И отрабатывала бы за все те дни, что мой парень лежал в отключке!
Я ведь даже дрочить нормально по ее милости не мог!
Перед глазами была она. Обнаженная, на белых простынях, с костром волос.
Вот она поглаживает свою грудь, приподнимая ее, чуть сдавливая, лаская. Потом уделяет внимание соскам, берет палец в рот, а потом проводит этим пальцем по упругим вершинкам. Потом одна ее рука тянется вниз, туда, где розовеют нежные складки выбритого лобка. И прячется ее маленькая веселая кнопочка, которая позволяла мне управлять ее оргазмами.
Она начинает ласкать себя. И я ласкаю себя, глядя на нее. А потом…
А потом, появляется этот ее белобрысый гандон - ее бывший, Трошин - и все портит.
Сука.
Что б тебя…
Воспоминания о моих грязных и несостоятельных мечтах заставили жилы на моей шее вздуться от ярости.
А фея все так же лежала на полу. С кровоточащей коленкой.
И смотрела на нас снизу вверх.
Но почему-то мне казалось, что все наоборот. Она смотрит сверху вниз...
Хорошая позиция получилась. Идеальная просто.
- Больно, Наташ?
Она ведь поняла, что я не о коленке?
Я же «считывал» этот ее взгляд, как у затравленного олененка! Вот кто тут сама невинность! Прекрасно играла роль! Мышке Варюшке и не снилось!
Еще ресничками похлопай до кучи!
Да, да, я видел, какой у неё был взгляд, когда она заметила на террасе меня и Мышку! Ей казалось, что мы ее не заметили!
Мышка, может, и не заметила.
Но я не мышка.
Я все увидел. И никого ни с кем не перепутал, в отличии от некоторых.
Зрение у меня прекрасное!
Если я вижу, как кто-то трахается или целуется - я вижу кто это! Прекрасно вижу!
Так что...Терпи, Наташ, терпи! Атаманом станешь…
Больно, когда разбивают сердце да?
Даже когда сердца нет.
Она еще и язвить умудрялась, истекая кровью!
«Спасибо, что помог!»
Да, я не подал ей руки, потому что…
Потому, что если бы подал, если бы коснулся ее, не знаю… сломал бы точно!
Или...
Не хотелось думать что было бы если бы я осмелился до нее дотронуться.
Фак.
Мы с Мышкой зашли в дом.
- Андрей, мне кажется твоя мама уже давно всех звала, пойдем к столу?
- Иди. Я сейчас.
- Ты куда?
Я удивленно поднял бровь. Что за вопросы, мышка? Тебе не кажется, что ты что-то попутала? Видимо, мышке не казалось, ну, ладно, что ж…
- Милая, кажется, мы договаривались, что ты не будешь задавать подобных вопросов! Никогда.
Надула губы.
Куда же больше-то? Я и так знал, что у нее там миллилитров пять гиалуронки! Она еще хвасталась секретарю, что сделала по дешевке, как модель для мастера и «совсем не видно, что сделано, да?» Ошибаешься, мышь, все видно. Ладно, дуй свои губы пока я добрый…
Я отправил ее в сторону столовую мягким шлепком по упругой попе – без всякого удовольствия, каюсь! А сам…
Меня, наверное, инопланетяне похитили, потому что я открыл шкаф на кухне – точно знал, что у мамы там аптечка, обжегся, когда мы с Алексом и них дворе прошлым летом мясо жарили. Схватил, что там надо? Перекись, салфетки стерильные, где-то еще должна быть мазь. но ее нет...
Надо было мне ей помогать, а?
Видел же, что еле слезы сдерживала.
Да уж, содрала прилично, кровь текла ручьем.
И я как садист поливал перекисью, зная, как ей больно!
Мне тоже больно, зараза рыжая! Очень больно!
В груди. Окаменело все.
И ничего не хочется.
А она снова язвила, огрызалась.
Не она сдала инфу о том, что мы расстались в желтую прессу? Интересно, а кто тогда? Может, Трошин этот «еёйный» - как любила с издевкой говорить моя бабушка?
Почему нет? С этой падлы белобрысой станется!
И любовницей она моей не была. Тут – ладно – погорячился.
Не была.
Любимой женщиной была.
