, установленном несколько часов назад. Передатчик лежал у него в кармане, и он чувствовал себя немного неловко: ЭАЛ был пока отрезан от исполнительных механизмов. После включения он станет всего лишь мозгом, безногим и безруким существом, пусть и наделенным органами чувств. Он сможет разговаривать, но не действовать. Как выразился Курноу: «В худшем случае обложит нас матом».
— Я готов к первому испытанию, капитан, — сказал Чандра. — Все блоки восстановлены, и я прогнал диагностические тесты по всем системам. Все в порядке, по крайней мере пока.
Капитан Орлова взглянула на Флойда, тот кивнул. На это первое испытание Чандра допустил только их, да и то неохотно.
— Очень хорошо, доктор Чандра. — Памятуя, что каждое слово фиксируется, капитан Орлова добавила: — Доктор Флойд высказал свое одобрение, у меня тоже нет возражений.
— Я должен вам пояснить, — произнес доктор Чандра тоном, в котором, напротив, никакого одобрения не ощущалось, — что слуховые и речевые центры повреждены. Нам придется заново учить его говорить. К счастью, он обучается в миллионы раз быстрее, чем человек.
Пальцы ученого заплясали по клавиатуре. Он набрал десяток слов, на первый взгляд случайных, тщательно произнося каждое, когда оно появлялось на экране дисплея. Они возвращались из динамика как искаженное эхо — безжизненные, даже механические, за ними не чувствовалось разума. Нет, это не ЭАЛ, подумал Флойд, Это просто говорящая игрушка — первые из них появились во времена моего детства…
Чандра нажал кнопку «ПОВТОР», и слова прозвучали снова. Произношение заметно улучшилось, но пока спутать голос с человеческим было немыслимо.
— Слова, которые я ему предложил, содержат основные фонемы английского языка. Десять повторений — и речь станет приемлемой. Но у меня нет оборудования для настоящего лечения.
— Лечение? — спросил Флойд. — Вы хотите сказать, что… его мозг поврежден?
— Нет, — отрезал Чандра. — Логические цепи в отличном состоянии. Плох только голосовой выход, но и он постепенно поправится. Следите за дисплеем, во избежание ошибок. И старайтесь говорить поразборчивей.
Флойд подмигнул капитану Орловой и задал естественный вопрос:
— А как насчет русского акцента?
— Думаю, с капитаном Орловой и доктором Ковалевым трудностей не возникнет. Для других придется устроить экзамен. Кто не выдержит, пусть пользуется клавиатурой.
— Ну, до этого пока далеко. На первых порах общаться с ним будете только вы. Согласны, капитан?
— Конечно.
Лишь легкий кивок подтвердил, что Чандра их слышит. Его пальцы летали по клавишам, а слова и символы мелькали на экране так быстро, что ни один нормальный человек не смог бы их воспринять.
Это священнодействие слегка утомляло. Вдруг ученый, словно вспомнив об Орловой и Флойде, предостерегающе поднял руку. Потом неуверенным движением, разительно отличавшимся от предшествующих манипуляций, снял блокировку и надавил особую, отдельную от остальных, кнопку.
И раздался голос, без всякого запаздывания. Уже отнюдь не механическая пародия на человеческую речь. В нем чувствовались разум, сознание — даже самосознание, пусть пока и зачаточное.
— Доброе утро, доктор Чандра. Говорит ЭАЛ. Я готов к первому уроку.
Наступила тишина. Затем, не сговариваясь, зрители поспешно покинули помещение.
Хуйвуд Флойд никогда не поверил бы, что такое возможно. Доктор Чандра плакал.
IV. Лагранж
22. Большой Брат
— …Это просто замечательно, что у дельфинов родился маленький. Представляю возбуждение Криса, когда гордые родители устроили смотрины. Мои коллеги растрогались, увидев по видео Криса верхом на спине малыша. И предложили назвать дельфиненка Спутник — по — русски это означает не только «спутник планеты», но и «компаньон».
Прости за долгое молчание, но сама знаешь, сколько у нас было работы. Даже капитан Таня ничего не пыталась планировать; каждый делал что мог. А спали, лишь когда не в состоянии были бодрствовать.
