— Вы бессильны, — подтвердил Щебетовский. — Тем более что вы и не собирались искать Неволина. Вы хотели просто сидеть и ждать результата. И вы уверены, что я стану вам платить по принципу «терпила греет».
Щебетовский кое‑что помнил из своего оперативного опыта и понимал тактику Дибича. Дибич был ему отвратителен, как пиявка. И Щебетовского всё унижало. Унижало, что его обокрали; унижало, что украли слишком много, и потому нельзя плюнуть и спустить на тормозах; унижало, что этот Дибич спокойно жрёт бланкет и ждёт бабла, просто потому что он — мент.
— Не ценю пафоса, извините, — сказал Дибич, промокая салфеткой губы.
— Хорошо, тогда к делу, — Щебетовский кусочком булочки собирал по тарелке остатки каши. — У меня есть человек, мой начальник охраны, вы его уже допросили, — Виктор Басунов. Он тоже из «Коминтерна» и в курсе всех взаимосвязей «афганцев». Я запустил его искать Неволина. И он справится.
— Прекрасно.
— Нет, не прекрасно. Басунов найдёт Неволина и украдёт у него деньги, которые Неволин украл у меня. Вот поэтому ваша бездеятельность для меня убийственна. Вы ждёте, а Басунов бежит по следу.
— Так что же вы предлагаете, Георгий Николаевич?
— Следите за Басуновым. Он приведёт вас к Неволину. Но только не дайте Басунову сорваться с деньгами. А по факту уже будет благодарность.
— Приятно слышать конструктивное и проработанное предложение.
Дибич улыбнулся. Он снова выиграл. Конечно, терпила будет платить. Сам сделает всю работу и вознаградит чужаков за свои труды. Это тебе не твои девяностые, дядя. Смотри и учись, если ещё способен.
— Проследить за вашим сотрудником несложно, — сказал Дибич. — Будем начеку, чтобы не упустить момент, когда мышка доберётся до сыра. За это не беспокойтесь. Но параметры благодарности давайте оговорим заранее. Герман Неволин, видимо, стоит очень дорого.
* * *
«Сорок пять — баба ягодка опять», — посмеивались соседки про мать Германа. Пока Герман был в Афгане, мать и вправду расцвела, как девочка, ожила, наполнилась ожиданьем счастья. Просто у неё появился любовник.
Отца Герка не знал, и мать про него не рассказывала. Она смирилась, что рядом с ней уже не будет мужчины, — и вдруг дядя Лёня. Матери было стыдно, что сын воевал, а у неё чувства; она смущалась, что Герка видит её женскую природу. Она окружила сына заботой, будто заглаживала вину, и на каждом шагу что‑нибудь забывала. По ночам она плакала, разрываясь между двумя любовями. А Герман всё понимал. Он не ревновал маму к дяде Лёне, но квартира‑«однушка» стала ему с мамой нестерпимо тесна. И он съехал.
Он работал на автобазе, жил в общаге. С подругой не залетел, а потому и не женился. Перспектив в Куйбышеве не было, разве что сунуться в какую‑нибудь группировку из тех, что дрались за автозавод. И тут из города Батуева пришла открытка от Лихолетова. Серёга писал энергично и кратко: «Немец приежай. Делаю дела. Хату подганю. Давай короче. Дембеля не бывает».
Герман дембельнулся в 1986 году, а Серёга — через год. Переписка у них не срослась, и теперь Герман сомневался: кем стал Серёга Лихолетов? Может, коммерс, а может, и бандюк. Он ведь без тормозов.
Герман с почтамта по междугородке позвонил в Батуев.
— Ссышь, Немчура? — заржал Серёга, будто они расстались позавчера, и Герману от Серёгиного хамства опять стало спокойно и весело, как там, возле кишлака Хиндж. — В сортире глаза велики! У меня тут мафия, понял?
После дембеля Серёга работал инструктором в райкоме комсомола, вёл военно‑патриотическую работу с ветеранами Афгана. Год назад он учредил «Коминтерн» — Комитет интернационалистов. «Коминтерн» стал структурой, объединяющей «афганцев», которые как‑то крутились и устраивались при деле: кооператоры шили джинсы и шапки, коммерсанты торговали мебелью и аппаратурой, «челноки» везли ширпотреб из Турции и Китая и секонд‑хенд из Европы. Для «афганских» бизнесов «Коминтерн» оказался сразу всем — и банком, и «крышей», и фондом трудовых резервов.
Ветеранские союзы пользовались преференциями, и «Коминтерн» влез в финансовые учреждения: втёрся на промышленные предприятия и подмял под себя городскую товарно‑сырьевую биржу, где брокеры «афганцев» по бартеру толкали цветной металл. «Коминтерн» укреплялся, и всей его махиной рулил Серёга. Впрочем, простоватый Немец в экономике не сёк.
