Договорить я не успел. Толпа, окружавшая нас, внезапно забеспокоилась и пришла в движение. Обернувшись, я увидел, что прямиком ко мне направляется Рич. На губах его играла улыбка, но неподвижный взгляд был так же холоден, как и во время судебного заседания.
– И вновь брат горбатый Шардлейк со своим лохматым помощником, – провозгласил он и наградил Барака презрительной улыбкой. – Сэр, собираясь в суд, вам следовало бы причесаться.
Барак ничего не ответил, лишь спокойно и невозмутимо взглянул прямо в глаза всемогущему лорду Ричу.
Рич повернулся ко мне.
– Ваш молодой товарищ не отличается любезными манерами, брат Шардлейк, – заметил он. – Вы сослужите ему добрую службу, преподав несколько уроков этикета. Возможно, вам самому хороший урок тоже пойдет на пользу.
Выдержать пронзительный взгляд Рича было непросто, однако я призвал на помощь все свое самообладание.
– Мне очень жаль, сэр Ричард, но, увы, я не понимаю, что вы имеете в виду, – ответил я, стараясь говорить как можно хладнокровнее.
– Вы совершили ошибку, ввязавшись в дело, которое находится выше вашего разумения. С вашей стороны было бы куда разумнее помогать мелким фермерам разрешать споры из-за выгонов и огородов.
– О каком деле вы говорите, сэр Ричард?
– Вы прекрасно знаете, о каком, – процедил Рич. – Не стоит делать вид, что вы глупее, чем в действительности. Позвольте мне дать вам добрый совет, брат Шардлейк. Не суйтесь куда не надо. Иначе вам придется горько об этом пожалеть.
С этими словами Рич резко повернулся и удалился прочь. Мы с Бараком молча смотрели ему вслед.
– Он все знает, – осевшим от волнения голосом нарушил молчание Барак. – Он знает о греческом огне.
– Но откуда он мог узнать?
– Понятия не имею. Тем не менее ему все известно. По-моему, его намеки были достаточно откровенны. Возможно, ему обо всем рассказал сам Гриствуд.
– Да, слова Рича нельзя расценить иначе, как откровенную угрозу, – нахмурившись, пробормотал я. – Но, угрожая мне, он угрожает Кромвелю.
– Может быть, он не знает, насколько граф заинтересован в этом деле.
– Вряд ли, – покачал я головой. – Рич и Билкнэп явно связаны. Стоило Билкнэпу исчезнуть, к нам подошел Рич. И в тот день, когда мы узнавали о Кайтчине в Палате перераспределения, Билкнэп явно выполнял какие-то поручения Рича.
– Да, скорее всего, Билкнэп находится под покровительством Рича, – поджал губы Барак. – Мы должны поставить графа в известность об этом.
– Господи боже, только Рича нам и не хватало! – с горечью воскликнул я.
Кто-то, прокладывая путь в толпе, ощутимо двинул меня локтем, и я раздраженно добавил:
– Надо уносить отсюда ноги. Нам пора в Лотбири.
ГЛАВА 20
Желающих перебраться через реку по-прежнему было множество, и нам снова пришлось довольно долго ждать, пока один из перевозчиков освободится.
– Вы и вправду думаете, что этот шельмец Билкнэп подкупил судью? – облокотившись на парапет, спросил Барак.
– Утверждать с уверенностью не могу, но, судя по всему, так оно и было. Хеслоп пользуется скверной репутацией.
– Вы уверены, что выиграете, если иск передадут в суд лорд-канцлера?
– Я ни в чем не уверен. Однако надеюсь на победу. В суде лорд-канцлера самым тщательным образом разберут все обстоятельства дела. Но одному Богу известно, когда дело дойдет до слушания. Эта каналья Билкнэп прав – в суде лорд-канцлера не спешат с рассмотрением исков, да и слушания постоянно откладываются. Кстати, я назвал свою лошадь Канцлером именно потому, что это славное животное тоже не имеет привычки спешить, – с улыбкой заметил я и добавил серьезным тоном: – Сейчас ваша задача – найти хотя бы нескольких лжесвидетелей из тех, кого подговорил Билкнэп. Мы предложим им награду и, если лорд Кромвель даст на это согласие, оставим совершенное ими преступление без всяких последствий. Я уже говорил: нам необходим веский козырь против Билкнэпа. Особенно если за ним действительно стоит Рич.
– Я непременно найду этих олухов-свидетелей, – пообещал Барак и взглянул мне прямо в глаза. – Но к отчиму я обращаться не буду. Я даже не знаю, где они с матерью сейчас живут. Да если и знал бы, никогда не переступил бы их порога. Этого я не могу сделать даже ради графа.
– Вот как? А я думал, ваша преданность графу безгранична.
В глазах Барака мелькнула печаль.
