Традиционным для русской литературы является отождествление картин природы с определенным настроением и состоянием человеческой души. Этот прием образного параллелизма широко использовали Жуковский, Пушкин и Лермонтов. Эту же традицию продолжают в своих стихах Фет и Тютчев. Так, Тютчев в стихотворении «Осенний вечер» сравнивает увядающую природу с измученной человеческой душой. Поэту удалось с удивительной точностью передать болезненную красоту осени, вызывающую одновременно и восхищение, и грусть. Особенно характерны для Тютчева смелые, но всегда верные эпитеты: «зловещий блеск и пестрота дерев», «грустно сиротеющая земля».
Весьма интересно используется прием образного параллелизма в стихотворении Фета «Шепот, робкое дыханье...» Здесь поэт изображает любовное свидание, которое как бы переплетается с картинами ночного сада, соловьиными трелями и разгорающейся зарей. Природа в стихотворении предстает участницей жизни влюбленных, она помогает понять их чувства и придает им особую поэтичность и таинственность.
Наряду с образным параллелизмом в изображении природы Фета и Тютчева роднят и общие мотивы природных стихий. Это прежде всего описание звезд, моря и огня. В образе звездного неба для Тютчева и Фета наиболее ярко проявляется таинственное могущество природы, ее величие и сила. Поэтому у Тютчева мы читаем такие строки: «Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины...» А у Фета: «И хор светил, живой и дружный, Кругом раскинувшись, дрожал».
Наряду с общими приемами и мотивами поэтов объединяет сходное отношение к природе вообще. Для Тютчева и Фета природа – носительница высшей мудрости, гармонии и красоты. Именно к ней должен обращаться человек в трудную минуту, у нее искать вдохновения и поддержки. «Великой Матерью» называет природу Тютчев. Это же сравнение возникает и в другом его стихотворении, где поэт восклицает: «Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездумный лик – В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...» В свою очередь Фет в своем стихотворении «Учись у них – у дуба, у березы...» предлагает искать примеры для подражания в самой природе, в ее способности возрождаться к новой жизни. К концу жизни Тютчев осознает, что человек является «лишь грезою природы». Природа видится ему «всепоглощающей и миротворной бездной», которая внушает поэту не только страх, но едва ли не ненависть. Над ней не властен его разум, «духа мощного господство». Так на протяжении жизни меняется образ природы в сознании и творчестве Тютчева. Отношения поэта и природы все больше напоминают «поединок роковой». Но ведь именно так сам Тютчев определил подлинную любовь.
Совершенно иные отношения с природой у Фета. Он не стремится «подняться» над природой, анализировать ее с позиций разума. Фет ощущает себя органичной частью природы. В его стихах передается чувственное, эмоциональное восприятие мира. Чернышевский писал о стихах Фета, что их могла бы написать лошадь, если бы выучилась писать стихи. В самом деле, именно непосредственность впечатлений отличает творчество Фета. Он часто сравнивает себя в стихах с «первым жителем рая», «первым иудеем на рубеже земли Обетованной». Это самоощущение «первооткрывателя природы» часто свойственно героям Толстого, с которыми Фет был дружен. Вспомним хотя бы князя Андрея, воспринимающего березу как «дерево с белым стволом и зелеными листьями». У Фета же в стихотворении «Весенний дождь» мы читаем: «И что-то к саду подошло, По свежим листьям барабанит». Это «что-то», конечно, дождь, но для Фета ограничнее назвать его именно таким неопределенным местоимением. Тютчев, пожалуй, такого себе позволить бы не мог. Но для Фета природа в самом деле является естественной средой жизни и творчества. Творческий порыв приходит к нему вместе с пробуждением природы. В стихотворении «Я пришел к тебе с приветом» особенно ясно чувствуется единство тех сил, что побуждают петь птиц и творить поэта: «...Отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь – но только песня зреет».
