Так было и в тот вечер.
- Дай сюда! - сказал он, вырвав треску из рук Бебера, когда все трое остановились на повороте дороги, близ Рекильяра.
Бебер запротестовал:
- А мне? Я тоже хочу рыбы. Ведь это я ее стащил.
- Еще что? Захочу дам, а не захочу - получишь фигу. Нынче ни за что не дам. Завтра так и быть... если останется.
И, толкнув Лидию, поставил их в ряд, как солдат на смотру. Затем обошел их и сзади отдал приказ:
- Стойте пять минут. Оборачиваться не смейте... А если обернетесь крышка! - вас сожрут звери... Через пять минут марш домой, да чтоб Бебер дорогой не смел лезть к Лидии, а то я все узнаю и завтра вздую обоих.
И вдруг он исчез, растаял в сумраке, - совсем не слышно было шагов его босых ног. Два раба долго стояли, не шевелясь, не оглядываясь, - а то повернешься, и невидимый Жанлен даст оплеуху. Они безумно боялись его, и этот страх постепенно соединил их взаимным чувством глубокого сострадания. Бебер всегда мечтал о Лидии. Вот бы схватить ее в объятия и крепко прижать к себе, как это делают взрослые парни и девушки. Хотела этого и Лидия - она чувствовала, что стала бы совсем иной, если б с ней обращались деликатно и ласково. Но ни Бебер, ни она не смели ослушаться Жанлена. И когда наконец оба двинулись к поселку, они не дерзнули поцеловаться, хотя было совсем темно; они чинно шли рядышком, преисполненные нежности н отчаяния, глубоко уверенные, что лишь стоит им коснуться друг друга, как сзади протянется рука и атаман надает им тумаков.
В этот самый час Этьеи стоял у двора Рекильярской шахты. Накануне Мукетта упросила его прийти еще раз, и он пришел, так как, не желая себе в том признаться, питал теперь некоторую симпатию к этой девушке, страстно обожавшей его. Впрочем, он шел с намерением порвать с ней: вот они встретятся, и он ей все объяснит, скажет, чтобы она больше не гонялась за ним, а то ему неловко перед товарищами. Не время сейчас веселиться и тешиться, когда люди умирают с голоду. Не застав Мукетты, он решил дождаться ее и стоял у пустыря, всматриваясь в темноту.
Под остовом развалившегося копра открывался спуск в шахту. Черную дыру осеняло что-то похожее на виселицу - прямой столб с перекладиной наверху; из расщелин каменной кладки, сохранившейся вокруг отверстия, тянулись к небу два дерева - рябина и платан, казалось, поднимавшиеся из глубины недр земных. Дикий, заброшенный пустырь покрыт был травой и косматыми кустами они скрывали пропасть, заваленную сверху старыми бревнами, заросшую терновником и боярышником, где весною малиновки свивали себе гнезда. Не желая тратить большие деньги на поддержание этой выработанной, мертвой шахты. Компания лет десять собиралась завалить ствол, но все тянула, выжидая, когда в Верейской шахте установят вентилятор, так как вентиляционная камера обеих шахт, сообщавшихся между собой, находилась у подошвы Рекильярского шахтного колодца, и бывший запасной ход служил вытяжной трубой. Пока что только укрепили сруб шахтного ствола поперечными балками, перегородившими его пролет; верхние выработки забросили, поддерживали только самую нижнюю, в которой пылал адский огонь - огромная печь, набитая каменным углем, горевшим с такой мощной тягой, что из конца в конец соседней шахты дул ураганный ветер. Из осторожности, желая сохранить для Ворейской шахты возможность спуска и подъема по лестницам рекильярского запасного хода, отдали приказ содержать его в порядке, но, однако, никто этим не занимался, лестницы гнили от сырости, лестничные площадки обваливались. Вверху спуск в запасной ход закрывали большие кусты терновника; на первой лестнице не хватало нескольких ступенек, и, чтобы достать ногами до уцелевших ступеней, нужно было ухватиться за корни рябины и, повиснув в темноте, спрыгнуть наудачу вниз.
Этьен терпеливо ждал, стоя за кустом, и вдруг услышал долгий шорох в ветвях. Он подумал, что шуршит, уползая, испуганный уж. Но вот внезапно вспыхнул огонек спички, и Этьен остолбенел, увидев Жанлена: мальчишка зажег свечу и исчез, как будто провалился сквозь землю. Этьена взяло любопытство, он подошел к отверстию ствола; Жанлен скрылся, - только на второй площадке мерцал слабый свет. Замявшись, было, Этьен последовал за ним: ухватился за корни, прыгнул вниз, и ему показалось, что он сейчас пролетит все пятьсот восемьдесят четыре метра глубины Рекильярской шахты, - и вдруг почувствовал под ногами площадку. Он стал потихоньку спускаться. Должно быть, Жанлен ничего не слышал - Этьен все время видел внизу, под собою, мерцающий огонек и огромную, мелькавшую на стенке ствола безобразную тень маленького калеки, ковылявшего на хромых ногах. Жанлен прыгал с ловкостью обезьяны, вытягивался всем телом вниз, когда не хватало ступенек, цеплялся за уцелевшие перекладины руками, ногами, даже подбородком. Лестницы, длиною в семь метров, следовали одна за другой, одни были еще крепкие, а некоторые шатались, трещали, - казалось, вот-вот обрушатся; одна за другой шли узкие площадки с позеленевшими, гнилыми и такими трухлявыми настилами, что нога утопала в них, как во мху; а чем ниже спускались, тем удушливее становился накаленный воздух, тянувший из вентиляционной камеры; к счастью, во время забастовки печь топилась слабо, а когда шли работы, она пожирала по пяти тонн угля в день; тогда невозможно было бы спуститься сюда, не опалив себе волосы.
