– Сай в основном помалкивал.
– Кто такой Сай?
– Он нормальный парень, – ответил арт-дилер, злясь, что не может совладать со своими нервами. – Сай купил вторую по стоимости из всех проданных мною картин. Он говорил со своими друзьями.
– Понижения чего, Сигги?
– «Хафнарбанки», – ответил тот. – А в чем дело?
– Когда это было?
– В декабре.
Олавюр моргнул. Его голубые глаза потемнели, взгляд стал острее рыболовного крючка. Этот взгляд пронзал Сигги насквозь.
– Почему ты не сказал мне раньше?
– Олавюр, ты же не обсуждаешь со мной своих клиентов.
– Мои клиенты не распускают лживые слухи.
– Я не думал…
– Твой клиент, – оборвал его Олавюр, – случаем не Сайрус Лизер?
– Откуда ты знаешь?
Взгляд Олавюра разогнал туман «Бреннивина».
– Мы со всех сторон слышим это имя.
– Сай не тот парень, который станет распускать слухи, – запинался Сигги, пытаясь защитить своего клиента.
– Его имя лезет отовсюду.
– Мы немного выпили. Я показал Саю свою галерею. Больше ничего.
– Сигги, ты должен был рассказать мне.
– Вспомни об этом, когда моим клиентам понадобятся предметы искусства.
Олавюр махнул бармену, заказывая новую выпивку.
– Меня ждет Ханна, – возразил арт-дилер, поднимаясь с табуретки, и нетвердо встал на ноги.
Олавюр положил руку на плечо Сигги и усадил его обратно. Потом протянул брату мобильник:
– Позвони своей девушке и скажи, что опоздаешь.
И начал допрос.
– Что именно Лизер сказал о «Хафнарбанки»?
– Ты помнишь имена его друзей?
– Лизер рассказывал про свой фонд?
– Сколько раз вы с ним разговаривали?
– Лизер обсуждал свой портфель?
Олавюр заказывал одну стопку за другой, топя брата в «сварти дёйди». И не прекращал расспросов.
9 марта, воскресенье
Рейчел сидела в своей квартире на Восточной Восемьдесят третьей, одна, в окружении полного отсутствия цвета. Белые занавески. Белая мебель. Белый коврик. Вся обстановка простая и строгая.
Может, слишком простая. Рейчел раздражало состояние ее сбережений. Они росли слишком медленно. Одно время она подумывала найти партнера. Партнер мог бы привлекать новые заказы и выяснять, есть ли у дела перспективы, или это пустая трата времени. Партнер мог бы подгонять клиентов. Партнер мог бы заключать контракты и получать двадцать пять тысяч долларов предоплаты. Партнер мог бы вынюхивать федералов.
Или создавать проблемы. Партнер возьмет двадцать процентов от каждого контракта, значит, минимум десять тысяч. Рейчел сомневалась, что такая сделка имеет смысл. Десять штук – серьезные деньги. А найти действительно полезного человека, способного держать язык за зубами, очень непросто.
Копы всегда работают под прикрытием. Они могут притвориться сообщниками, а потом сцапать ее. Или могут прикинуться клиентом и схватить партнера, а потом, когда ему начнут угрожать, он выкашляет ее имя, как комок шерсти. Реклама через «Солдата удачи», решила она, лучший способ искать заказы – риск тот же, но намного дешевле.
Нынешний наниматель Рейчел был надежным. Она признавала это. Стабильность его заказов с лихвой компенсировала вспышки дурного нрава. Он хорошо платил и обещал еще больше. Но все его заверения – только разговоры. Пустая болтовня. Рейчел не удовлетворится, пока не начнет просеивать парижские ночные клубы в поисках парней или искать приключений на дне трех «хайболлов» на рю де Мартир. Ей нужны новые клиенты.
Мечтания Рейчел прервал телефонный звонок. Она узнала номер и не торопилась, просто чтобы потрепать нервы абоненту. Отпила красного вина из бокала, нажала кнопочку и поздоровалась:
– Я как раз думала о вас, Кимосаби[7].
– У меня есть кое-что для тебя. Не торопись и правильно подойди к этой женщине.
Указание не понравилось Рейчел. Она всегда все делала правильно и гордилась этим. Она выверила голос и ответила:
– Звучит так, будто тут что-то личное.
– В моем бизнесе, Рейчел, все личное.
– Сколько ей лет?
– А есть разница?
– Нет. Но мне интересно, похожа ли она на других.
– Ей семьдесят шесть.
– Ого! Когда она родилась, даже Мертвое море еще не умирало.
Глава 5
16 апреля, среда
Кьюсак стоял в очереди на почту. Его улыбка кривилась вправо. Голубые глаза блестели. Высокие светлые брови изгибались, как два полумесяца. Он был в хорошей форме – восемьдесят килограмм веса, туго натянутые на раму в метр восемьдесят три. Узкие синие джинсы, белая рубашка, твидовый пиджак. Он просто излучал успех.
