– Да не волнуйтесь вы так, – сказал тот, – жена ваша совершенно здорова. Беременность протекает без патологий. Все будет в порядке.
– Доктор, я еврей, почти старый. Как я могу не волноваться?
Этот врач подарил Александру Марковичу одно из самых сильных ощущений в жизни. Он приложил к животу прибор и из маленького динамика донеслись сначала шумы, а потом ритмичные звуки.
– Слышите, сердечко хорошо стучит, – сказал врач.
Александр Маркович уже не пытался сдерживаться. Он сидел и беззвучно плакал.
– Ну-ну. Что такое? – удивился врач такой реакции.
– Извините, доктор. Это все нервы, – утер слезу будущий отец.
Несколько недель до родов стали для него настоящим испытанием. Он нервничал так, что даже начал заикаться. Спать перестал давно – так переживал.
Он переехал в гостиную, оставив жену в спальне – она жутко храпела и, разметавшись, занимала почти всю кровать. Но в гостиной Александр Маркович не мог спокойно уснуть. Стоило жене затихнуть за стенкой, как он подскакивал и бежал смотреть, все ли в порядке. К тому же он очень боялся преждевременных родов.
– Мусичка, ну послушай, ради меня, – просил он и зачитывал ей из справочника признаки начала родовой деятельности.
Жена равнодушно слушала.
Иногда Александра Марковича даже пугало такое спокойствие жены, но он переключался на другие заботы. Жена ушла в декретный отпуск. Александр Маркович после спектакля мечтал побыстрее оказаться дома. Когда ему удавалось закимарить в метро, ему снилось, что жену увозят на «скорой» – не в тот роддом, не к тому врачу.
– Я же здесь, не волнуйтесь, – пыталась успокоить его моя мама.
– Ты – молодая девочка, совсем ребенок, что ты можешь? – отмахивался Александр Маркович.
– Не понимаю я тебя, – сказал Александру Марковичу Первая Скрипка, стоя в очереди в буфете, – что ты с ней так носишься? Все рожают, и она родит. Обычное дело.
– Ты не знаешь, какие случаи бывают. – Александр Маркович с жаром начал рассказывать все, что услышал в консультации.
– Может, по пятьдесят? – спросил Первая Скрипка. Он смотрел на друга с жалостью.
– Нет-нет. Мусичка не переносит запах алкоголя.
– Давайте мы положим вашу жену заранее, – предложил врач, когда во время очередного визита увидел Александра Марковича с черными кругами вокруг глаз и сумасшедшим взглядом.
– Зачем? Что-то не так? – Александр Маркович дернулся, как испуганная лань.
– Все так. Чтобы вам было спокойнее. А то вы и сами изведетесь, и жену замучаете, – засмеялся врач.
– А можно? А то, знаете, доктор, я как представлю, что начнутся схватки и я не смогу от волнения вызвать «скорую», или что-нибудь случится. Мусичка, ты ляжешь заранее?
Жена, как всегда, безучастно рассматривала плакаты на стене кабинета.
– Она ляжет, – сказал Александр Маркович, – ой, а как же я узнаю, что роды начались?
– Я вам позвоню, – пообещал врач, – или звоните в справочную.
– Хорошо, да, так будет лучше. Еще я хотел попросить об одолжении. Мусичка, ты иди, я тебя догоню.
Жена встала и послушно вышла в коридор.
– Доктор, она такая чувствительная. Она – певица. У нее такой голос – вы себе не представляете, – кинулся к врачу Александр Маркович, – нельзя ли какое-нибудь обезболивание? Она этого не перенесет. У нее тонкая нервная организация... За любые деньги!
– Мне кажется, это вы не перенесете, а не она, – ухмыльнулся врач, – не волнуйтесь, все будет в порядке. Вот, держите.
Врач дал Александру Марковичу две таблетки.
– Что это?
– Мягкое снотворное. Хоть поспите немного. Силы вам еще понадобятся.
Александр Маркович спал. Спокойным, беспробудным сном. Без сновидений. Впервые за долгие месяцы. Он проспал, храпя и разметавшись на кровати, часов четырнадцать.
В эту ночь, ближе к рассвету, жена благополучно родила мальчика. Мальчик был похож на мать как две капли воды.
– Поздравляю, – разбудила Александра Марковича моя мама, – мальчик, три сто, пятьдесят сантиметров.
– Какой мальчик? – не сразу понял он.
– У вас мальчик родился.
– Мальчик???
«Мусичка, я тебя люблю. Спасибо тебе за мальчика. Спасибо, спасибо. Тысячу раз спасибо. Целую твои руки», – писал жене в роддом Александр Маркович.
На выписке он вцепился в кружевной конверт на пороге роддома и выпустил из рук только после того, как ребенок раскричался – пришло время кормления.
– Как мы его назовем? – спросил жену он.
– Не знаю, как хочешь, – ответила жена, – мне имя Сережа нравится.
