–Давай задержимся, – оттянула меня в сторону Катя, – такое больше не увидишь.
Мы задержались на самых верхних ступенях. По обеим сторонам лестницы, как изваяния, стояли девушки в белоснежных платьях и замерли изготовившиеся к трубному салюту суворовцы. Пока мы переминались, пытаясь занять лучшее для наблюдения за опустевшей лестницей место, суворовцы подняли золотистые фанфары и возвестили о появлении главного героя. Внизу лестницы появился Хрущев, широким жестом приглашавший Титова, Гагарина, их жен и многочисленную родню. Непонятно откуда вдруг появились члены президиума ЦК. Все вместе поднимались в зал, а в это время невидимый хор и оркестр исполняли глинковское «Славься».
– Чертоки, теперь не зевайте, – успел сказать Рязанский, увлекая нас со своей Лешей в глубь уже заполненного и шумящего зала.
Мы проталкивались, пока нас не выхватили из общего потока Ключаревы и пристроили к столу, за которым плечом к плечу уже хлопотали, изготавливаясь к первому тосту, сплошь свои. Одного взгляда на стол было достаточно, чтобы успокоиться – «на всех хватит». Столы были накрыты более чем щедро.
«Пить надо в меру», – сказал Неру;
«Выпьем все, что налито», – сказал Броз Тито;
«Пить надо досыта», – сказал Никита!
Эти стихи неизвестного «народного» поэта часто повторялись за нашим праздничным столом.
Вокруг нашего стола сверкали недавно полученные золотые медали Героев Социалистического Труда, медали Ленинских премий, ордена. Это за Гагарина. Были все основания для хорошего настроения. В подтверждение этого мы услышали выступление Хрущева:
– Сегодня мы в особом настроении, мы считаем, что для этого есть все основания… Наш успех в освоении космоса замечателен. Мы гордимся им. Предлагаю тост за Германа Титова и его супругу, за их родителей, за Юрия Гагарина и его супругу.
Когда Титова подвели к микрофону, за нашим столом уже стоял такой перезвон, что его тоста никто толком не расслышал. Мы опустошали бокалы в основном по своим локальным тостам.
В зале начиналось «броуновское движение». Гости переходили от стола к столу – встречались старые и новые знакомые, каждая встреча отмечалась тостом. И все же установилась сравнительная тишина, когда Брежнев зачитал указ о присвоении Титову звания Героя Советского Союза с вручением медали «Золотая Звезда», ордена Ленина и знака «Летчик-космонавт СССР».
Герман снова подошел к микрофону и предложил тост за любимую партию, за ее ленинский Центральный Комитет, за Никиту Сергеевича Хрущева. Обмениваясь на трезвые головы впечатлениями об этом приеме и вспоминая особо выдающиеся «подвиги», мы единодушно решили, что «дали жизни» Большому Кремлевскому дворцу.
Особое удовольствие мы получили от хорового исполнения под управлением Ключарева в Георгиевском зале его любимого гимна:
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это.
Я пытался сподвигнуть хор на исполнение своего коронного номера «По долинам и по взгорьям», но потерпел поражение. Даже сильно подвыпивший «контингент» определил у меня полное отсутствие необходимого для кремлевских апартаментов музыкального слуха.
«Мы были свидетелями триумфа Ключарева и полного провала Чертока», – так охарактеризовал Голунский результаты «хорового конкурса» в Кремле.
Исчерпав запас первоклассных вин, закусок и насладившись в Георгиевском зале общением с членами правительства, мы шумною толпой перебрались в Грановитую палату. Здесь обнаружили Раушенбаха, ведущего беседы с высшими представителями духовенства трех религий. Воскресенский предложил собрать соратников и дружно декламировать по опыту Остапа Бендера: «Бога нет» и «Религия – опиум для народа». Бдительность наших супруг пресекла это покушение на общественный порядок.
Усевшись за стол напротив раввина и муфтия, я предложил тост за космонавта Титова, который за сутки полета в космосе бога не обнаружил. «Бог находится внутри каждого из нас», – сказал кто-то из духовных отцов. По этому поводу окружающие стали дружно приканчивать остатки знаменитой хванчкары.
Время перевалило за 8 вечера, когда вежливые молодые люди стали нам намекать, что «пора».
Мы и сами поняли, что праздник кончился.
