Иными словами, от чего ушли, к тому и пришли. Если доверять летописным датам, то наш найденный с таким трудом Рюрик никак не вписывается в новгородские реалии IX века. Впрочем, и по летописным датам срок жизни у всех наших "варяжских князей" для того времени чудовищный: Рюрик производит потомство после 60 лет и умирает после 80. Олег доживает лет до 65 и то лишь потому, что известна только его дата смерти, Игорь достигает того же восьмидесятилетия, заканчивая жизнь вздернутым в небо меж двумя стволами деревьев, глубоким на самом деле стариком, его жене Ольге отмерено не менее 70 лет жизни, так что лишь со Святославом все в порядке – он прожил 40-45 лет. Как известно, редкие люди той эпохи дотягивали хотя бы до 50-60 лет. А воины, кем, собственно, и были все "призванные князья", погибали куда раньше отмеренного природой срока. Впрочем, Васильеву столь "тяжкий" возраст первых князей совершенно не смущает: "У нас есть все основания полагать, что практически все первые князья варяжской династии (за исключением погибших в сравнительно молодом возрасте, как Святослав) жили до 70-80 лет, сохраняя до последнего удивительную бодрость. То же самое относится и к их ближайшим сподвижникам. Так, знаменитому воеводе Свенельду, служившему "от Игоря до Владимира", к моменту смерти могло быть уже около 84-88 лет, и это не единичный случай; видный политический деятель XI в. Ян (предоставивший информацию для составления "Повести временных лет") умер в возрасте 90 лет, то же известно и о боярине Петре Ильине". Хорошо, пусть долгожители, и черта эта у них наследная (приписывает же Карпец Русским Меровингам-Рюриковичам особенные свойства – способность к исцелению больных? Долгожительство – особенность куда более приемлемая). Но где, собственно говоря, скитался ободрит-Рюрик до глубокой старости с 808 года? Если его наследные земли были отняты, а семья изгнана, то должен он был хоть где-то "отметиться"? Однако ни о Рюрике, ни о его братьях ничего более не написано в западных хрониках. А уж если он скитался со всей своей "русью", такой факт был бы непременно указан: люди "вендского сокола" были воинственными. Но хроники молчат. Существует еще скандинавский источник – Сага о Рорике Скильвинге ("Сага о конунге Рорике и его потомках"). Этот готландский конунг тоже мог бы оказаться родоначальником русской государственности.
Но пока что следы всех Рюриков странно путаются и переплетаются. Между прочим, в плане вычисления следов Рюриковых нас должна заинтересовать и иконография его облика. Практически на всех изображениях (как на поздних, так и на весьма древних) мы видим безбородое лицо с длинными усами. Упоминается также, что голову князь брил наголо, оставляя только клок или два клока волос с правой стороны – то, что позже станет определяющей лиц "казачьей национальности" чертой, а в ухе носил серьгу. При таком описании сразу рушатся все надежды на обретение Меровингов в России (те волосы отпускали ниже спины, считая, что с утратой волос теряют свои волшебные силы и право на власть). Рушатся даже самые малые надежды и на скандинавское происхождение князя: шведы заплетали волосы в косичку. Ни один европейский (западноевропейский) народ не брил головы, оставляя оселедец. Напротив, европейцы носили длинные волосы, а позже – и бороды. Но все первые князья изображаются с этим спадающим клоком волос, длинными усами и голыми подбородком и щеками. Они не носили никакой бороды, позже считавшейся едва ли не национальным русским признаком! И то, что это не поздние петровские "поправки", очень важно. Об этом в один голос свидетельствуют как европейские, так и арабские путешественники по древнему русскому государству. Даже в былинах сохранились остаточные следы особого ухода за прической: когда некий долго отсутствующий витязь является домой, мать не хочет узнавать его именно по этому признаку: у тебя волосы долгие, говорит она сыну, ты косматый, а у моего сыночка волос на голове был в три завитка, то есть стоит понимать буквально не как короткую стрижку, а как три завитка, оставленные на макушке, и бритый череп. Но кто, кто носил подобные прически на всем обозримом древнем пространстве? Странно, но чисто "варяжские" народы, то есть северные, очень плохо ассоциируются с бритым черепом и длинными усами. Тем не менее, "призваны" были варяги, которые привели с собой всю русь.
