Рейтинговые книги
Читем онлайн Рубежи - Михаил Аношкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 39

Серега далеко не убежал. Удар по спине, видимо, был силен, и Головинцев свалился в траву, корчась от боли. Войско его притихло. Глазок заорал:

— Чё, получили сдачу? Алля-лля-я!

— Теперь тикать! — сказал Бессонов и первым набрал скорость.

Отдышались у графитовой фабрики. Свалились на полянку, успокоили дыхание, дали роздых ногам.

Конечно, не всегда мы выходили победителями из схваток. На войне как на войне. Доставалось и нам. И синяки зарабатывали, и улов теряли. Улов-то еще ерунда. Хуже, когда оставались без крючков. Рыболовные крючки ценились на вес золота. В магазинах их не продавали. Покупали у старьевщика, прижимистого татарина.

Занимались и охотой. Ружья у нас были. После гражданской войны старые трехлинейные винтовки переделывали на дробовики. Высверливали стволы до двадцатого калибра, расширяли казенник. Вот и дробовик. Все остальное как у винтовки — и затвор, и приемный магазин, и приклад. Такой дробовик был и у моего отца. Пользоваться им он мне разрешал. Обычно, когда я возвращался из леса, отец проверял, чистил ли я ствол после стрельбы. Если нет, то говорил:

— Портится ружье-то. Ты уж лучше не бери, коль лень чистить, а то ведь ни тебе, ни мне.

Весной бывали на Разрезах. В половодье вода заполняла ложбинки и болота. В них отдыхали перелетные утки. Но удача не часто баловала нас. К болоту бесшумно подойти невозможно, а в скраде сидеть муторно.

Осенью охотились на рябчиков и копалух, а позднее — на белку.

Однажды мы с Глазком забрались далеко в Урал, к Осиновой горе. Набродились до гудения в ногах. Вдруг, откуда ни возьмись, гроза накатила, да свирепая такая. Вмиг кругом потемнело, словно ночь наступила, и полил дождь. Да что там дождь — ливень! Прихватил он нас на горе — ни леса, ни кустарника. На наше счастье неподалеку навис козырьком камень-шихан. Туда мы и нырнули. Ливень нас не доставал, зато щедро обдавало водяной пыльцой. Внизу присмирел под ливнем темный лес. Дальняя гора укуталась в серую тучу. Мокрое небо чуть ли не за шихан цеплялось. А гром рокотал так басовито и раскатисто, что мурашки по коже бегали.

Гроза пронеслась так же быстро, как и накатила. Брызнуло радостное солнце — и лес, и трава, и камни заискрились, заиграли радугой. И такая буйная радость охватила нас, что, не сговариваясь, заорали, что есть мочи:

— О-го-го-го-го-о-о! Ага-га-га-га-а-а!

И понесся наш вопль по распадкам и логам, по лесам и еланям. Зазвенел в выси чистым эхом:

— Ага-га-а-а-а-а-а!

А потом пели песни.

В другой раз, осенью, мы, уже втроем, забрели в эти места и решили заночевать. На еланях островерхо высились зароды сена. Обычно в их основании шатром ставили распорки, благодаря которым внутри каждого зарода образовывалось что-то вроде балагана. Туда можно было залезть через отверстия, оставлявшиеся для вентиляции. Сено с Урала вывозили зимой, по снегу. В холодное время балаган в зароде — самая лучшая лесная гостиница: тепло, сухо и ветер не продувает.

На ночевку мы остановились на покосном становище. Тут и камни для костра остались на месте с лета, и дрова запасливыми хозяевами заготовлены впрок, и шалашик из ветвей сохранился, и зароды рядом — спать можно и в них.

Разложили костер. Тьма отступила, лес загустел. Расселись на чурбаках возле огня. За день-то и не сосчитаешь, сколько отмахали. Думали, дотянем до становья и замертво уснем. Но темнота вокруг костра, россыпь звезд на густо-синем небе настроили на романтический лад. Колька Глазок стал вспоминать слышанную где-то историю о том, как в теплых океанных краях моряк очутился на необитаемом острове — вот житуха, наверное, была! А Бессонов сказал, что это пустяк, книжка про то есть, «Робинзоном» называется. А слышали мы или нет, что одному слону человечий мозг пересадили — вот это чудеса! Потом про японцев говорили. В те годы появились кинофильмы о стычках на дальневосточной границе, и все мы кипели ненавистью к самураям. Мне приморские края виделись совершенно необыкновенными: и природа там непонятная, раз дикий виноград растет и водятся тигры, хотя и морозы знатные; и люди особенные — непугливые в опасности, добродушные и хлебосольные, но хитрые и непримиримые к врагу. Я тогда как раз прочитал «Дерсу Узала». В тот вечер на становье прибился врач Сергеев, заядлый охотник. Человек он был в Кыштыме известный. Нас, конечно, не помнил — мало ли таких огольцов лечилось у него?