Через день предстоял закрытый митинг на нашей заводской территории. Там все «главные конструкторы», «главные теоретики», неизвестные ученые и инженеры имели возможность открыто стоять на трибуне перед многочисленной толпой истинных создателей ракет и космических кораблей.
11 августа состоялась пресс-конференция. Актовый зал МГУ на Ленинских горах не вмещал всех желающих, которых набралось свыше тысячи. Вступительное слово традиционно произнес Келдыш. Президент Академии наук СССР здесь выступал открыто. Никто из непосвященных не должен был заподозрить, что это и есть тот самый «Теоретик космонавтики», о котором упоминают корреспонденты, допущенные к великой тайне. Келдыш ничего не сказал ни о Главном конструкторе, ни о других ученых. От академии он вручил Титову золотую медаль имени Циолковского. Выступление Титова было хорошо подготовленным докладом об итогах полета.
В послеполетном отчете на Госкомиссии Титов честно признался о приступах головокружения и морской болезни, которые у него начались после третьего витка. На пресс-конференции ему разрешено было упомянуть только о плохом аппетите.
Более подробно об этом поведал Яздовский. Единственным сообщением, посвященным технике, был рассказ академика Котельникова о радиосвязи Земля – «Восток-2». Официальная часть конференции закончилась выступлением академика Седова.
Только 8 сентября «Правда» поместила подробное описание устройства корабля, систем связи, жизнеобеспечения и всех этапов полета. Статья была написана в ОКБ-1 и тщательно отредактирована Королевым.
При описании системы приземления, начиная с «Востока», говорилось о двух возможных способах: в самом спускаемом аппарате и путем катапультирования вместе с креслом на отдельном парашюте. Якобы выбор способа приземления определялся космонавтом. До сих пор никто не может понять, зачем нам тогда потребовалось это лукавство. С самого начала в автоматику была заложена логика катапультирования как обязательная. Скорость приземления спускаемого аппарата при касании достигала 10 метров в секунду. Это было опасно и грозило серьезным травмированном.
Я столь подробно остановился на «Востоке-2» и полете Германа Титова не потому, что принимал в этом событии большее участие, чем в других пилотируемых полетах. Несмотря на многие последующие успешные и впечатляющие пилотируемые полеты, считаю, что Герман Титов был первым, кто доказал, что в космосе можно работать. Одновитковый полет Гагарина был историческим прорывом. Но он не рассеял сомнений и не убедил скептиков. Двадцатипятичасовой полет Титова открыл путь в космос человеку, а не только летчику-истребителю. Этот полет нам, инженерам, дал уверенность в том, что хорошо подготовленному космонавту можно будет доверить гораздо больше, чем мы предполагали вследствие своей любви к умным автоматам. Для создателей пилотируемых программ этот полет психологически имел гораздо большее значение, чем многие последующие. В истории космонавтики он имел большее значение, чем в истории авиации полеты Линдберга через Атлантический океан в 1925(это ошибка! В1927-Хл.) году и экипажа Чкалова в 1937 году через Северный полюс в США. Это во-первых.
А во-вторых, я счел нужным, пусть с опозданием, еще раз напомнить о роли Хрущева в истории нашей пилотируемой космонавтики.
Каждый историк космонавтики считает для себя обязательным упомянуть инициативу президента Кеннеди в лунной программе. Я согласен с американскими историками, что, не будь его смелости и инициативы, не суждено было бы американцам высадиться на Луну в 1969 году.
Роль Хрущева в истории нашей космонавтики в публикациях и трудах, вышедших после «октябрьской революции 1964 года», либо вообще игнорируется, либо сильно преуменьшается.
В объемистом издании Академии наук «Освоение космического пространства в СССР», вышедшем в 1971 году, приведены официальные сообщения ТАСС и материалы центральной печати в период 1957 – 1967 годов. Имя Хрущева изъято из всех выступлений, обращений и рапортов космонавтов, начиная с Гагарина и до Комарова.
В 1977 году «Воениздат» выпустил документальную повесть Германа Титова «Голубая моя планета». В 1981 году то же издательство выпустило «Дорогу в космос» Юрия Гагарина. Ни в первом, ни во втором литературно-документальном труде Хрущев вообще не упоминается.
Я не обвиняю в этом ни Гагарина, ни Титова. Если бы авторы и попытались в адрес бывшего генсека сказать хотя бы ничтожную часть добрых слов и благодарностей, которые они произнесли перед полетом, во время и в особенности после полета, эти в целом правдивые книги не появились бы вовсе.