Будучи близки к идеологии «чистого искусства», оба поэта сделали природу одной из центральных тем в своем творчестве. Для Тютчева и Фета природа является могущественной силой, носительницей некой высшей мудрости и красоты. В их стихах повторяются общие мотивы природных стихий: звезд, неба, моря, огня, зари и т. д. Часто с помощью картин природы эти поэты передают состояние человеческой души. Однако для Тютчева более характерно отношение к природе с позиции разума, а для Фета – с позиции чувства. Но бесспорно то, что оба поэта являются величайшими мастерами пейзажной лирики и их творчество стало определяющим для многих литературных течений русского серебряного века. Едва ли без Фета было бы возможно явление в русской литературе Блока и Мандельштама. Тютчев же стал своего рода «учителем» русских символистов. Так своеобразно преломилась за столетие традиция пейзажной лирики, идущая от Жуковского и Пушкина.
11. «Ум – способность только материальная, душа живет тем, что нашептывает ей сердце...» (Ф. М. Достоевский)
Роман «Герой нашего времени» – первый в истории русской литературы реалистический роман с глубоким философским содержанием. В предисловии к роману Лермонтов пишет, что его роман – это портрет «не одного человека, а портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии».
Печорин жил в первые годы после разгрома декабристкого восстания. Это тяжелые для России годы. Лучшие люди казнены, сосланы в сибирские рудники, другие отреклись от своих вольнодумных идей. Чтобы сохранить в себе веру в будущее, найти в себе силы для деятельного труда во имя грядущего торжества свободы, нужно было суметь увидеть реальные пути борьбы и служения истине. Подавляющее большинство мыслящих людей 1830-х гг. составляли как раз те, кто не сумел или не успел еще обрести эту ясность цели, отдать свои силы борьбе, у кого укоренившийся порядок жизни отнимал веру в целесообразность служения добру, веру в грядущее его торжество. Господствующим типом эпохи был тот тип человеческой личности, который известен в истории русской общественной мысли под горьким названием «лишнего человека».
Печорин всецело принадлежит именно к этому типу. Перед нами молодой двадцатипятилетний человек, страдающий от своей неприкаянности, в отчаянии задающий себе вопрос: «Зачем я жил, для какой цели я родился?» Печорин – не обычный представитель светской аристократии. Он выделяется на фоне окружающих его людей своей незаурядностью. Он умеет критично подойти к любому событию, к любому человеку. Он дает четкие и меткие характеристики людям. Он быстро и верно понял Грушницкого, княжну Мери, доктора Вернера. Печорин смел, обладает большой выдержкой и силой воли. Он единственный бросается в избу, где с пистолетом сидит убийца Вулича, готовый сразить первого, кто войдет к нему. Он не обнаруживает своего волнения, когда стоит под пистолетом Грушницкого. Печорин – офицер. Он служит, но не выслуживается. И когда он говорит: «Честолюбие у меня подавлено обстоятельствами», – нетрудно понять, что он имеет в виду: многие как раз делали в те годы карьеру и «обстоятельства» отнюдь не препятствовали им в этом.
У Печорина деятельная душа, требующая воли, движения. Он предпочитает подставить лоб чеченским пулям, ищет забвения в рискованных приключениях, перемене мест, но все это лишь попытка как-то рассеяться, забыть об угнетающей его огромной пустоте. Его преследуют скука и сознание, что жить так вряд ли «стоит труда». В Печорине ничто не выдает присутствия каких-либо общественных интересов. Дух скептицизма, неверия, отрицания, резко сказывающийся во всем внутреннем складе Печорина, в жестокой холодности его беспощадных афоризмов, говорит сам за себя. И недаром он часто повторяет, что «не способен к великим жертвам для блага человечества», что он привык «сомневаться во всем».
Главная пружина поступков Печорина – индивидуализм. Он идет по жизни, ничем не жертвуя для других, даже для тех, кого любит: он любит тоже лишь для себя, для собственного удовольствия. Лермонтов раскрывает индивидуализм Печорина и рассматривает не только его психологию, а определенную мировоззренческую концепцию жизни. Печорин – подлинное порождение своего времени, времени поисков и сомнений. Он находится в постоянном раздвоении духа, печать постоянного самоанализа лежит на каждом его шаге. «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его», – говорит Печорин. Для Печорина не существует общественных идеалов. Какими нравственными принципами он руководствуется? «Из двух друзей всегда один раб другого», – говорит он. Отсюда его неспособность к настоящей дружбе и любви. Он – эгоистичный и равнодушный человек, смотрящий «на страдания и радости других только в отношении к себе».