Может быть, прав Гаврилов, и на самом деле речь в легенде о призвании варягов шла не столько о конкретных именах князей, а о самом факте переселения какой-то части западных славян с берегов Одера на берега Волхова? Ведь, по словам Д. Зеленина, "в Устюге Великом и на всем Архангельском Севере, где преобладала новгородская колонизация, прежде были широко распространены вотивные приношения: больные делали из металла или дерева изображения больных частей тела или всего больного человека и подвешивали их на икону в храме… В старых церквах Новгорода были вотивные приношения, а южнее Новгорода на Руси вотивы не были известны великорусам. Вряд ли может быть сомнение в том, что обычай вотивных приношений был занесен в старый Новгород из Западной Европы, где был широкораспространен. Мы склонны думать, что тут главную роль сыграли переселенцы из балтийских славян…" Но имеют ли наши полабские братья особые отличительные черты, сохранившиеся в иконографик? Нет, они внешне не выделяются из общего европейского массива. Может быть… наши варяги-варунги были южанами? Но каким тогда образом попали они в Новгород "из-за моря", и что они могли делать за чужим северным морем? Или действительно идет речь о каких-то переселенцах в Рослагене, не коренных жителях северной земли? Если перемещение целого народа незаметным в истории не остается, то переселение, точнее – бегство, отчаянных южных парней, искавших славы на берегах далекого северного моря, – вещь вполне вероятная. Многие считают, что на шведском побережье, на очень ограниченной территории в то время действительно обитали пиратствующие славяне, которым показалось, очевидно, мало сети рек, идущих с севера на юг, и которые в силу неизвестных причин занялись грабежами в варяжском море русских летописей. Между прочим, тем же самым они занимались и в Ромейском, то есть Черном, море. Оказавшись на чужой земле, они вполне могли сойтись с такими же отчаянными шведскими или норвежскими парнями и образовать не государство, нет… пиратскую базу. Ведь был же на реке Волге Варяжский остров, и был такой же остров на Днепре, и насельников последнего, кстати, как раз и именовали на дальнем юге… русью. Об этом, между прочим, проговариваются иностранцы, побывавшие на земле полян – они встречали там явных скандинавов по языку, но… со странным внешним обликом – то бишь голым черепом, оселедцем и серьгой в ухе!
Русские земли, в которых оказывались в эту эпоху иноземцы, описывались ими как заполоненные выходцами из Западной Европы – беглыми рабами и наемными воинами, – но не славянами, что показательно. Причем имелись в виду именно русские города, через которые иностранцы проезжали, а не крестьянские поселения. Этих городов было немало на юге, но еще больше на севере, куда и был позван Рюрик. Недаром скандинавы окрестили русские земли "страной городов" – Гардарикой. В эту Гардарику и пришли "призванные" князья, которые продолжили дело возведения по всему северу крепостей-городков. "Предание говорит, – писал Ключевский, – что князья-братья, как только уселись на своих местах, начали "города рубить и воевать всюду". Если призванные принялись прежде всего за стройку пограничных укреплений и всестороннюю войну, значит, они призваны были оборонять туземцев от каких-то внешних врагов как защитники населения и охранители границ. Далее князья-братья, по-видимому, не совсем охотно, не тотчас, а с раздумьем приняли предложение славянофинских послов, "едва избрашасъ, – как записано в одном из летописных сводов, – боясь звериного их обычая и нрава". С этим согласно и уцелевшее известие, что Рюрик не прямо уселся в Новгороде, но сперва предпочел остановиться вдали от него, при самом входе в страну, в городе Ладоге, как будто с расчетом быть поближе к родине, куда можно было бы укрыться в случае нужды. В Ладоге же он поспешил "срубить город", построить крепость – тоже на всякий случай, для защиты туземцев от земляков-пиратов или ж для своей защиты от самих туземцев, если бы не удалось с ними поладить. Водворившись в Новгороде, Рюрик скоро возбудил против себя недовольство в туземцах: в том же летописном своде записано, что через два года по призвании новгородцы "оскорбились, говоря: быть нам рабами и мною зла потерпеть от Рюрика и земляков его". Составился даже какой-то заговор: Рюрик убил вождя крамолы, "храброю Вадима", и перебил многих новгородцев, его соумышленников. Через несколько лет еще множество новгородских мужей бежало от Рюрика в Киев к Аскольду. Все эти черты говорят не о благодушном приглашении чужаков властвовать над безнарядными туземцами, а скорее о военном найме. Очевидно, заморские князья с дружиною призваны были новгородцами и союзными с ними племенами для защиты страны от каких-то внешних врагов и получали определённый корм за свои сторожевые услуги. Но наемные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно. Тогда поднялся ропот среди плательщиков корма, подавленный вооруженной рукою. Почувствовав свою силу, наемники превратились во властителей, а свое наемное жалованье превратили в обязательную дань с возвышением оклада. Вот простой прозаический факт, по-видимому, скрывающийся в поэтической легенде о призвании князей: область вольного Новгорода стала варяжским княжеством". Вывод знаменитого историка печален: наемные защитники быстро превратились в захватчиков, что для IX века было явлением обыденным Но тут стоит учитывать, что население крупных северных городов в IX-X вв, – Новгорода, Старой Ладоги, Изборска, Плескова (Пскова) – было весьма смешанным, археологи открывают в этих местах жилища словен, финнов, шведов, западных славян, по северным рекам находят кельтские захоронения, так что стоит говорить не о славянском, а. скорее о многонациональном севере. И для части населения городов "варяжкские захватчики" были родимым этносом. К тому же спустя пару поколений эти "завоеватели" настолько влились в общую пеструю этническую картину, что породили потомков – таковыми считали себя целые деревни в Новгородчине, и при Романовых даже посылались в эти села ученые, дабы записать рассказы крестьян о "нордической старине". Крестьяне говорили на чисто русском наречии, но упорно называли себя "шведами от Рюриковых времен".
