Проснулись мы в три часа дня. В четыре в отеле "Плаза" должна была состояться литературная игра. Десять авторов, и среди прочих дамы: Маша Мэриль, Людмила Черина и Режин Дефорж, должны были - каждому давалось тридцать секунд - сочинить совместную историю. На их игру мне было положить, но я должен был встретиться там с корреспондентом "Фринтэр" и обсудить возможное мое участие в какой-то передаче. Пришлось встать. Голова болела.
В следующие тридцать минут я чувствовал себя отвратительным обманщиком и подлецом, при этом ясно сознавая, что я таковым не являюсь. Ты не можешь взять в свою жизнь всех женщин, попадающихся тебе в дороге. Ты не должен этого делать, в противном случае, тебе придется жить в толпе и для толпы. Тебя растащат по кусочкам. Нужно было отсечь только что связавшие нас нити. И я взмахнул невидимым ножом, профессиональный отсекатель нитей и уз. Я объявил ей, что сегодня - последний день конференции и назавтра очень рано я улетаю в Париж. Она грустно улыбнулась, сказала, что хочет приехать в Париж, она никогда не была в Париже, и пошла в ванную. Пока она находилась под душем, что-то пела тихое и неразличимое в струях воды, я подписал ей "Дневник Неудачника" и протянул книгу, когда она с мокрыми волосами вышла из ванной. Абсурдный подарок, поскольку она не сможет прочесть французский текст. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь переведет ей несколько строчек.
Недоверяющий людям, каюсь, я отправился в ванную после нее, зажав в кулаке два пятисотфранковых билета. Так же как искренни были ее слезы вчера по поводу того, что "они нас не любят", таким же искренним могло оказаться сегодня ее непонимание принципа частной собственности, а тысяча франков были мои последние деньги и в Ницце, и в Париже. Как всегда, я ждал контракта.
Мы вышли из отеля в желто-синий день. Я попытался пошутить, сказал, что Ницца окрашена сегодня в цвет украинского национального флага. Желтый солнце, синий - тени. Она грустно кивнула головой.
- Напиши мне твой номер телефона в Париже, Эдвард, - вдруг попросила она. - Может быть, я доберусь до Парижа.
Я взял у нее из рук "Дневник Неудачника" и уверенной рукой вывел на последней странице заведомо неправильный номер телефона, подлец. В Париже со мною жила женщина, которую я любил.
- Ты знаешь, - она посмотрела на меня снизу вверх и улыбнулась, - мне кажется, что я забеременела от тебя этим утром. Я чувствую это. Если да, я рожу ребенка.
Она прижалась ко мне, и я поцеловал ее в мокрую голову. Я не поверил ей, но мне было приятно. Постояв с минуту, мы отлепились друг от друга и ушли не оборачиваясь.
Я явился в "Плазу" аккуратно к началу игры. Зал был полон, и я с трудом отыскал себе место. Рассевшись на эстраде, они смеялись, ворошили свои листки, снимали и одевали очки. Наконец ведущий Жан Пьер Элькабаш ударил по камертону, и некто седой и в сером начал историю так:
- Прибыв на Дни мировой литературы, я вскоре устал от следовавших одно за другим мероприятий и отправился на пляж, взяв с собой книгу. Я долгое время читал, подставив спину солнцу, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд...
Мсье Элькабаш ударил по камертону, ибо время первого писателя истекло. Режин Дефорж, подтянув шаль в цветах на плечи, продолжила:
- Я поднял голову и увидел девушку с обнаженной грудью, пристально глядящую на меня. "Бонжур мсье", - сказала незнакомка и присела рядом со мной. - Я хочу спросить у вас очень важную вещь, мсье: любите ли вы салат нисуаз?
Зал одобрительно зашумел, засмеялся, старушка с седыми буклями рядом со мной оживленно заерзала на стуле, все были в полном восторге от выбранного сюжета. Улыбнулся и я выбранному писателями сюжету.
