И, разъяренный, схватил куртку, впрыгнул в ботинки и, даже не закрыв дверь, умчался вниз по лестнице.
— … — повторила Викторка новое выражение, выученное сегодня. И родители, вместо того, чтобы ругаться, вдруг заржали, как ненормальные.
— Согласись, что у нее отменное чувство языка, — смахивая выступившие от смеха слезы, сказала Лара. — Это хоть и грубо сказано, но очень сейчас уместно.
— Я даже немного расстроен, что ругаться на русском она начала раньше, чем на чешском, — хмыкнул Мирек.
— … — тут же выдала Викторка, и ее милое личико выглядело абсолютно невинно: типа хотели на чешском, вот вам и на чешском тоже.
— Мирек!
— А я что? Я вообще дома на чешском не ругаюсь.
— Это деда говолил, — заметила Викторка.
— Мирек!!!
— Ну что я-то опять? Все вопросы к папе.
— Но ты…
Мир заткнул поцелуем Ларино возмущение и крепко ее обнял. Викторка тут же подбежала к родителям, ласковым котенком вжалась между ними и затихла.
— Как думаешь, получится у них? — тихо спросила Лара у мужа.
— Сегодня же Рождество. Должно получиться.
Глава 6
Антон выскочил на улицу, готовый бежать, искать, догонять, и поэтому даже растерялся, когда понял, что ничего этого не требуется — Настя была тут. Стояла спиной к нему и молчала.
— Насть…
— Уйди, а? — попросила она дрогнувшим голосом, но не повернулась. И он сразу понял почему.
Подошел ближе, заглядывая в лицо, которая Настя упорно от него прятала, но Антон уже успел увидеть блестящие дорожки слез и закушенные губы. И сердце болезненно заныло, как всегда, когда ей было плохо.
— Прости, я просто не ожидал тебя увидеть. И поэтому нагрубил. Ты…иди к ребятам, ладно? Ну не одной же на Рождество оставаться. А я уйду сейчас, не переживай.
— К ней пойдешь, да? — тускло спросила она, шмыгая носом.
— К кому? — не понял Антон.
— Ну к девушке своей. Моника ее вроде зовут.
— Насть, да нет у меня никакой девушки, — искренне удивился он. — И с чего ты вообще…
— Я видела твой инстаграм, — выпалила она. — Да, да, я когда полетела в Прагу, почему-то подумала…ну вдруг еще можно что-то… Нашла тебя в соцсетях, а там ты. С ней. Обнимаешься на фотографии. Рядом с наряженной елкой.
Антон вдруг очень невежливо фыркнул.
— Насть!
— Что? — огрызнулась она. — Да, мне неприятно! Особенно когда ты лезешь целоваться, а сам в это время с кем-то встречаешься. А учитывая, что ты не способен к интрижкам, это у тебя явно серьезные отношения. Скажешь нет?
— Скажу, что ты как была невнимательной, так и осталась, — Антон усмехнулся и легко провел рукой по ее плечу, стряхивая снег. — Это фото с прошлого года. С прошлого Рождества, Насть. Мы с Моникой расстались в январе. Уже год почти прошел.
— С прошлого? — растерялась она. Антон тут же открыл инстаграм и сунул ей под нос телефон, зная, что на слово она не поверит. Настя мельком глянула на дату и страдальчески заломила бровь.
— Но это последнее фото у тебя в профиле! Ты год ничего не публиковал?
— Ну да, — пожал плечами Антон.
— Я могла бы догадаться, — пробормотала Настя себе под нос. — Ты же всегда терпеть не мог фоткаться. А вот аккаунт, куда ты периодически что-то пишешь, без фоток, наверняка у тебя где-то есть.
— Есть, — кивнул Антон. — В твиттере.
— Где? — Настя расхохоталась. — Серьезно?! Боже, это же прошлый век, Антон!
— В Чехии нет, — упрямо ответил он. — Тут у многих твиттер.
— Что еще раз доказывает, что вы застряли в прошлом веке, — Настя с мягкой насмешкой посмотрела на него.
— А нам нравится!
— Не сомневаюсь!