- Ах ты лягушонок поганый! - задыхаясь, бранился Этьен. - Да куда это он лезет?..
Два раза он чуть не сорвался - ноги скользили на мокрых ступеньках. Если бы хоть свечка была, а то он поминутно ушибался, спускаясь в темноте вслед за слабым огоньком, все убегавшим вдаль. Наверняка уже одолели двадцать лестниц, а спуск все еще не кончился. Этьен стал считать: двадцать одна, двадцать две, двадцать три, - но пришлось спускаться еще ниже, еще ниже. Голову ему так и жгло, как будто он попал в раскаленную печь. Наконец добрались до рудничного двора, и Этьен увидел, что огонек мелькает в квершлаге. Одолели тридцать лестниц - значит, спустились на двести десять метров или около того.
"Долго он еще будет меня мучить? - думал Этьен. - Наверно, в конюшне устроил себе нору".
Но штрек, который вел влево, к конюшне, был загорожен обвалом. Путешествие продолжалось, все более тяжелое и опасное. Вокруг летали испуганные летучие мыши, прицеплялись к каменному своду. Этьену пришлось ускорить шаг, чтобы не потерять из виду огонек; он бросился в тот же ход, но там, где гибкий мальчишка проскальзывал, как змея, Этьен, пролезая, больно ушибался. Этот квершлаг, как и все заброшенные выработки, сузился и с каждым днем становился все уже - он сжимался под непрестанным напором оседавшей породы; в некоторых местах он стал узким, как кишка, и, несомненно, его стенкам вскоре предстояло сомкнуться. При этом постепенном сжатии крепление ломалось, раскалывалось; острые, как кинжалы, щепки грозили перепилить Этьену спину или проткнуть его насквозь. Этьен пробирался очень осторожно, то полз на коленках, то на животе, ощупывая темный проход впереди. Вдруг по всему его телу, от затылка до ног, промчалась стая крыс, словно убегавших от кого-то.
- Ах, разрази тебя гром! Скоро ли конец?.. - задыхаясь, ворчал Этьен, чувствуя, что у него болят все кости.
Мучение кончилось. Пробрались вперед еще на километр: ход расширился и привел в превосходно сохранившуюся выработку - в откаточный штрек, высеченный прямо в твердой породе и похожий на естественную пещеру. Этьену пришлось остановиться: он увидел вдалеке, что Жанлен преспокойно укрепил свечу двумя камнями и располагается с удобствами, явно чувствуя облегчение, словно человек, вернувшийся к себе домой, Этьену сразу бросилось в глаза, как много мальчишка потрудился, чтобы обратить этот глухой подземный тупик в удобное жилище. В углу на земле лежала куча сена, служившая мягкой постелью, на столе, сделанном из старых досок, нашло себе место всякое добро: хлеб, яблоки, початые бутылки можжевеловой водки. Настоящая разбойничья пещера, в которую он неделями таскал свою воровскую добычу, даже и бесполезные вещи, например, мыло и ваксу для сапог, украденные просто ради удовольствия красть; юный грабитель эгоистически, в полном одиночестве, наслаждался здесь своими сокровищами.
- Эй ты, малый! Смеешься, что ли, над людьми, - крикнул Этьен, передохнув немного. - Лазаешь сюда и пируешь, а мы там, наверху, с голоду подыхаем.
Жанлен оторопел, затрясся от страха, но, узнав Этьена, быстро успокоился.
- Хочешь со мной пообедать, а? - спросил он. - Кусочек вяленой трески?.. Погляди-ка!
Жанлен так и не выпустил из рук добычу и теперь принялся аккуратно счищать ножом с трески мушиные следы; щегольской нож с костяным черенком похож был на маленький кинжал, - обычно рукоятки таких ножей бывают украшены каким-нибудь девизом; на этом написано было одно слово: "Любовь".
- Красивый нож! - заметил Этьен.
- Лидия подарила, - ответил Жанлен, позабыв добавить, что Лидия, по его приказанию, украла этот нож в Монсу у разносчика, расположившегося со своим лотком у пивной "Сорвиголова".
