Лида смочила ватку нашатырем и поднесла к носу пациента. Тот дернулся, чихнул и открыл глаза, пытаясь сфокусироваться на лице склонившейся над ним Лиды.
– Ш-ш-ш, – успокаивающе произнесла она. – Не двигайтесь. У вас, скорее всего, сотрясение мозга. Так что не пробуйте встать. Голова кружится? Тошнит?
Он попытался отрицательно покачать головой и тут же скривился.
– Болит, – произнес он чуть слышно. – Не сильно, но все-таки ощутимо. Таблетку дадите какую-нибудь?
– Сейчас обследую вас и укол сделаю, – кивнула она. – Потом, когда поспите, в полицию позвоним, чтобы они с вас показания сняли. Вы помните, как вас по голове ударили?
Мужчина задумался, вспоминая обстоятельства случившегося.
– Зашел в подъезд, там темно было. Лампочка опять не работала, – сказал он. – А потом на площадке между вторым и третьим этажами какая-то тень метнулась навстречу, удар, и больше ничего не помню.
Он еще на секунду задумался и вдруг неожиданно улыбнулся.
– А я же вас знаю, – сказал он. – Наш подъезд не только для меня богат на приключения, но и для вас тоже. Вы меня не узнали? Я Корсаков.
– Римский? – невольно спросила Лида и вдруг ойкнула. Однажды она уже совершенно точно произносила ту же самую фразу. Это было несколько дней назад, когда ей стало плохо в подъезде, а этот мужчина принес ее к себе домой, привел в чувство, а потом проводил до квартиры. Выходит, это ее сосед…
– Узнали, – удовлетворенно ответил он. – Так что, наверное, помните, что композитору я не родственник. Тот был Николай Александрович. А я Иван Михайлович. Можно просто Иван.
– Лидия Сергеевна, можно просто Лида, – растерянно представилась она, забыв, что уже называла ему свое имя при первой встрече.
– Я помню, – просто ответил он, и она почему-то обрадовалась, что сосед не забыл, как ее зовут. – А еще помню, что у вас отчего-то глаза разного цвета.
– Это явление в медицине называется гетерохромией, – зачем-то объяснила Лида. – Феномен разных глаз встречается примерно у одного процента жителей Земли.
– Значит, мне повезло, что я встретил девушку, входящую в один процент, – развеселился Иван. – Сначала я вас спас, а теперь вы меня спасаете. Это же должно что-то означать. Как вы думаете?
– Я думаю о том, есть у вас сотрясение мозга или нет, – честно призналась Лида. – Потому что мне очень не хочется вызывать нейрохирурга из области. Это всегда чревато недовольством, как нейрохирурга, так и нашего главврача.
– Не надо никого вызывать, – сообщил Иван. – Голова у меня крепкая, я ее в детстве не раз ронял и об батарею, и о железную штангу хоккейных ворот. Погудит и пройдет. Вы мне укол обещанный сделайте, я поеду посплю и утром встану как новенький.
– Вы как хотите, но я за вами все же понаблюдаю, – сказала Лида. – Черепно-мозговые травмы вещь серьезная. Так что до утра я вас не отпущу.
– Значит, буду спать здесь, – согласился Корсаков. Видимо, голова у него все-таки болела и мысль о том, что нужно добираться до дома, не вселяла оптимизма. – А утром пойдем вместе, раз уж мы соседи.
– Я до вечера работаю, – невольно улыбнулась Лида. – И если утром я приму решение, что вас можно отпустить домой, то вечером зайду проведать, по-соседски. Убедиться, что с головой вашей все в порядке.
– С головой у меня было не в порядке, когда я решил сюда переехать, – неожиданно зло сказал ее новоиспеченный пациент. – Оттого и огребаю по полной программе. Ну да ладно, обратной дороги нет. Только вперед.
– Только вперед, – повторила Лида в унисон своим мыслям. – Обратной дороги нет. И ничего уже не вернуть.
Только вперед. Это замечательное правило должен взять на вооружение любой человек, мечтающий о том, чтобы его неприятности кончались.
Кончатся ли от этого неприятности, точно сказать нельзя, но и в каше из собственных переживаний, сомнений, колебаний и пустых надежд топтаться наконец-то перестанешь.
В любой ситуации, какой бы тяжелой и неразрешимой она ни казалась, нужно поступать просто – идти вперед. И все.
Что ждет там, впереди? Пока не дойдешь, не узнаешь. Но и ведь позади ничего хорошего не осталось, раз уж ты так мечтал оттуда вырваться. Поэтому дерзай, щупай, пробуй на вкус ту новую жизнь, которая открывается тебе с каждым шагом. Не понравится? Пойдешь дальше. Не вернешься назад, в изжитое, затертое до мягкости, привычное и до зубовного скрежета знакомое прошлое, а снова вперед, туда, к линии горизонта.
