Алексей взглянул на часы, потом опустил поддернувшийся рукав своего легкого черного пальто. Вот-вот должны были приехать, тогда какого черта за окном до сих пор такая глушь?!
Вся эта поездка была совершенно некстати. «Модильон» завален аппетитными заказами, которые конкуренты так и норовят вырвать прямо из зубов, — несколько роскошных особняков, бильярд-кафе, еще одно кафе, потребовавшее стиль «романтизм», полное переоформление двухэтажного кинотеатра в стиле «ТехноАрт» и абсолютная перестройка типовой гостиницы в стиль «классицизм». Кроме того, один кадр потребовал себе особняк с огромным зимним садом, а владелец фирмы ландшафтного дизайна и озеленения, работавшей с ними сообща, в последнее время начал выкобениваться. А тут еще, как назло, мамаша на старости лет связалась то ли со свидетелями, то ли с адвентистами, то ли еще с какими-то крестоносцами и теперь собиралась переписать на них свою двухкомнатную квартиру, чтобы в ней устроили молельный дом. Молельный дом, как же! Спасибо, соседка сообщила, а то маманя в следующий раз звонила бы из приюта для престарелых! Ничего, сейчас он приедет и устроит этим свидетелям такое свидетельство — до конца жизни будут иметь дело только с пюре, клизмами и судном. Алексей купил матери квартиру на свои деньги и не позволит, чтобы какие-то кадры в рясах ее прибрали. Конечно, если он захочет, он может купить сто таких квартир, но дело было в принципе. Плохо то, что башню матери подкосили охренительно не вовремя! Не то, что недели — дни расписаны по минутам! Алексей старался быть пунктуальным и рациональным — и работа, и спорт, и отдых с друзьями — строго в свое, определенное время. И везде выкладывался без остатка: работал в поте лица, ведя изощренную и упорную борьбу за клиентов; доводил себя до изнеможения в тренажерном зале, до онемения отмахивал руку в боулинг, а отдых с приятелями, будь то ресторан, сауна или его собственная квартира, редко обходился без грандиозной попойки и скандала. Некоторые из приятелей утверждали, что ему нельзя много пить — якобы, перепивая, он иногда звереет так, что унять его нет никакой возможности. Евсигнеев таких случаев не припоминал и считал враньем, кроме того, все приятели тоже перепивались так, что даже ширинку сами не могли расстегнуть, — уж откуда им-то помнить?!
Он еще раз взглянул в окно — на этот раз с отвращением, потом достал сотовый телефон и начал нажимать на кнопки. Перед ним, в неширокой щели между креслами, мелькнула рыжеволосая девичья голова в черном берете — девушка, склонившись, что-то искала в своей сумке. Алексей оценивающе прищурился. Симпатичная. Хорошо бы, блядь. С такими проще — долго не выкобениваются. Если ее не встречает какой-нибудь хахаль, можно попробовать состыковаться с ней по приезде. Вряд ли она будет против — бабы никогда не были против него — и внешность, и деньги на его стороне. Только бы не оказалась себе на уме. Мозги у женщины должны быть покороче, а ноги подлиннее. И вообще он предпочитал проституток — все делают на высшем уровне, и хочешь — слушаешь их трепотню, а хочешь — прикажешь заткнуться, и они заткнутся, потому что им за это платят.
— Ваш абонент временно недоступен, — ласково сообщила трубка.
Алексей негромко выругался и повторил вызов. Он ждал с фирмы важного звонка, но его все не было, поэтому он решил позвонить сам — и вот вам, здрассьте. Ничего удивительного — в дождь все у него идет наперекосяк.
Дожидаясь ответа, Алексей скучающе посмотрел налево. Соседа у него не было, а поговорить хотелось, кроме того, в дороге часто удавалось заводить полезные знакомства. В поле его зрения попал сидевший напротив в соседнем ряду и тоже в одиночестве худощавый черноволосый человек с тонкими, немного женственными чертами лица, смахивавший на какого-то актера, и разглядывал пластмассовые колечки. Ювелир что ли? «Ювелир, не ювелир, но то, что еврей — это точно!» — кисло подумал Алексей и отвернулся. Его пальцы начали вытанцовывать на подлокотнике кресла, выстукивая какой-то мотив, безотчетно попадая в такт разбивавшимся о стекло дождевым каплям.
* * *
Светлану Бережную разбудил голод, и она выпрямилась, сонно оглядываясь, — ладная, спортивная девушка с коротко постриженными пушистыми каштановыми волосами и такими же каштановыми глазами, в выражении которых сейчас была почти такая же взъерошенность, как и в прическе.
Автобусной тряски она не почувствовала — неприхотливая и в жизни, и во сне, она была невосприимчива к таким мелочам. А вот голод — это уже по-серьезней. Ее тело постоянно настоятельно требовало еды, и ела Света много и часто, при этом, на зависть подругам, без малейшего ущерба для фигуры. Возможно, потому, что регулярно занималась танцами, а, кроме того, редко сидела на месте. С принадлежавшими ей пекарней и пиццерией было много забот, а то время, которое им не доставалось, Светлана проводила в домашних хлопотах. Она была очень хозяйственная — определение именно с тем округлым, не редуцированным «о», придающим слову особую уютность и в чем-то очаровательную деловитость. Ее большая квартира сияла чистотой, вещи всегда лежали на своих местах, и на всем лежал отпечаток аккуратности, в чем-то даже педантичности. Единственное, в чем Светлана позволяла себе небрежность, — это готовка.
Кухня — огромная, совмещенная со столовой, была сердцем квартиры, а готовка — Светланиной страстью. Рецептам, умещавшимся в ее голове, не было числа, готовила она вкусно и умело, и наблюдать за ней на кухне было все равно, что смотреть, как художник в порыве вдохновения бросает на полотно мазок за мазком. Блюда были ее картинами и ее поэмами, они шли из самого сердца ее души, и она считала, что соблюдать при их приготовлении точность и аккуратность было недопустимо — все равно, что пытаться создать картину с помощью линейки. Светлана всегда все делала на глаз, руки ее порхали с небрежной быстротой и никогда не ошибались. Стол и плита были ее палитрой, а продукты красками — и нежная белизна муки и майонеза, и все оттенки красного — от ярких томатов до густого бордо очищенной свеклы, и умытая густая зелень огурцов и трав, а легкая — капусты, и желтизна сыра и яичных желтков, и янтарный мед, и оранжевая свежесть моркови. Никто не мог так быстро и ловко разделать рыбу или птицу, нарезать овощи и зелень или замесить тесто и уж точно никто не мог так изобретательно и празднично украсить даже самое простое блюдо, превратив его в маленький аппетитный шедевр — настолько прекрасный, что его даже было жаль съедать. Она никогда не пользовалась современными кухонными приспособлениями, облегчавшими работу хозяек, считая, что они только уродуют ингредиенты, которые, на самом деле, должны получать силу от приготовивших их рук, а не от всяких электризованных железок. С ножами Светлана управлялась не хуже, чем опытный хирург со скальпелем, из-под ложек никогда не летели брызги, ничто и ни разу не было не дожарено или пережарено. Она знала — то, что делаешь с любовью, никогда не может получаться плохо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