– Что ни рожа, то Сережа... Нет. Давай Мотей назовем? Меня в детстве так папа звал – Мотя.
– Тетя Мотя... мне не нравится. Давай Гошей – в честь моего деда.
– А у него судьба счастливо сложилась? Знаешь, имя ведь несет определенный смысл, да еще родовая память...
– Неужели ты веришь в эти условности? Хорошо у него судьба сложилась.
– Хорошо, хорошо, Мусичка, как скажешь... Гоша, ты у нас Гоша? – засюсюкал тут же Александр Маркович. – А кто такой мальчик золотой? Гоша? А чья ты радость? Папина и мамина?
– Вот уж не думала, что ты такой сентиментальный... – обронила жена.
Две недели после роддома показались Александру Марковичу адом. Он боялся ежесекундно. Не мог спать. Подходил к кроватке и проверял – дышит ли Гоша. Он даже радовался, когда Гоша подхныкивал – значит, все в порядке. Доходило до абсурда, и Александр Маркович это понимал. Ему вдруг казалось, что Гоша слишком долго спит или слишком тихо спит. Он подходил и будил мальчика. Гоша просыпался встревоженный и начинал плакать. Приходилось брать его на руки и снова укачивать.
– Ну прости, мой золотой, прости, – шептал Александр Маркович сыну, – папа просто испугался. Очень испугался.
Однажды жена застала его с зеркальцем в руках.
– Что ты делаешь?
– Мусичка, это просто ужас какой-то, – делился он с женой, – дети так глубоко спят... даже не шевелятся. Мне так бывает страшно... Ничего не могу с собой поделать. Вот, будить не хочу, а зеркальцем проверяю – дышит или нет. Видишь, запотело зеркальце. Все хорошо. Это все эмоции... не могу поверить, что мне такое выпало... Ты меня понимаешь?
Жена не отвечала. Она стояла в профиль перед большим зеркалом и критично рассматривала свой растянутый беременностью живот, целлюлитные бедра и огромные налитые груди.
– Боже, на кого я стала похожа? Кошмар какой-то... – шептала она.
– Что ты говоришь, Мусичка? – очнулся Александр Маркович.
– Я говорю, похожа бог знает на кого!!! – закричала жена.
– Тихо, тихо, ты Гошу разбудишь! Что ты выдумываешь? Ты такая красивая!!! – искренне удивился Александр Маркович.
– В каком месте я красивая? – продолжала кричать жена. – Как я на сцену такая выйду?
– Это же все пройдет... скоро... ты же ребеночка родила, не просто так...
– Мне нужна массажистка, срочно, – решила жена, – и надо сесть на диету.
– Мусичка, что ты такое говоришь? – ахнул Александр Маркович. – Доктор сказал, что ты должна полноценно питаться. Чтобы молоко было хорошее. И на диету тебе никак нельзя. И массаж пока тоже нельзя – ты еще не восстановилась. И нервничать нельзя – ты же кормишь.
– И что, я должна ходить коровой, пока кормить не перестану?
– Почему коровой? Какой коровой? Ты такая у меня красавица!
Жена села на кровать и горько заплакала. Александр Маркович был к этому готов – доктор говорил, что у женщин после родов бывают срывы, перемены настроения и что это пройдет...
– Ну-ну, перестань, – успокаивал жену Александр Маркович. Он гладил ее одной рукой, а другой держал все-таки проснувшегося Гошу. В этот момент он подумал, что жену он гладит совсем не с тем чувством, с которым держит ребенка. Такое бывает у женщин, когда они, родив, понимают, что муж им не нужен. Главное – чтобы было это счастье, этот маленький ребенок. И главное, чтобы ребенок покакал. И тогда – счастье. И вся любовь, все внутренности, все сердце перетекают в левую руку, в сгиб локтя, на котором лежит голова ребенка.
Александр Маркович спускал ребенка с рук и метался по квартире, пытаясь переделать все дела – сходить в туалет, помыться, поесть... А потом вновь облегченно укладывал Гошу себе на локоть. Он смотрел на мальчика и краем пеленки вытирал глаза. Ничего не мог с собой поделать – начинал плакать.
– Мусичка, смотри, какие у него реснички, – подносил он ребенка жене.
Жена смотрела равнодушно.
– А ты его понюхай. Вот здесь, где височек. Правда, вкусно? А поцелуй... вот сюда, в переносицу, ему нравится.
– По-моему, он покакал, – отвечала жена, принюхавшись.
– Сейчас все поменяем, сейчас, – ворковал Александр Маркович и застывал, уткнувшись носом в детскую головенку. Он вдыхал и выдыхал этот запах и никак не мог надышаться. А еще он хотел запомнить этот запах. На всю жизнь, понимая, что больше такого шанса у него не будет. На что похожа эта сладость? Чем пахнет младенец? Молоком? Молоком с медом? Солнышком? Александр Маркович даже злился, понимая, что никогда не сможет воссоздать этот запах.
