Надо стараться, чтобы у детей никогда не появлялась мысль, что хотят сделать для них из фактов половой жизни большую тайну, чем из всего другого, что ещё недоступно их пониманию. Для того, чтобы достигнуть этого, необходимо рассматривать всё, относящееся к полу, так же, как и всё остальное, что заслуживает знания. Задачей школы является, прежде всего — не уклоняться от упоминания половых тем, касаться главных факторов продолжения рода при изучении мира животных и тотчас же подчёркивать, что человек в своей организации разделяет всё существенное с высшими животными. Если, затем, домашние условия этому не противодействуют, то будет часто случаться то, что однажды пришлось Фрейду слышать в детской, когда мальчик говорил со своей младшей сестрёнкой: «как ты можешь думать, что аист приносит маленьких детей? Ты, ведь, знаешь, что человек млекопитающее, и разве ты думаешь, что аист приносит детёнышей другим млекопитающим?»
Любопытство ребёнка никогда не достигнет высшей степени, если оно будет удовлетворяться соответствующим образом на всякой ступени учения. Разъяснение о специфически человеческих условиях половой жизни и указание на социальное значение половой жизни можно было бы тогда давать в конце обучения в народной школе (и до поступления в среднюю школу), следовательно, не позднее 10-летнего возраста. Наконец, время конфирмации особенно удобно для того, чтобы изложить ребёнку, уже ознакомленному со всем, что касается тела, нравственные обязанности, которые связаны с выполнением влечения (Фрейд).
Далее, возникает вопрос о том, в каком возрасте следует знакомить детей с вопросами пола. Некоторые авторы находят, что следует предпочесть более раннее ознакомление с этим вопросом более позднему. Напротив, Нотхафт решительно протестует против того, чтобы в школе предостерегали от онанизма детей, которые ещё не онанировали.
«Это было бы так же нелепо, — говорит он, — как если бы методическое, незаметное просвещение шаг за шагом было преподнесено в форме торжественного напутствия, однократного, внезапного посвящения. Неужели писатели, которые рекомендуют нечто подобное, забыли своё собственное детство? Ведь все мы, будучи мальчиками, перелазали в соседский сад и таскали кислые, недозрелые яблоки, разрывая при этом штаны, хотя дома нам предлагали лучшие плоды. А почему? Потому что — запретный плод. Тайком, в клозете учебного заведения, поздно ночью, мы тянули из трубок отвратительный табак, хотя нас тошнило от него, а между тем, будучи студентами, не курили и третьей части его. Почему? Потому что — запретный плод. Точно также ребёнок, когда учителя или родители говорят ему, чтобы он не онанировал, что этого нельзя делать, а особенно, когда ему говорят, с другой стороны, что это очень приятно и похожее на то, что делают родители, то раньше или позже любопытный ребёнок пойдёт на „великое открытие“. Но раз ребёнок онанирует, то никакие добрые советы ему не помогут, а того, кто этого не делает, они, наверное, погубят, тогда как без советов он, быть может, никогда не подумал бы об этом или, во всяком случае, напал бы на эту мысль гораздо позднее. Таким образом, мы достигнем только того, что тайные грешники будут вербовать ещё более юный контингент, чем теперь, и что если у горстки детей мы уменьшим влечение к онанизму, то тем более эта привычка укоренится у массы детей» (Нотхафт).
Молль находит, что биология и физиология размножения, т. е. все объективные явления размножения, должны быть сообщены в раннем детстве, тогда как предостережения против онанизма должны быть сделаны в среднем между 13 и 14 годами жизни ребёнка. Я считаю, что говорить о вреде онанизма, притом в самой мягкой форме, указывая на нежелательность этого явления, на возможные вред его и т. д., следует лишь таким детям, относительно которых имеется довольно веское подозрение в том, что они усердно онанируют.
И, по мнению Калмыковой, может появиться опасение, не послужит ли затрагивание, обсуждение различных вопросов и явлений, связанных с половою жизнью, прежде всего к вреду, так как будет привлекать к нему внимание, следовательно, служить поводом к тому первому возбуждению, которое, прежде всего, желательно довести до минимума. Опасение это совершенно основательно, и при таком общении нужны большая осторожность, много душевного такта, чтобы знать, о чём, когда и с кем говорить. Но рядом с этим опасением в нашем сознании должно стоять убеждение, что волнующие вопросы ежедневно вкривь и вкось затрагиваются в детях жизнью, что всякое другое знание доставляется им жизнью в полном изобилии.
