– Конечно! Действительно, кому какое до этого дело? И вообще, я хочу спать. – Джо широко зевнул, и получилось очень естественно.
– Я тоже. Хочешь чего-нибудь перед сном?
Он хотел многого, неразбавленного виски например, но больше всего – ответов.
– Нет, спасибо. Ты иди спать, а я пробегусь с Тэффи.
Крыльцо утопало в тени деревьев. Лунный свет тонкими стрелами пронзал густую листву и отражался от бутылки виски, взгроможденной на перила. Опершись на один из столбов, поддерживавших крышу, Джо смотрел на узкую полоску сада и удивлялся окружавшему его покою, так противоречившему буре внутри него.
У его ног лежала Тэффи, собака, подобранная им на обочине шоссе десять лет назад. Часы на здании суда пробили полночь, и в ночной тишине эти звуки донеслись даже сюда. Еще как минимум девять часов, и он получит ответы на свои вопросы. Как же убить эти девять часов?
Старушка Тэффи пошевелилась во сне и задергала скрюченными артритом лапами, словно гонялась за крысами. шмыгающими в ее снах. Джо считал себя знатоком снов. Сны мучили его все то время, что он сидел в тюрьме, куда его засадили за убийство Коберна.
Его и Коберна дорожки пересеклись, когда Джо нанялся матросом на эквадорский корабль, шедший в порт Сан-Диего. Как все остальные на борту, Джо прекрасно понимал, что Коберн – животное, но настоящие беды начались на островке в Карибском море, где корабль бросил якорь, чтобы пополнить запасы еды и воды.
Коберн затеял пьяную драку и чуть не забил до смерти местного жителя. Джо вступился, и все бы обошлось, только Коберн неудачно упал и его череп не выдержал. Через пару минут на сцене появилась полиция. У Джо руки были в крови, а рядом в канаве валялись двое, и один из них – труп.
Как вскоре довелось узнать Джо, правосудие в банановых республиках вершится чрезвычайно просто. Особенно когда пострадавшей стороной является местный житель. Джо не успел и глазом моргнуть, как оказался в каталажке, а корабль ушел.
Ему удалось пережить кошмар последующих месяцев только благодаря воспоминаниям о прозрачной воде озера Роузмонт, о чистых простынях, которые мать развешивала в солнечном дворике, о вкусе яблочного пирога, вынутого из духовки. Может, банальности, но его эти банальности спасли от безумия.
А иногда, когда ночь пропитывалась стонами спящих узников, он мечтал об Имоджен в длинном белом платье, вспоминал, как она цеплялась за него, как рыдала в его объятиях и как – благодаря ему – она снова улыбалась. Он задавал себе кучу вопросов: помнит ли Имоджен его? Доживет ли он до новой встречи с ней? И если доживет, не отвернется ли она от него? Но в самых смелых, самых диких своих мечтах он и на мгновенье не представлял, что оставил ее беременной.
А если она забеременела от него, то где ребенок?
Имоджен проснулась около восьми. Мозг, освеженный сном, не желал вспоминать кошмары и страхи предыдущего вечера. Ну и пусть Джо Донелли снова оказался так близко, что можно дотронуться до него. Конечно, она была потрясена. А какая женщина осталась бы равнодушной? И все же надо постараться больше не сталкиваться с ним.
В местной газете сообщалось о распродаже в маленьком городке в двух часах езды от Роузмонта. Прекрасная возможность избежать случайных встреч.
Вернулась Имоджен в пятом часу и направилась прямо в «Укромную Долину». Мать сама открыла дверь и вместо приветствия выдавила после стольких лет разлуки:
– О, это ты, Имоджен.
М-да, такой прохладный прием явно не располагал к поцелуям...
– Да, мама. Как поживаешь?
– Ну, я... удивлена. Когда Молли сказала мне о твоем приезде, я просто не знала, что и подумать.
Имоджен подавила вздох. А чего она ждала? Что ярчайшая звезда высшего общества Роузмонта изменилась и встретит блудную дочь с распростертыми объятиями? С другой стороны, Сьюзен Палмер явно подрастеряла свою знаменитую самоуверенность. Она немного робеет и... неужели нервничает?
– Разве удивительно, что, оказавшись в городе, я захотела тебя увидеть? – ласково спросила Имоджен.
– Но почему сейчас, после стольких лет?
– Потому что нам надо исправить наши отношения, мама, и я... я скучала по тебе.
– Ну... – нерешительно произнесла Сьюзен, – тогда, полагаю, тебе лучше войти.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Имоджен проследовала за матерью в парадную гостиную, где Сьюзен обычно принимала гостей.
– Чаю хочешь?
– С удовольствием. Здесь все еще подают чай в солярий?
– Мой ежедневный ритуал. – Слабая улыбка тронула губы матери. – Как мило, что ты помнишь.
– Конечно, помню. Я так удивилась вчера, узнав, что ты нарушила традицию.
Сьюзен вскочила с дивана, затеребила тройную нитку жемчуга на шее.
– Вчера я... у меня была важная встреча.
Имоджен вдруг заметила, что прошедшие годы не пощадили мать. И, похоже, ей нездоровится.
– Мама, ты болела?
Сьюзен оскорбленно выпрямилась и с возмущением посмотрела на дочь.
– Естественно, нет. Как ты могла такое предположить?
– Ты кажешься усталой.
– Просто много дел, как и у тебя, полагаю. – Сьюзен дернула шнур, болтающийся рядом с камином. – Я прикажу принести чай, и ты сможешь рассказать, как жила с тех пор, как переехала на западное побережье. Ты все еще занимаешься дизайном?
– Да. – Имоджен прошла вслед за матерью в залитый солнечным светом солярий.
Сьюзен с достоинством опустилась на один из диванов и скрестила в лодыжках по-прежнему изящные ноги.
– Я думаю, что с деньгами, которые оставил тебе отец, ты могла бы и не работать.
По ее тону можно было предположить, что зарабатывать на жизнь едва ли достойнее, чем обчищать карманы.
– Мама, мне нравится быть занятой, и я очень люблю свою работу.
– Компания – твоя собственность, дорогая?
– Нет.
– Как странно. Поверить не могу, что кто-то из Палмеров работает по найму. Но ты никогда не оправдывала моих ожиданий.
– Особенно в то лето, когда закончила школу.
Горничная вкатила сервировочный столик. По раздувшимся ноздрям и приподнятым бровям матери Имоджен поняла, что затронутая тема не предназначена для ушей прислуги, и умолкла, полная решимости продолжить дискуссию, как только они снова останутся одни.
– Мама, я вижу, что ты не склонна к воспоминаниям, но я считаю, что мы должны поговорить о прошлом.
– Почему тебе так необходимо копаться в истории, которую лучше забыть?
– Потому что я потеряла не только ребенка. Я потеряла и мать. А ты потеряла дочь. И то, что мы до сих пор не наладили отношения, кажется мне страшным расточительством. – Имоджен обвела взглядом просторную комнату. – Когда-то это был мой дом. Это и сейчас часть меня. Но я столько времени не была здесь!
