Об этом путешествии в старой и новой историко-географической литературе было высказано много различных мнений. Реальность этого плавания совершенно справедливо была неоднократно подвергнута сомнению. Однако в этом рассказе говорится о том, что к югу от экватора солнце оказывается справа для идущего или плывущего с востока на запад. Как раз эта подробность, в справедливости которой сомневается Геродот, убеждает в реальности наблюдений, положенных в основу рассказа о плавании финикийцев при фараоне Нехо.
Неарх о подобных наблюдениях сообщает при таких географических обстоятельствах, которые исключают их реальную возможность, из одного, видимо, желания убедить читателя в том, что им наблюдались физические явления, характерные для экваториальной Африки. Замечание о положении солнца, сделанное в рассказе о финикийцах фараона Нехо, в какой бы связи оно ни находилось именно с этим рассказом, свидетельствует все же о подлинном наблюдении, когда-то произведенном жителем Северного полушария в полушарии Южном. Вполне допустимо, впрочем, что имя фараона Нехо фигурирует в рассказе лишь потому, что при нем, как позднее при персидском царе Дарии, предпринимались работы по расчистке и восстановлению канала между Нилом и Красным морем. Работы эти, несомненно, были продиктованы нуждами мореплавания по Красному морю, а может быть, и Индийскому океану.
Но такие подробности Геродотова рассказа, как трехгодичная продолжительность плавания, с перерывами для посева и получения урожая хлебных злаков, могут быть приняты лишь как романически-сказочные. Нельзя при этом не напомнить читателю, что соответственно библейскому рассказу, приведенному выше, плавание в Офир также отнимало три года. С посевом хлебных злаков во время длительного морского плавания вдоль африканского побережья нам еще также предстоит встретиться в описанном ниже и в столь же малоправдоподобном рассказе о плавании кизикенца Эвдокса. Таким образом, отмеченные подробности оказываются принадлежностью определенного жанра повествований о морских плаваниях, чем подтверждается их вымышленный характер. Тем не менее обращает на себя внимание, что в основе этих сказочных подробностей все же лежит какой-то более или менее определенный, реальный навигационный опыт. Вполне допустимо, что он был связан с плаваниями по Индийскому океану. Во всяком случае, эти и схожие с ними подробности встречаются в сообщениях о плавании по Индийскому океану, начиная с таких отвлеченных и явно романизированных сообщений, как рассказ Геродота о плавании финикийцев, и кончая настолько обстоятельным и конкретным отчетом, как Неархово описание похода македонского флота.
Плавания Эвдокса
Конкретность описания плавания из Индии в Иран предстает особенно отчетливо при сравнении с сообщениями Страбона о плаваниях Эвдокса — грека из малоазийского города Кизика, — якобы имевших место во второй половине II века до н. э. Правда, Страбон сам не признает достоверности этих плаваний, но все же описывает их со слов своего предшественника, греческого философа, астронома и географа Посидония (135—50 до н. э.), приводя большое количество различных подробностей, скорее, однако, романтического, чем географического порядка.
Страбон, «География» (И, 3, 4): «Посидоний рассказывает, что некий Эвдокс из Кизика прибыл в качестве теора [священного посла] и спондофора [посла для заключения мирного договора] на Корейские игры [празднества в честь сельскохозяйственной богини Коры — Персефоны] в Египте, в царствование Эвергета II [Птолемея Фискона, царствовавшего со 146 по 117 год до н. э.]; он был представлен царю и его приближенным, которых расспрашивал в особенности о способе плавания вверх по Нилу, как человек, интересующийся особенностями этой страны и не без сведений об этом предмете.
В то же время случилось, что какой-то индиец был приведен к царю стражами Аравийского залива, которые сообщили, что они нашли этого человека полумертвым, одного на корабле, но не знают, кто он и откуда, потому что не понимают его языка. Царь передал его неким лицам, которые должны были обучить его греческому языку. Научившись по-гречески, индиец объяснил, что он, плывя из Индии, заблудился и спасся лишь один, потеряв всех спутников, которые умерли с голоду. Так как в его рассказе усомнились, он обещал указать водный путь в Индию тем, которым царь поручит отправиться туда; в числе последних был и Эвдокс.
