Бледная от волнения, она с трудом произнесла все это. Ромни взволнованно следил за ней.
— Ну что вы! Я прошу вас, мисс Эмма, такое недоверие… Гревилл горд и ревнив. И беден. Встаньте на его место! Мужчина, любящий женщину, естественно, хочет, чтобы та получала что-либо только из его рук.
— Вы так думаете, Ромни? Вы действительно так думаете?
Он печально поглядел на нее.
— Да, я так думаю, мисс Эмма. Ах, что сделала с вами жизнь! Созданная для радостей, свободная и открытая натура, вы мучите себя такими мрачными раздумьями! А ведь вы так молоды!
Она печально улыбнулась:
— Молода, да! Но что я уже пережила! И у меня такое чувство, что мне предстоит нечто еще более тяжелое. Я все время вспоминаю одного молодого человека, которого видела однажды. Кажется, его звали Нельсон. Доктор Грэхем сказал о нем, что он никогда не будет счастлив. И я думаю, со мной будет то же самое: никогда, никогда не буду я счастлива!
Она опять глубоко задумалась. Почему Гревилл не хотел, чтобы она была в Лондоне? Может быть, он все еще сватался к дочери Миддлтона? Или…
— Ромни, вы слышали что-нибудь о сэре Гарри? Он тоже не ответил мне…
— Сэр Гарри заболел в Лечестере, когда вы вдруг исчезли. Его родные, очевидно, не передали ему ваших писем.
— Его родные? А я думала, что Гревилл… А где теперь сэр Гарри? Видели вы его?
Ромни кивнул:
— Он уехал на лечение в Италию и должен пробыть там долго. За день до отъезда он был у меня и справлялся о вас. Я сказал ему, что не слыхал о вас ничего.
Она вздохнула с видимым облегчением.
— И теперь он в отъезде и не знает ничего обо мне и Гревилле?
— Ничего. Сэр Гарри пришел ко мне как раз тогда, когда у меня был Гревилл. Тяжелая ситуация. Я боялся, чтобы Гревилл не выдал себя. Но спокойствие и хладнокровие не покинули его.
— А когда сэр Гарри был у вас?
Он взглянул на нее, удивленный ее внезапными вопросами.
— Должно быть, через пару дней после Нового года. Он задним числом пожелал мне счастья. Верно! Восьмого января!
Она вздрогнула.
Восьмого января сэр Гарри попрощался с Ромни, девятого он уехал, а десятого Гревилл позволил Эмме вернуться в Лондон. Может быть, он опасался сэра Гарри?
И как раз в этот момент, заждавшись ее, по лестнице нетерпеливо поднялся Гревилл. Бледная, со стиснутыми зубами наблюдала она, как он вошел в комнату и приблизился к ней. Он улыбнулся ей, и эта улыбка вывела ее из оцепенения. Опершись на его руку, стараясь идти с ним в ногу, она вернулась с ним и Ромни к матери.
Да неправда все это, быть того не может. Это просто случайное совпадение, уродливое порождение ее горячечной фантазии.
Ромни провел в Эдгвар Роу весь день. После обеда Гревилл поделился с ним планом, который он составил для Эммы.
По утрам, пока Гревилл будет в Лондоне на службе, она будет учиться у матери ведению хозяйства и делать заданные ей Гревиллом уроки по письму, счету, географии, истории, английскому и французскому языкам. Потом они будут вместе работать в саду или отправляться гулять. В шесть часов будут начинаться регулярные занятия, которые продлятся до ужина в девять часов вечера. Поболтав еще часок, в десять часов дамы отправятся спать, а Гревилл поработает еще в лаборатории. Он привык работать по ночам, спал мало, никогда не ложился раньше двух, а в восемь был уже на ногах. Эмма же была, напротив, ранняя пташка. Этот контраст, обычно тягостный, в данном случае давал преимущества. Так они не мешали друг другу и оставалось достаточно времени для совместной работы.
Ромни выслушал все это внимательно.
— Отличное расписание! — сказал он с едва уловимой насмешкой. — Мисс Эмма станет скоро такой ученой, что не захочет уже водиться с бедным невеждой-художником. Поэтому о нем и не подумали. Так что ему не остается ничего, как отказаться от живописи и поискать себе работу метельщика улиц или чистильщика фонарей.
Он выглядел взволнованным. Гревилл поднял глаза от тетради, в которую записал распорядок дня для Зимы.
— Вас всегда ждут в Эдгвар Роу, Ромни. Ведь вы дали мне слово молчать о том, что здесь Эмма!
Эмма побледнела.
— Что я здесь? — повторила она дрожащим голосом. — Я что, так дурна, что меня нужно прятать?
Гревилл вскочил, раздраженный:
— Не в том дело! Если бы ты была дурна, мы бы никогда не были вместе!
Она взглянула на него. На глаза ее навернулись слезы.
— Какие мы разные, Гревилл! — прошептала она еле слышно. — Я бы любила тебя, даже если бы ты был величайший на свете преступник!
Он недовольно покачал головой.
— Всегда у вас, женщин, превыше всего чувство! Я ведь говорил тебе, что я должен принять меры предосторожности ради моего поста. Неужели мне снова нужно повторять все это?
И сердито отвернулся.
Ромни был явно болезненно задет грубым тоном. Он бросился к Эмме, сжал ее ладони в своих руках:
— И правда, мисс Эмма, вы превратно поняли Гревилла! Он не имел в виду ничего дурного. То, что произошло с вами, несколько отклоняется от привычных буржуазных норм, и нельзя ведь объяснять каждому по отдельности, почему это так случилось! Но хватит об этом! Спасибо, Гревилл, что вы согласны сделать Эдгвар Роу прибежищем мрачных часов старого ипохондрика. Но ведь Эдгвар Роу не мое ателье. Разве нельзя действительно устроить так, чтобы мисс Эмма бывала иногда на Кавендиш-сквер? Или вы хотите, чтобы я совсем расстался с моим небольшим талантом? Чтобы редкостная красота мисс Эммы погибла для искусства?
Гревилл не отвечал. Он сидел молча с недовольным лицом.
В Эмме вспыхнуло что-то вроде гнева:
— Я не оставлю вас в беде, Ромни! — вымолвила она. — Я ведь уже давно обещала вам это! И я…
И смущенно умолкла. Встретив пристальный взгляд Гревилла, она не смогла договорить фразу до конца. Неужели она боялась его?
— Я думаю, это все можно решить очень просто, — продолжал Ромни беспечным тоном. — Как утренняя пташка, мисс Эмма могла бы быть у меня уже в семь часов утра. Вы, Гревилл, тоже будете заезжать ко мне по пути на работу, чтобы быть спокойным, что мисс Эмма благополучно возвратится домой. Я особенно надеюсь на эти полчаса, которые вы мне будете дарить. Я давно уже хотел написать вас… Таким образом, пока мисс Эмма будет переодеваться и собираться в путь, будет ваш сеанс. А когда картина будет готова, я надеюсь, вы примете ее в знак моей благодарности и уважения к вам и повесите ее над некоим письменным столом. И некая молодая дама, взглянув на ваши верно схваченные художником черты, несомненно всякий раз будет черпать мужество на своем пути сквозь тернистые заросли наук. Я кончил, господа мои! Правда, я произнес чудесную речь, мисс Эмма? А вы, дорогой сэр, изо всех смертных наиболее достойный зависти, пробудите свою совесть дипломата и согласитесь на союз во имя спасения искусства!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