– Я любил своего отца, хотя от него вечно разило дерьмом. За незавидную работу золотаря он взялся сразу после моего рождения – иначе ему было бы не поднять меня на ноги. Конечно, моя мать была очень недовольна, что муж ее занимается таким малопочтенным ремеслом, и вечно пилила беднягу. А когда мне было двенадцать, отец умер.
Я кивнул, весьма заинтересованный рассказом Барака. Впервые мой заносчивый и нелюбезный помощник пустился в подобные откровения.
– Чтобы свести концы с концами, мы много лет подряд держали жильца, поверенного по имени Кении. Он занимал лучшую часть дома, а мы ютились в двух комнатах. Как и все представители вашего сословия, он был мастер молоть языком, и мать моя смотрела на него с восхищением. К тому же он стоял выше ее на общественной лестнице. – Лицо Барака исказилось от отвращения, когда он говорил об этом Кении. – Так вот, через неделю после смерти отца матушка моя вышла замуж за этого краснобая. Отец, как говорится, и остыть не успел. Знаете, что она мне сказала? В точности то же самое, что сказали вы, поговорив с милейшей мистрис Гриствуд: «Бедная вдова должна сама о себе позаботиться». – Полагаю, у вашей матушки не было другого выхода.
– Может быть. Но, так или иначе, когда она так скоропалительно вышла замуж, я едва не рехнулся, – заявил Барак и рассмеялся отрывистым хриплым смехом. – Наверное, я и по сей день не полностью оправился от этого удара. Я убежал из дома, бросил школу, хотя всегда был одним из первых учеников. Проскитавшись какое-то время, я связался с шайкой мелких воришек. Сами понимаете, мальчишке-сироте тоже приходится самому о себе заботиться.
Барак помолчал, неотрывно глядя на воду, и заговорил вновь:
– В конце концов меня поймали, когда я пытался стащить с прилавка кусок ветчины. Я оказался в тюрьме, и через несколько дней мне предстояло отправиться на виселицу. Как назло, кусок ветчины оказался увесистым и стоил больше шиллинга. Но, на мое счастье, фамилия моя показалась знакомой одному из стражников. Выяснилось, что когда-то он знал моего отца. Стражник этот был земляком лорда Кромвеля, и вот, набравшись смелости, он обратился к нему с просьбой спасти мальчишку. В результате я предстал перед лордом Кромвелем, и тот оказал мне честь, взяв на службу. Поначалу я выполнял мелкие поручения, потом все более и более важные. – Барак повернулся ко мне. – Видите сами, я обязан графу всем. Даже собственной жизнью.
– Неудивительно, что вы столь низкого мнения о законниках, – заметил я.
– Должен признать, своей честностью вы выгодно отличаетесь от этого сброда, – проворчал Барак.
– Значит, после того, как вы убежали из дома, вы больше не встречались с матерью и отчимом?
– Пару раз я сталкивался с ними в городе, но сворачивал в сторону прежде, чем они успевали меня заметить. Для них я умер. Как и они для меня.
Дождавшись наконец лодки, мы переправились по реке к лестничному спуску на причал Трех Журавлей, выбрались на берег и пешком направились на север, в Лотбири. Я с трудом поспевал за широкой поступью Барака. У Гросер-холла нам встретилась пара молодых джентльменов в нарядных камзолах. Юнцы осыпали насмешками нищего, который сидел в дверях, выставив на всеобщее обозрение лицо, покрытое гноящимися язвами.
– Эй, парень, чем просить милостыню, ты бы лучше нанялся в солдаты! – заявил один из молодых бездельников. – Стране сейчас нужны солдаты, чтобы сражаться против Папы и врагов короля.
Он выхватил меч из кожаных ножен и угрожающе взмахнул им в воздухе. Нищий, который, судя по изможденному виду, едва ли мог ходить, не говоря уж о том, чтобы держать в руках оружие, в испуге отполз назад. С губ его сорвалось нечленораздельное мычание, которое обычно издают глухонемые.
– О, да он не умеет говорить по-английски, – заметил второй юнец. – Похоже, это иностранец.
Барак подошел к молодым щеголям и смерил их пренебрежительным взглядом.
– Оставьте его в покое, – процедил он, взявшись за рукоять меча. – Или, может, желаете продолжить забаву и помериться силами? Но только уже со мной?
Глаза насмешников злобно сузились, однако они сочли за благо не связываться с рослым и сильным Бараком. Вложив мечи в ножны, юнцы поспешно удалились. Барак достал из кошелька монету и положил ее перед нищим.
– Идемте, – бросил он, вернувшись ко мне.
– Вы поступили смело, вступившись за этого бедолагу, – заметил я.
На память мне пришел девиз, выведенный на бочке с греческом огнем: «lupus est homo homini» – «человек человеку волк». – Никакой смелости тут не надо, – усмехнулся Барак. – Эти надутые олухи готовы размахивать мечами лишь перед тем, кто не может нанести ответного удара.