Признаться, эта технология требует определенной смелости. Но она, и только она двигает нашу жизнь, не давая топтаться на месте. Развод? Иди вперед, там тебя ждет свобода, новые отношения и новая жизнь без ежедневного выяснения отношений. Болезнь? Решайся на операцию. Лучше попробовать и проиграть, чем мучиться тревогами в ожидании неизбежного угасания. Уволили? А вдруг там, в новой жизни без постылой и нудной работы, будет проще и честнее? По крайней мере, по отношению к самому себе.
Режь. Строй. Рожай. Пиши. Меняй. Меняйся. И каждое утро, открывая глаза, улыбайся солнцу или темноте, которые за окном, и говори себе: «Сегодня только вперед».
Глава третья
До первой крови
У старых грехов длинные тени.
Агата Кристи
С ударом по голове было что-то не так. Нет, Корсаков в принципе не был удивлен, потому что с первых же дней пребывания в этом городе втайне ожидал чего-нибудь подобного. Подкараулить человека, приехавшего на дорогой машине, огреть его чем-нибудь тяжелым и, пока жертва в отрубе, вытащить портмоне было очень в стиле пыльного и затхлого городишки, в котором он оказался. Но вот незадача, как раз кошелек-то остался в целости и сохранности. Это Иван проверил сразу после того, как немного очухался на больничной койке.
И кошелек был на месте, и ключи от машины, и золотая печатка на безымянном пальце левой руки, которую он носил для форса. Вот и получалось, что бить его по голове не имело ни малейшего смысла. Может быть, причина в покупке порта? Вдруг он что-то упустил и кто-то из рабочих невзлюбил его настолько, что решил убить? Или миноритарный акционер таким образом выразил свое несогласие со сделкой?
Но никто не опротестовывает таким образом покупку, со времени которой минуло три месяца. И за закручивание гаек или даже увольнение так не мстят. Глупости все это. Хотели убить? Так убили бы. А так всего лишь по голове съездили. Не очень-то и сильно, надо признать. Сотрясение мозга, конечно, есть, голова побаливает, особенно к вечеру, когда накапливается усталость, и зрение как-то не в фокусе. Но ничего такого, что могло бы повлечь за собой серьезные неприятности для нападавшего.
Менты, как водится, даже дело открывать не стали. Участковый, совсем еще зеленый юнец, так просительно смотрел, чтобы Иван не портил ему декабрьскую отчетность, что тот только рукой махнул и заявление писать не стал. Дали по голове, и бог с ним, проехали.
И все-таки что-то было не так. Иван чувствовал это всей кожей. В дальнобойщицкой своей молодости он много раз выходил целым и невредимым из очень серьезных передряг только потому, что у него была потрясающая интуиция. Он заранее предчувствовал неприятности, а когда они происходили, превращался в мощный и чуткий локатор, воспринимающий малейшие колебания окружающей среды. Он улавливал нюансы происходящего, позволяющие ему сделать точные выводы и минимизировать последствия.
Вот и сейчас он был уверен, что, как говаривал друг его детства Винни-Пух, «это ж-ж-ж неспроста». Вот только ответа на вопрос, чем оно вызвано, у него не было. Нужно было ждать и внимательно следить за тем, что будет дальше. Провалявшись дома три дня, на протяжении которых он со всех сторон обдумал случившееся, но не пришел ни к каким выводам, Иван вышел на работу. Про удар по голове ему отчего-то рассказывать было стыдно, и он малодушно умолчал о причинах своего трехдневного отсутствия. Начальник. Имеет право. Наорал на финансового директора, лишил премии главного инженера, не выдержал и уволил двух работяг, пришедших с утра даже не с похмелья, а реально не вязавших лыка. Жизнь приобрела привычные очертания.
Выпустив пар, Иван вернулся в свой кабинет, через окно которого открывался вид на заснеженную, но не до конца замерзшую этой зимой реку, выстроенные в ряд баржи, уходящие стрелами в хмурое серое небо башенные краны, и вдруг поймал себя на мысли, что за три месяца эта картина стала для него не просто привычной, а радующей глаз.
«Владелец заводов, газет, пароходов, – пробормотал он про себя. – Заводов и газет, конечно, нет, но какие наши годы. Год назад пароходов тоже еще не предвиделось, а вот поди ж ты».
Как бы странно это ни звучало, он практически не вспоминал про свой основной бизнес, много лет бывший его любимым детищем. Конечно, можно было сколько угодно уговаривать себя, что в Паше Яковлеве он уверен, как в себе, что тот не может допустить ни ошибок, ни даже мало-мальски серьезных просчетов, что автоперевозки не требуют его вмешательства, а он просто сосредоточен на новом, пока еще очень трудном для себя деле, но Иван никогда не врал самому себе.