Зато нам, думаю, есть чем гордиться. Оба корабля в рабочем состоянии, первый цикл проверок ЭАЛа близится к завершению. Через пару дней окончательно прояснится, можно ли доверить ему управление на пути к Большому Брату.
Не знаю, кто придумал это название — русские, понятное дело, от него не в восторге. Но их не удовлетворяет и наше официальное название ЛМА–2. Во — первых, потому, что до Луны отсюда добрый миллиард километров. Во — вторых, поскольку Боумен магнитного поля у здешнего объекта так и не обнаружил. Когда я попросил их придумать собственное название, они предложили русское слово Загадка. Неплохо, конечно, но когда я пробую это произнести, все хохочут.
Впрочем, как эту вещь ни называй, она от нас всего в десяти тысячах километров; до нее несколько часов лета. Но решиться на этот короткий перелет непросто.
Мы надеялись найти какие — нибудь новые сведения на борту «Дискавери». Но, как и следовало ожидать, не нашли ничего. ЭАЛ вышел из строя задолго до прибытия сюда, и его память чиста; все свои секреты Боумен унес с собой. В бортжурнале и автоматических регистраторах тоже нет для нас ничего интересного.
Единственное, что мы обнаружили, — это послание Боумена матери. Не совсем понятно, почему он его не отправил. Очевидно, надеялся вернуться в корабль. Мы, конечно, переслали письмо миссис Боумен, она живет сейчас в доме для престарелых во Флориде. У нее душевное расстройство, так что она скорее всего ничего и не поймет.
Вот и все новости. Мне очень не хватает тебя. А еще — синего небосвода и изумрудной океанской воды. Здесь господствуют краски закатного неба — красные, оранжевые и желтые. Они великолепны, но вскоре начинаешь скучать по холодным, чистым цветам противоположного конца спектра.
Целую вас обоих — пошлю новую весточку, как только смогу.
23. Рандеву
Из всего экипажа «Леонова» найти общий язык с доктором Чандрой удалось лишь Николаю Терновскому, специалисту по системам управления. Хотя создатель и учитель ЭАЛа никому не доверял полностью, усталость заставила его принять предложенную помощь. Их сотрудничество привело к неожиданно удачным результатам. Николай каким — то образом ухитрялся определять, когда он действительно нужен Чандре, а когда тот предпочитает остаться один. То, что Николай знал английский хуже большинства своих коллег, ничему не мешало: они общались в основном на компьютерном языке, совершенно недоступном остальным.
После недели кропотливых трудов все управляющие функции ЭАЛа были восстановлены. Теперь он напоминал человека, который ходит, выполняет простейшие команды, справляется с несложной работой и способен поддерживать не особо притязательный разговор. По человеческой шкале его КИ не превышает пятидесяти; восстановилась лишь малая часть его прежней личности.
Он еще окончательно не очнулся от долгого сна, однако, согласно заключению Чандры, был уже в состоянии перевести «Дискавери» с низкой орбиты вокруг Ио к Большому Брату.
Всем хотелось поскорее отойти от бурлящего пекла на лишние семь тысяч километров. Ничтожное по астрономическим меркам, это перемещение означало, что небо перестанет походить на пейзаж, достойный фантазии Данте или Перонима Босха. И хотя выбросы даже наиболее мощных извержений не достигали кораблей, оставалась опасность, что Ио попытается побить собственный рекорд. Да и без того пленка серы все сильнее загрязняла иллюминаторы «Леонова»; рано или поздно кому — нибудь придется выйти в космос, чтобы ее счистить.
Когда ЭАЛу впервые доверили управление, на борту «Дискавери» находились лишь Курноу и Чандра. Впрочем, доверие было весьма условным — компьютер лишь повторил программу, введенную в его память, и следил за ее выполнением. А люди следили за ним — в случае малейшего сбоя они бы немедленно вмешались.
Двигатель работал всего десять минут; затем ЭАЛ доложил, что «Дискавери» вышел на орбиту перехода. Как только это подтвердили радары «Леонова», он последовал за первым кораблем. После двух небольших коррекций и трех с четвертью часов полета оба корабля благополучно прибыли в точку Лагранжа Л–1, расположенную между Ио и Юпитером на высоте десяти с половиной тысяч километров.