— Не выгоните? — спросил Сергеев, присаживаясь на пенек, чуть поодаль от костра.

— А чё выгонять-то? — удивился Бессонов. — Места хватит.

— Не боитесь одни? — Сергеев уложил к ногам берданку, снял ягдташ. В нем что-то пучилось — добыча, наверное.

Мы переглянулись — зачем такой наивный вопрос? Мы себя детьми не считали. Если б боялись, разве сидели бы у костра, в глухомани, в нескольких десятках километров от ближайшего жилища? Врач, видимо, угадал наши мысли, улыбнулся:

— Ну, ну! Подстрелили что-нибудь?

И снова спросил, по нашим понятиям, не то. Нельзя рыбака про улов спрашивать, пока он не кончил. Разве можно ответить прямо — поймал, мол, двадцать штук. После этого удачи не будет. Верная примета. То же и на охоте. Есть у нас трофеи или нету — дело наше.

Сергеев сказал:

— А я двух рябчиков взял. Больше не стал. Уж очень они доверчивые. Уставятся на тебя, как на друга, а ты по ним из берданы. Вы ужинали?

— Аха.

— Что-то незаметно. Давайте-ка из моих рябчиков сварганим суп, а? У меня все есть.

И, не ожидая нашего согласия, Сергеев исчез в ближайшем березнячке, будто провалился в темноту. Вернулся с ведром, закопченным от долгого употребления. Дужка смастачена из витой проволоки. Знакомы, стало быть, ему здешние места. Сунул Бессонову три картофелины:

— Ножик-то есть?

Колька даже поперхнулся дымом папиросы. Он что, этот доктор, не знает, что нет охотника без ножа? А может, считает нас несерьезными, невсамделишными охотниками?

Сергеев быстро опалил на костре рябчиков, освежевал и послал Глазкова к ключу за водой. Через несколько минут суп уже варился. Когда он поспел, Сергеев достал из ягдташа фляжку, налил в стаканчик спирту.

— С устатку. А вам, мужики, еще рано.

Мы начали орудовать ложками. Суп получился не ахти какой наваристый, но после нашего скудного ужина был очень кстати.

После трапезы Сергеев лег на спину возле костра, закинул руки за голову и некоторое время лежал молча. Потом спросил:

— Лет по шестнадцать вам, а то и меньше?

— По шестнадцати, — сердито отозвался Бессонов. Приврал: мне было шестнадцать, а им еще нет. Но они были рослее.

— А уж курите. Прямо скажу — дуралеи. Вы только подумайте — какой здесь воздух! Вдышитесь, понюхайте его, как дегустаторы, — чудо! И смолой попахивает, и увядшей травой, и откуда-то черемухой тянет, и грибами, и дымком костра. Озону сколько! Братцы, это же эликсир бодрости! А вы поганью легкие забиваете, добровольно в себя отраву втягиваете.

Бессонов нахмурился, но папиросу потихонечку спрятал — сунул под камень. Я свою бросил в огонь. Глазок же смолил вовсю: его докторские слова не тронули. Даже возразил:

— Дедуня мой курил — еще как! А до семидесяти дожил!

— Запросто мог бы и до ста, если бы не курил.

Глазков промолчал. А доктор продолжал:

— Сто лет прожить — это ведь немного, сущий пустяк. У человека в организме заложены такие могучие силы, которые вполне могут обеспечить энергией минимум на двести лет. К сожалению, мы еще не научились ими пользоваться.

— А человека можно сделать невидимкой? — спросил я.

— Нельзя, это из области фантазии. А продлить жизнь — это реально.

— Фашисты с войной придут и эту укоротят, — хмуро усмехнулся Бессонов.

— Да, это парадокс, трагический парадокс, — согласился Сергеев. — Человек учится убивать человека. Когда-нибудь настанут времена и человека, только подумавшего о войне, будут сажать в сумасшедший дом.

— А война будет? — спросил Глазков.

— Чего не знаю, того не знаю. Во всяком случае, может быть. Не исключено. Эх, чем бы тратить ум и средства на это безрассудство, направить бы нам свои силы на изучение других миров.

— Каких таких миров? — встрепенулись мы.

— О, это чрезвычайно интересно! Мир бесконечен. Таких Галактик, как наша, не счесть сколько. И где-то в необъятном мироздании есть планеты, где живут разумные существа.

— Такие же люди?!

— Может, и такие, а может, и не такие. Главное — разумные. Кто-нибудь из вас Герберта Уэллса читал?

Мы переглянулись.

— Попросите в библиотеке и почитайте. Не пожалеете. Только у Уэллса пришельцы злые. А вот я думаю, что разумное не должно быть злым. Если и есть такие, то как исключение.

Мы проговорили чуть ли не до рассвета. И костер погас, и небо побледнело, и сильно похолодало.

…Военврач Сергеев погиб в конце войны.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 39
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рубежи - Михаил Аношкин бесплатно.

Оставить комментарий