— По‑братски говорю, у меня всё можно, — пояснял Серёга по телефону.
— Я подумаю, Серёга, — пообещал Герман.
— Подумает он, деревня! — обиделся Серёга. — Наберут детей в морфлот!
На Германа произвела впечатление новая размашистая самоуверенность Серёги. Хотя Лихолетов всегда был на понтах… Герман честно позавидовал: ему тоже захотелось разогнуться и не тесниться сбоку от чужой жизни.
От Куйбышева до Батуева поезд шёл почти сутки. Герман забрался на верхнюю полку плацкарта 19 августа 1991 года, а сошёл с поезда днём 20 августа. Про путч он не знал. Его интересовал город, где он будет жить, а не страна. Батуев во многом напоминал Куйбышев, только не хватало Волги и дореволюционной застройки — обветшалой, но красивой. Советский промышленный миллионник. Больше, вроде, и сказать нечего.
Герман ехал в дребезжащем трамвае и рассматривал город. Рафинадные башни проспекта, породистые «Икарусы», стеклянный ящик ЦУМа, пёстрые шатры кафе на бульварах и девушки с эскимо. Здание облсовета напоминало бетонный аккумулятор. Возле театра с колоннами воздел руки памятник какому‑то композитору. В перспективе улиц промелькнули сверкающий пруд с дебаркадером и зелёный ЦПКиО, над которым торчало колесо обозрения.
Тополя Батуеву были не по росту, улицы — не по размеру. За длинными оградами прятались прорехи долгостроев. Большой, но какой‑то неуклюжий город застенчиво заслонялся плечами поставленных наискосок высоток. Он не умел показать себя, не умел встретить гостей, не умел развлечь хозяев.
«Коминтерн» Лихолетова гнездился во Дворце культуры «Юбилейный», по телефону Серёга называл его «Юбиль». Громоздкое трёхэтажное здание занимало центр площади и очертаниями напоминало бульдозер. Стеклянный фасад безжалостно сверкал на полуденном солнце, как нож.
В просторном фойе Герман сразу понял, что всякие там студии бального танца у «Юбиля» в прошлом. Дворец был набит «афганцами». Пахло табаком и перегаром. Среди штабелей из коробок стояли раскладушки со спящими, люди лежали на полу на матрасах. Видимо, «Юбиль» жёстко бухал всю ночь.
Второй и третий этажи выдвигались в атриум фойе балконами, оттуда звучали голоса и бренчанье гитар. Герман с чемоданом осторожно пробрался к лестнице, ступая как на поле боя между ранеными и убитыми.
На втором этаже несколько компаний продолжали пьянку.
— Земляки, где Лихолетова найти? — спросил Герман у парней, которые курили, опасно рассевшись на перилах балкона спинами в пустоту.
— На третий этаж и налево по коридору. Он у себя на «мостике».
«Мостиком» называли кабинет, который Серёга приспособил себе под жилище. Перед «мостиком» в курилке находился контрольный пост — здесь дежурила Серёгина охрана. Сейчас бойцов было четверо: Макс Дудников по прозвищу Дудоня, Жека Беглов, Темурчик — Темур Рамзаев и Витя Басунов. Они пили пиво и перекидывались в карты. На тумбе в углу видак беззвучно крутил заезженный и обесцвеченный боевик с восточными единоборствами.
— Стоять! — тормознул Германа Басунов.
Это была их первая встреча, и оба они сразу не понравились друг другу.
— Мне к Лихолетову, — пояснил Герман. — Он меня сам пригласил.
Басунов строил свой авторитет на доступе к командиру: он придумал для себя правила, по которым следует пропускать к Лихолетову, но держал эти правила в тайне даже от Серёги, однако твёрдо карал нарушителей.
— Пригласил — хорошо, — сказал Басунов и вышел из курилки в коридор, перегораживая Герману дорогу. — Постой и подожди, когда он позовёт.
— Он же не знает, что я здесь, — рассудительно заметил Герман.
— Ну, ты как‑нибудь определись, приглашал тебя Сергей или нет.
Герман разглядывал Басунова. Парень тренированный и крепкий. Морда русская, приятная, только очень напряжённая и застывшая. Длинную косую чёлку, обесцвеченную по моде, Басунов культурно закладывал набок.
— Я что‑то не понял прикола, — холодно сказал Герман, хотя всё понял.
— Так погуляй и подумай.
Басунов, конечно, знал, что он не прав. Но задержать человека, которого ждёт Серёга, означало поставить себя выше Серёги, а это было приятно.
— Серый! — закричал Герман, не желая отталкивать Басунова. — Серый!..
Басунов в досаде сам толкнул Германа в грудь. Герман отлетел назад и чуть не упал, взмахнув чемоданом. Охранники в курилке вскочили на ноги.
— Чего творите, хандроиды?