«И да сохранит нас Бог, — говорит она, — при таком общении с воспитываемыми ото лжи, от слов пустых, от морализирования, иначе всё пропало, и дети наши отнесутся к нам с тем же чувством презрения, которое испытывает Гамлет, когда он говорит: „Видишь ли, какую ничтожную вещь ты из меня делаешь? Ты хочешь играть на мне, ты хочешь проникнуть в тайны моего сердца, ты хочешь испытать меня от низшей до высочайшей ноты. Вот в этом маленьком инструменте (флейте) много гармонии, прекрасный голос — и ты не можешь заставить говорить его. Чёрт возьми, думаешь ли ты, что на мне легче играть, чем на флейте? Назови меня каким угодно инструментом — ты можешь меня расстроить, но не играть на мне“».[35]
Я вынужден оставить в стороне вопрос о том, как именно следует вести половое просвещение детей. По этому предмету имеется на русском языке целый ряд оригинальных и переводных произведений. Мы назовём здесь некоторые из них: Н. Жаринцова, «Объяснение полового вопроса детям»; Окер-Блом, «Что рассказывал дядя-доктор мальчику-племяннику»; М. Лишневская, «Половое воспитание детей»; Буш, «Долой сказки об аистах»; Зиберт, «Книга для родителей» и др. Критический обзор некоторых из этих сочинений см. Громбах, «То, о чём не говорят» (о так называемом половом воспитании), Москва, 1909 г.
Я настаиваю на индивидуальном характере полового просвещения. Если опасно в этих вопросах возбуждать индивидуальное любопытство, то ещё опаснее возбуждать коллективное любопытство. Школа может сделать предметом преподавания биологические данные, в особенности касающиеся мира животных и растений, но школа никоим образом не должна брать на себя обязанность предупреждать 12-летних девочек и 14-летних мальчиков об опасностях онанизма. Подобные разъяснения может взять на себя исключительно такое лицо, которое приобрело полное доверие ребёнка и серьёзно изучило его индивидуальные особенности.
Для того чтобы познакомиться с отношением самой молодёжи к вопросу о половом просвещении и профилактике онанизма, мы приведём здесь некоторые взгляды, высказанные в обширном письме ученика старших классов одной из германских гимназий, помещённом в органе «Германского Общества борьбы с половыми болезнями».
По мнению анонимного автора, книги об онанизме действуют иногда на молодёжь не успокаивающим, а наоборот, возбуждающим образом. Имеются сообщения о случаях, где юноши онанировали, имея перед собою книгу о вреде онанизма. Автор письма считает несравненно более полезным устное ознакомление подростков с вопросом об онанизме.
Автор письма категорически высказывается против специальных уроков, посвящённых половому просвещению, так как внимание юношей было бы до крайности напряжено в ожидании сообщения им большой тайны. Лучше было бы, по его мнению, говорить об этом вскользь на уроках естественной истории или родного языка. Но главная задача по ознакомлению детей с половым вопросом лежит, по мнению автора письма, не в школе, а на родителях.
Когда советуют учащимся не читать того или другого беллетристического произведения, как «неподходящего», то нередко такой совет лишь разжигает интерес к запретной книге. Найдя её, ученик читает её с повышенным интересом, особенно эротические сцены, из-за которых ему было запрещено читать данную книгу.
Само собою разумеется, что следует избегать какого бы то ни было застращивание детей вредными последствиями онанизма. Далее, советы, имеющие исключительно целью предохранение и не выясняющие сущности дела, никогда не достигают цели. Ещё более неудачными оказываются наставления, если они подкрепляются указаниями на такие последствия, которые в действительности встречаются не постоянно, а наблюдаются редко, как исключения.
«Намеренное преувеличение болезненных явлений, следующих за нарушением какой-либо предохранительной меры, совершенно разрушают веру не только в данное предостережение, но и во все подобные предложения. Напротив, если болезненные изменения, развивающиеся вслед за известным нарушение, изложены в строгой последовательности, то наступление малейшего из сказанных отклонений лучше всяких слов убеждает в целесообразности данного совета. Вот почему застращивание угрожающими последствиями, несогласными с истиною, развивая болезненный страх у боязливых, нервных юношей, проходят бесследно для здоровых, которые ежедневным опытом и примером близких и старших убеждаются в ложности предсказанных бедствий» (Тарновский).