Они пикировались привычно, легко, как раньше, когда обожали вот так подкалывать друг друга, и с каждым словом подходили все ближе, ближе, пока наконец не замерли на расстоянии поцелуя. Настя первой потянулась к нему, но Антон удержал ее за плечи. Он ведь думал, что, говоря про серьезные отношения, она имела в виду себя, а получается, думала про него. Значило ли это, что Настя свободна? Скорее всего да, но хотелось бы быть уверенным на сто процентов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А ты? — требовательно спросил он. Она поняла.
— Я одна, Антош. Я думала, ты и так уже догадался.
— Больше не одна, — уверенно сказал он и коснулся ее губ. Сначала нежно, только обозначая поцелуй, а потом жарко, сильно, будто пытаясь отдать все, накопившееся за годы без неё. Зачем они вообще это придумали — быть отдельно? Это же глупо. Это же плохо. В этом же нет совершенно никакого смысла!
— Антош, — словно в бреду шептала Настя, лихорадочно гладя его лицо, волосы, руки, спину. — Я точно не сплю? Это ты? Это правда ты?
— Это я, Насть. Правда я.
Антон не знал, сколько они так стояли, целуясь и нашептывая друг другу горячие нежные слова. Он потерял счет времени и пришел в себя только тогда, когда понял, что Настя в его руках как-то особенно сильно дрожит, практически трясется.
— Ты замерзла?
И тут же понял, что глупо спрашивать — ну, конечно, замерзла. В этом мокром от снега пальто, в тонких ботиночках и своей красивой, но абсолютно не греющей шляпе, которая уже давно сбилась куда-то к затылку.
— Пойдем, — он потянул ее к дверям и позвонил в домофон. — Впускайте нас! Еще не всю еду, я надеюсь, съели?
Лара с Миром ни слова им не сказали, как будто не было ничего удивительного в том, что Антон с Настей отсутствовали почти час, а вернулись вдвоем с одинаково глупыми улыбками на счастливых лицах. Хозяева тут же усадили их за стол, втянули в разговор и только едва заметно улыбались, когда гости запаздывали с ответами, так явно зависая друг на друге, что это заметила даже Викторка. Она попыталась влезть между сидящими на диване ребятами, желая оттеснить незнакомую тетю, претендующую на ее любимого дядю Антона. Но Лара это тут же пресекла и забрала маленькую ревнивицу, усадив к себе на колени.
Весь вечер рука Антона лежала на Настиной талии, но Настя явно не была против. Наоборот: жалась к нему, ластилась, касалась невзначай и даже пила с ним из одного стакана.
— Эй, ребята, номер снимите, — заржал в какой-то момент Мир, когда эти двое вдруг настолько голодно друг на друга уставились, что даже ни разу не стеснительного Мирека пробрало. Он и пошутил-то в большей степени для того, чтобы от этой неловкости избавиться.
— У меня есть номер, но он двухместный, — машинально ответила Настя. — Я там вдвоем с другой стюардессой живу.
И ужасно покраснела, вдруг сообразив, на что намекал Мирек.
— Мир! — одернула его Лара, но ее глаза смеялись. Она, конечно, им сочувствовала, но в то же время была невероятно за них рада. Настя ей всегда нравилась — все же за десять лет общения, пусть даже и в формате не такой частой переписки, можно неплохо узнать человека. А уж увидеть таким счастливым Антона вообще было её заветной мечтой. Она знала, какой он замечательный, и всегда искренне переживала, что он никак не найдет себе «ту самую». Когда они расстались с Моникой, по-моему, именно Лара страдала больше всех. Даже больше Антона и самой Моники. А оказывается, дело было в той загадочной Насте, которая настолько хорошо подходила ее другу, что на этом месте невозможно было представить кого-то еще. Настя с Антоном складывались друг с другом как пазлы — соединяясь в единую гармоничную картинку, от которой на душе становилось хорошо и хотелось верить в чудо. В рождественское чудо.
Было уже далеко за полночь, но в двухместном номере, который они сняли в том же отеле, где остановилась Настя, до сих пор не спали.
— Я всегда так боялась, что, если мы продолжим встречаться, то рано или поздно настанет момент, когда я просто не смогу тебя оставить. И поеду куда угодно и буду делать, что угодно, лишь бы быть с тобой, — задумчиво сказала Настя, переплетая свои пальцы с его и укладывая их соединенные руки себе на грудь.
Антон замер. Теперь все становилось чуть более понятно.
— И что? — осторожно спросил он.
