— Постой, — прервал его князь. Он вновь поднялся с кресла и, подойдя к окну, отдернул штору. Сквозь низкие тучи пробилась луна и залила цветники и ближние деревья мертвенно-свинцовым светом. Григорий некоторое время вглядывался в темноту, стараясь определить, в какой стороне находится озеро. И ему даже показалось, что глаза различают далекие огоньки на противоположном берегу, то ли деревни, то ли усадьбы. И память тут же, в долю секунды высветила вдруг изящную женскую фигурку, почти слившуюся с лошадью… Там, на холме, за которым она исчезла через мгновение. Он вздохнул и повторил уже более устало:
— Постой, время еще терпит. Надо поначалу познакомиться с делами в имении. А то видел, у лакеев сквозь ливреи локти светятся. У Елистрата лаковые сапоги, а пальцы наружу торчат.
— Да это не от бедности, а по недомыслию, — поморщился Аркадий. — Молодой князь лет десять, если не больше, в имении не появлялся. Заправляла всем его старшая сестра Людмила, тут ее все Милю-шей звали. В детстве она со стула упала и осталась на всю жизнь горбатой. А в прошлом году она от лихорадки померла, вот и осталось имение бесхозным. Братец ее морским атташе служит в Испании, там же и женился, чуть ли не на самой племяннице короля. Он и так богат, как Крез, зачем ему лишние хлопоты? Вот и решил по этой причине от имения избавиться.
— Это я уже слышал, — проговорил недовольно Григорий. — А что ж соседи? Такой лакомый кусок, по твоим словам, а упустили!
— Я им просто свободы маневра не позволил, — проговорил хвастливо Аркадий. — Да и желающих было — раз-два и обчелся. Вернее, всего один покупатель. Графиня Изместьева. Ну, та самая! — кивнул он головой в сторону окна. — Представляешь, как она сейчас бесится! Я ведь ей сделку расстроил!
— Ей что, своих земель мало?
— Кто ж ее знает? У нее тут поблизости еще две деревни имеются. В одной, в Матурихе, у нее каменные скотные дворы, а земли не обрабатываются, поэтому отличные условия для летних выпасов. Я в конце апреля, когда купчую на имение оформлял, видел, как ее скот выводили на выпаса. Прямо целое представление получилось. Коровы ревут на все голоса, свиньи на телегах визжат, пастухи кнутами щелкают, скотницы орут истошно… Думаю, осенью, когда назад возвращаться будут, вдосталь потешимся над подобным folie[6].
— А тебе это folie каким образом удалось лицезреть? Или сквозь кордоны сумел проскользнуть?
— Почему же? — улыбнулся Дроздовский. — Я забыл сказать: по границе твоего имения идет дорога, которая по бумагам всегда принадлежала Завидовским, но по обоюдному согласию испокон века ею пользуются Изместьевы. И в благодарность исправно ее подсыпают галькой, песком… Так что на деле дорога хоть и твоя, но теперь об этом мало кто помнит. И графиня в первую очередь.
— Что ж, она по этой дороге верхами катается? — спросил сквозь зубы Григорий и торопливо отвел глаза, чтобы приятель не заметил вспыхнувший в них интерес. Но кого он собрался провести? Шельму, каких свет не видывал?
— Э, братец мой! — весьма ехидно воскликнул Аркадий. Похоже, он и понятия не имел о деликатности. А может, и нарочно ею пренебрег, зная из личного опыта: ходить вокруг да около — удел зеленых юнцов да неоперившихся барышень. — Неужто успел разглядеть вдовушку? И как она тебе? По мне, так очень даже хороша, чертовка! — Он мечтательно закатил глаза. — С этой бы соседкой да закатиться в «Храм любви» на пару дней. — И вновь с ухмылкой посмотрел на князя. — Представляешь, каково ей без мужской ласки и внимания? Считай, лет восемь уже прошло, как князь с лошади сковырнулся. Небось ночью подушку зубами рвет и рыдает, как любая простая баба, а днем бесится и лютует без меры. И никому невдомек, чего ей на самом деле не хватает. Может, попробуешь возвратить графине интерес к жизни? С вдовушками ведь не возбраняется грешить, да и благое дело совершишь. И себе в удовольствие, и соседям в радость, если укротишь эту строптивицу.
— Прекрати зубоскалить! — произнес недовольно князь и взглянул на каминные часы. — Ого, уже второй час ночи. Давай-ка, Аркаша, отправляться спать, если хотим проснуться с рассветом.
— Пошли, — согласился Аркадий, но отметил для себя, что на его разглагольствования князь не рассердился, а просто уклонился от ответа. Вывод напрашивался сам собой, но Дроздовский решил не торопить события. По прежнему опыту он знал, что первейший способ навредить делу — уподобить себя сметающей все на своем пути боевой колеснице.
ГЛАВА 3
— Ксения, что случилось? — Наталья обеспокоенно посмотрела на младшую сестру. — Что с твоим лицом и платьем?
Ксения сморщила нос, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
— Павлик залез на березу и ни в какую не хотел спускаться вниз. Вот пришлось ему помогать… — Она подтянула сползший с плеча разорванный рукав платья и все-таки не выдержала, рассмеялась. — Нижняя ветка обломилась, и мы шлепнулись прямо в грязь.
Наталья уставилась на нее с недовольным видом:
— Надеюсь, с Павликом ничего не случилось?
— Если не считать порванных штанов и царапины на руке. Сейчас он в детской. Марфуша пытается его отмыть и починить ему штаны.
— Ума не приложу, что с ним делать? — вздохнула Наталья. — Ни дня не обходится без проказ. Мне не хочется его наказывать, но, кажется, пришла пора взяться за розги.
— Этим ты ничего не добьешься, Таша, — покачала головой Ксения. — Павлик — мальчик, и мужское постоянно берет в нем верх. Ему хочется бегать, прыгать, драться с мальчишками, скакать верхом, и если ты начнешь его наказывать, все равно он не избавится от своего желания.
— Опять ты за старое, Ксюша? — рассердилась Наталья. — Ты хочешь, чтобы он превратился в грубое, потное животное, курил этот отвратительный табак, играл в карты и напивался до бесчувствия?
— Я не хочу, чтобы по твоей воле он превратился в кисейную барышню.
— Павлик — мой сын, и я сама решаю, каким он должен вырасти. — Наталья окинула сестру сердитым взглядом. — Иди переоденься и не смей больше указывать, как мне воспитывать собственного сына.
Ксения укоризненно посмотрела на нее:
— Ты пытаешься вырастить из него цветок, но в конце концов из него получится чертополох, о который можно очень сильно уколоться, Таша. Помяни мое слово.
— Не пугай меня! Я не хуже твоего знаю, что может получиться из Павлика, если не заниматься его воспитанием. Но каким образом добиться его послушания — решать мне, а не тебе! — Наталья нервно ударила плеткой по ладони. — Ладно, ступай. Мне тоже надо переодеться. Встретимся за ужином. А с Павликом я поговорю перед сном. Тебе больше не придется снимать его с деревьев. И я, пожалуй, разрешу вам выезжать за территорию усадьбы, правда, пока только на коляске. А если он перестанет озорничать, позволю кататься верхом. Но при условии, что ты, — она строго посмотрела на сестру, — перестанешь покрывать и защищать его проказы.