Но Кьюсаку казалось, что он истекает кровью. На стойке его ждало заказное письмо от «Обслуживания кредитов Литтона». Он отлично знал эту хьюстонскую контору. «Литтон» управлял кредитными портфелями и занимался преследованием неплательщиков.
Кьюсак пропустил последние три платежа. Выбор невелик, если в январе на счету оставалось всего двадцать тысяч. Либо сделать один платеж, либо растянуть оставшиеся деньги на еду, электричество, счета за телефон и прочие необходимые расходы, пока он не найдет работу.
«Кьюсак Кэпитал» скончался. Фонд закрылся в марте. Ничего впечатляющего, вроде «Амарант Эдвайзерс», которые двумя годами раньше потеряли шесть миллиардов. Джимми никогда не управлял активами стоимостью больше двухсот миллионов. Но его компания все равно испарилась, и Кьюсак, как и многие другие потенциальные титаны мира финансов, тихо закрыл ее двери.
Он был очень осторожен, когда создавал компанию. Чтобы продемонстрировать финансовую силу, Кьюсак арендовал офис на шестьдесят первом этаже самого знакового здания мира. Чтобы продемонстрировать умеренность, он приобрел подержанную мебель на распродажах, избегая при этом клена и итальянской кожи, столь любимых другими хедж-фондами. Антиквариат не рассматривался. Ему нужно поменять котел отопления в доме матери, а уж потом тратить сотни тысяч на предметы старины.
Теперь скромность Кьюсака ничего не значила. Блумберговские терминалы, мебель из холла, стол для совещаний на восемь человек – все исчезло. Исчезли телефоны «Циско», самые современные компьютеры, не говоря уже о шикарном пятидесятидвухдюймовом телевизоре. Кьюсак, как и легионы других рухнувших «хеджи», искал работу. Вот только работодатели на этом рынке смотрели на претендентов, как на выскочившие прыщи.
Финансовые компании были напуганы. Легкое снижение Доу, всего два процента за первый квартал, давало неверное представление о нарастающей панике. В феврале 2008-го «Дженерал моторс» заявила тридцать восемь и семь миллиардов убытков за прошлый год. Инвестбанк «Беар Стернс» рухнул, и многие хедж-фонды потеряли последнюю рубашку из-за сомнительных кредитов и прочих проблемных активов. Радоваться нечему – за исключением, возможно, отставки губернатора Нью-Йорка, которая «влистила» культу злорадства, принятому на Уолл-стрит.
С точки зрения Кьюсака, за весь декабрь было одно светлое пятно, один лучик добрых новостей. Сидни и все остальные его сотрудники нашли работу, спасибо последней сделке, которую он заключил с другими фондами. У них с деньгами все в порядке, а значит, Кьюсак может не укорять себя хотя бы за это.
Вот только ему работу никто не предложил.
Сегодня утром юрист Кьюсака рассказал ему, чего ожидать от «Литтона».
– Скорее всего, Джимми, это извещение о необходимости внесения выплаты, мы называем его «письмо про сорок пять дней». За этот срок ты должен заплатить основной долг, проценты и комиссию за просрочку.
– Смитти, а что с дополнительными издержками?
Кьюсак знал ответ, даже не спрашивая своего поверенного.
– Банк должен защищать свои финансовые интересы.
– То есть мне придется оплатить их расходы на юристов?
– Кому-то же придется, – робко ответил Смитти. – Твой кредитор депонировал налоги и страховку?
– Да.
– Тогда тебе придется оплатить и эти расходы, – сказал юрист.
– А если я сейчас не могу выплатить заем?
– А твоя жена? – поинтересовался Смитти.
– Эми ученый, она работает в зоопарке. У нее нет лишних трех миллионов.
– Я говорю о другом. И ты это знаешь.
– Не лезь туда, – рявкнул Кьюсак. – Просто скажи, что будет, если я не заплачу.
– «Литтон» заберет твою квартиру.
– Знаю. – Настроение Кьюсака ухудшалось с каждой минутой. – Каков порядок?
– Сначала всякие туда-сюда. Кредитор подает на рассмотрение суда иск и отправляет тебе вызов. Ты отвечаешь. Они отвечают. Мы представляем документы, они подают на упрощенное судопроизводство. Потом порядок рассмотрения. В конце концов суд подписывает решение об изъятии и продаже. И вот тогда все становится гадко.
– А что может быть хуже?
– Публичный аукцион и объявления в газетах. Учитывая три миллиона ипотеки, «Литтон» позаботится, чтобы весь Нью-Йорк знал об аресте твоей квартиры.