Которая, как оказалось, совсем мне не верила и при первой же проблеме взяла и соскочила на коленочки к бывшему!
И чулки ей не белье?
Да мне по хрену, Наташа!
По хрену!
Только почему этот аромат так давит? Сводит с ума, мозги плавит…
Мать твою, да что же делать то?
Пошло оно все нах...
***
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я сорвался. Запустил руку в огненную гриву, притянул жестко.
Губы. Мои. Все мои. Сочные, влажные, с ароматом диких цитрусов, или персиков. Натуральные. Без гиалуронки.
Я мог бы целовать их всю ночь, и ведь день и еще ночь. Облизывать, покусывать, изучать недра…Обвивать языком ее язык. Наслаждаться.
Фак! Как же мне было хорошо!
Я уже представлял, как опускаю ее на этот узенький плетеный диванчик, развязываю поясок – она надела платье с запахом, насыщенно-зеленого цвета, цвета травы, мы вместе купили его в бутике у Киры, подруги моей сестрицы Даши. Купили тридцатого декабря, перед самым Новым годом.
Выбирали наряд, чтобы пойти в гости к моему брату, а потом занимались любовью в примерочной куда я ее утащил – так получилось, что в магазин зашла моя бывшая, и я ничего лучше не придумал как уйти с моей феей в отдельный кабинет, а там, разумеется, не смог удержаться, потому что…
Потому что рядом с ней мне вообще трудно было сдерживаться.
Мне все время хотелось к ней прикасаться. Даже мельком, мимолетно. Держать руку на ее талии, проводить ладонью по плечам, спине, рукам. Сплетать пальцы.
Прислонить ее к стене, пригвоздить. Связать руки, закрепить их у нее над головой – почему я так ни разу и не додумался ее связать? Мне ведь хотелось! Думаю, и фея была бы не против.
Медленно спустить ее бюстик, обнажая соски с крупными розовыми ореолами, рывком сорвать трусики – те самые от Агента Провокатора, из специальной коллекции для эротоманов и фетишистов, которые повернуты на том, чтобы уничтожать белье.
Опуститься перед ней на колени, раздвинуть ноги и… просто уткнуться в эти мягкие, горячие, ароматные складки…
Фак!
Что я буду делать с гребанной эрекцией я не знал.
Использовать как вариант Мышку? От этой мысли меня передернуло.
Я не хотел Мышку.
Я хотел Наташку.
Рыжую заразу, которая засела в моей голове, со своими сосками, коленками, роскошной задницей, села и ножки свесила.
Дразня, словно зазывая – потрогай, коснись меня!
И я хотел ее касаться. Очень.
Словно, если я не буду трогать ее – она исчезнет.
Но она исчезла независимо от того трогал я ее или нет.
Что же я делал? Зачем целовал ее?
Я ведь запретил себе думать о ней?
Но почему я это сделал? Ведь ее так приятно целовать!
И мой член, который рядом с другими лежал в глубоком обмороке, стоял по стойке смирно с той минуты, как я увидел фею на террасе…
Нет.
К хренам.
Стоп, Устюгов! Тормози, Андрей!
Просто тормози!
Мне самому страшно от того, насколько я «влетел».
Этого не должно быть. И повториться не должно.
Поэтому я сказал ей:
- Я не хочу тебя видеть, Наташа, это понятно? Можешь мне подарить такое счастье?
Мне было нужно от нее совсем другое счастье.
Но…
Видимо, в прошлой жизни.
Я вышел, оставив ее одну.
С окровавленной коленкой и в рваных чулках.
Она выглядела такой потерянной и несчастной.
Она что-то чувствовала?
Разве она могла вообще что-то чувствовать?
Разве может что-то чувствовать тот, кто растоптал чувства другого?
Чувства, чувства, чувства!
Тормози еще раз Устюгов!
В твоем лексиконе и раньше не было этого слова.
Чувства...
Зачем оно тебе теперь?
Глава 5.
Я с замиранием сердца подошла к двери.
Сердце готово было остановиться. Как назло вспомнила, как тогда Капитан Америка заявился, и спалил меня с Трошиным и с пина коладой.
Правда, сейчас я была и без Трошина и без пина колады. Правда с "Бейлисом".
Осторожно посмотрела в "глазок".