Отплывши туда с дарами, он по возвращении привез взамен их различные благовония и драгоценные камни, из которых одни приносятся реками вместе с песком, другие же добываются из земли, образовавшись из жидкостей, как наши кристаллы. Но Эвдокс обманулся в своих надеждах, потому что Эвергет отнял у него все товары. По смерти Эвергета его жена Клеопатра получила царскую власть. И она снова послала Эвдокса, на этот раз с большими приготовлениями. На обратном пути Эвдокс был занесен ветрами в страну, находящуюся далее к югу от Эфиопии.
Приставая к некоторым местностям, он располагал к себе жителей подарками: хлебом, вином, фигами, которых там не было. За это он получал от них воду и проводников, причем записал также некоторые слова туземного языка. Он нашел там оконечность передней части корабля, уцелевшую от кораблекрушения, на которой был вырезан конь, и он посредством расспросов узнал, что кораблекрушение потерпели прибывшие с запада. Отправляясь в обратный путь, он взял с собой этот обломок.
Когда он прибыл в Египет, где царствовала уже не Клеопатра, а ее сын, у него снова отняли все, да еще и уличили в присвоении себе некоторых вещей. Он понес на рынок фигурный нос корабля и узнал от моряков, что это обломок гадесского[17] корабля. Ему рассказали о том, что гадесские купцы снаряжают большие корабли, а бедные жители — маленькие, именуемые ими «конями», по изображениям на носу их кораблей. На этих маленьких кораблях они отправляются на рыбную ловлю к берегам Маврузии [современное марокканское побережье], вплоть до реки Ликса [эта река, по данным, приводимым ниже, отождествляется с рекой Уэд-Дра]. Некоторые из матросов узнали эту оконечность корабельного носа: она принадлежала одному из кораблей, заплывших далее Ликса и более не возвращавшихся. Эвдокс из этого заключил, что плавание вокруг Ливии возможно.
Вернувшись домой, он погрузил все свое имущество и вышел в море. Прежде всего он прибыл в Дикеархию [греческая колония, римские Путеолы, современные Поцциуоли в Неаполитанском заливе в Италии], потом в Массалию и далее в различные пункты по берегу, вплоть до Гадеса. Везде, куда он ни приезжал, он рассказывал о своем предприятии и, набравши торговлей достаточно средств, построил один большой корабль и два буксирных судна, подобные пиратским лодкам; посадив на них девушек-музыкантш, лекарей и разных ремесленников, он отправился наконец морем в Индию, пользуясь постоянными западными ветрами.
Когда его спутники были утомлены плаванием, он неохотно пристал к берегу, опасаясь приливов и отливов. И действительно, произошло то, чего он и опасался: судно село на мель, но не резко, так что оно не погибло немедленно; товары, большая часть бревен и досок были выгружены на сушу. Из них Эвдокс соорудил третье судно, почти равное по величине пятидесятивесельному кораблю. На нем он продолжал путешествие, пока не прибыл к народу, говорившему на том самом языке, слова которого были им записаны прежде. Благодаря этому он узнал, что живущие там люди принадлежат к тому же племени, что и другие эфиопы, и что они соседят с царством Богоса [мавританский царь, живший на рубеже II–I веков до н. э.].
Прекратив путешествие в Индию, он возвратился назад. На обратном пути вдоль берега заприметил он пустынный островок, обильный водой и растительностью, и обозначил его положение.
Высадившись благополучно в Маврузии и распродавши свои суда, он пешком отправился к Богосу и советовал ему предпринять морскую экспедицию. Но друзья царя убедили его в противоположном [мнении]: они навели на царя страх, что вследствие этого Маврузия станет подвержена вражеским нападениям, потому что будет открыта дорога для тех, кто пожелал бы напасть на нее. Когда же Эвдокс узнал, что его посылают в плавание лишь на словах, а на самом деле хотят отправить на некий пустынный остров, он бежал в римские владения, а оттуда в Иберию [Испанию]. Снарядивши снова «круглое» судно [стронгил — небольшое греческое парусно-весельное судно, пригодное лишь для каботажного плавания] и длинное пятидесятивесельное, для того чтобы на этом плавать в открытое море, а на первом обследовать берега, он погрузил на них земледельческие орудия, семена и, взявши также плотников, отправился в ту же экспедицию, намереваясь, если плавание затянется, перезимовать на замеченном им раньше острове, произведя посев и собравши плоды, и завершить задуманное им плавание»[18].
