Позже, когда они уже достаточно созрели для восприятия тариката — суфийского пути к познанию истины, их духовными наставниками стали святой шейх Магомед Ярагинский и потомок Пророка Джамалуддин Казикумухский.
Была у Шамиля и своя тайна. После долгих бдений над книгами, после головокружительных зикров, а порой и во сне — ему представлялось, будто он дошел до края горной страны, за которой начинался новый, пленительной красоты мир. И над разделявшей их бездонной пропастью вдруг появлялся светлый мост. Но как только Шамиль решался ступить на него, мост исчезал и возвращалась реальность. В бесконечных дервишских странствиях Шамилю много раз казалось, что он вот-вот найдет этот чудесный мост. Он шел все дальше, поднимался к самым вершинам Кавказа, он почти уже видел его, но мираж всякий раз ускользал от него, тая в туманной дали.
Он видел аулы, разрушенные завоевателями, и леса надмогильных камней, продаваемых в рабство детей и женщин, вырубленные сады и сожженные поля. Видел крепости, построенные на отнятых у горцев землях. Видел дьявольский оскал кровной мести, губившей целые племена. Видел голод и страдания простых людей. Но видел и несомненную решимость горцев защитить свою родину и свободу, честь и достоинство, веру и справедливость. В горах зрела ненависть к ханам и прочей знати, деспотизм которых покоился на царских штыках и обретал уже невыносимые размеры.
Горы были полны преданиями о деяниях шейха Мансура, о царских генералах, подавлявших восстания на Кавказе.
Но народы гор были разобщены, вера колебалась, знания превращались в отвлеченную науку.
Казалось, будто несокрушимый Голиаф явился погубить Кавказ, не ожидая встретить своего Давида.
Проконсул и император
Политический мир был охвачен интригами и беспрерывной переменой интересов. Европейские державы то провоцировали восточные державы к войне против России, то занимались совершенно противоположным. Но разгромив в 1812 году Наполеона, а заодно и Персию, Россия формально включила в свою территорию почти весь Кавказ. Однако это еще не означало полного владычества.
В просвещенных кругах периодически рождались проекты мирного и взаимовыгодного привлечения горцев к жизни под покровительством империи. Предлагались политические меры, способные укрепить позиции России на беспокойном Кавказе. Предрасположены к этому были и сами горцы, не раз спасавшие своих соседей от вторжений восточных завоевателей. Но в эйфории победы над Наполеоном казалось, что подобные задачи проще решать силой оружия.
Окончательное покорение Кавказа было поручено генералу от инфантерии Алексею Ермолову. С его появлением на Кавказе политика России в этом крае приняла новое направление.
Назначенный главноуправляющим в Грузию и командиром Отдельного Кавказского корпуса, Ермолов был с восторгом встречен войсками.
Рано вступивший на военное поприще, Ермолов в 15 лет уже был гвардейским капитаном. В 17 {2} — отличился в Польском походе Суворова. Затем он воевал в Италии против французов, находясь при командующем австрийскими войсками генерале Девисе. Оттуда Ермолов впервые попал на Кавказ, где под началом графа Зубова ходил на Дербент и к Гяндже. В 19 лет он стал майором и лелеял мечту сделаться проконсулом Кавказа, который столь ему полюбился, что Ермолов задумал сделать его спокойным и весьма доходным краем России.
Однако с воцарением Павла судьба Ермолова резко переменилась. Вслед за попавшим в опалу фельдмаршалом Суворовым тень пала и на Ермолова. За вольнодумство он оказался в Петропавловской крепости, а затем и в ссылке. Новый император Александр I вернул его, но доверил лишь конно-артиллерийскую роту, предоставив Ермолову вновь добывать утерянное «с конца своей шпаги». Ермолова это не смутило и он с лихвой возместил утраченное, отличившись в Аустерлицком сражении 1805 года, после которого карьера его резко пошла в гору. Своими воинскими талантами он заслужил золотую саблю за храбрость, новые чины и высокие награды. Бородинская битва, в которой раненый Ермолов отбил у французов батарею Раевского, сделала его народным героем, о котором Кутузов говорил: «Он рожден командовать армиями».
Ермолова, блистательно закончившего наполеоновскую кампанию взятием Парижа, прочили в военные министры. Однако император указом от 6 апреля {3} 1816 года назначил его главнокомандующим в Грузию, а заодно и чрезвычайным посланником в Персию.
Ермолов явился на Кавказ с грандиозными планами переустройства края, но обнаружил, что со времен зубовских походов здесь мало что изменилось. Русское владычество не выходило за пределы крепостей, а о покое на Кавказе по-прежнему оставалось только мечтать. К тому же Персия требовала назад отнятые провинции, которые ей обещал вернуть Александр I.
Ермолов отправился в Персию, усмотрел слабость шаха и нашел, что возвращать земли вовсе не обязательно. Слава Ермолова, его грозный вид и решительные манеры привели к тому, что шах сам отказался от своих притязаний. Считая этот вопрос решенным, Ермолов принялся за радикальные преобразования на Кавказе.
Началось бурное строительство, повсюду развивались торговля, ремесла, фактории. Для примера хозяйствования на Кавказе были поселены колонисты из Вюртембергского королевства — родины матери императора Марии Федоровны. На европейский лад устраивались курорты на минеральных водах. Виноделие ставилось на промышленную основу. В прикаспийских владениях поощрялось шелководство, ковроделие, добыча марены, зарождалась нефтяная промышленность.
Ермолов чтил великих героев и внимательно изучал их деяния. Порой он представлял себя предводителем аргонавтов, явившихся на Кавказ за золотым руном. В отличие от Ясона Ермолов не собирался возвращаться назад. Но уроки того знаменитого набега Ермолов усвоил прилежно. Зубы дракона, которым царь Колхиды велел Ясону засеять поле, проросли лесом могучих воинов. Но хитроумный аргонавт бросил в их гущу камень, вынудив воинов драться между собой. Тем самым он открыл будущим претендентам на кавказский престол великий секрет, заключавшийся в том, что овладеть Кавказом можно лишь разделив его народы и посеяв между ними вражду.
Для развития края необходимо было спокойствие, и Ермолов взялся наводить его железной рукой. После головокружительных успехов в Европе он не считал нужным принимать в расчет чьи-либо интересы, не сходные с интересами империи. «Кавказ,— считал он,— это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо штурмовать ее или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
