Сворачивая к служебному отсеку аэропорта, Матвей бросил взгляд назад и увидел мчавшуюся вслед за ними машину ГАИ.
— Останови, — приказал Андропов. — Я выйду здесь. Тебе, чтобы разобраться с этим остолопом, ровно минута. Потом догонишь меня. Понял?
— Так точно.
— Выполняй, — с этими словами председатель КГБ вышел из машины и направился в одноэтажное здание поодаль от основного комплекса аэровокзала. А еще через несколько секунд рядом с «Волгой» взвизгнула тормозами машина ГАИ.
— А ну выходи, пока я тебя на месте не пришил! — трубным басом взревел капитан с пистолетом в руках. Он рванул на себя водительскую дверь «Волги» и схватил Тополева за плечо: — Кому сказал, урод, выходи!
Матвей спокойно взглянул в налитые кровью капитанские зенки и тихо, с нарочитой расстановкой произнес:
— Спрячь ствол, свинья. Потом посмотри на номер машины. Затем успокойся и напряги мозги. После этого засунь свой грязный язык в задницу и рви когти, пока погоны не отвалились! Понял, баран?
Немая сцена длилась ровно пять секунд. Затем капитан вытянулся как струна, рявкнул: «Виноват!», круто повернулся через левое плечо и строевым шагом направился к патрульной машине.
5
Москва. Международный аэропорт Шереметьево
Ночь с 24 на 25 ноября 1977 года
Подняв воротник легкого плаща и чуть не задохнувшись от порыва морозного ветра, словно настоянного на сухом льду, Энрике Суареш Кошта с сожалением покинул теплую утробу «Боинга-707» и осторожно, будто прокладывая тропу в минном поле, ступил на шаткую металлическую ступеньку трапа. То ли от ветра, то ли от множества пассажиров, хлынувших вниз, на землю, трап ощутимо дрожал.
Открывшаяся перед Коштой картина — полуосвещенный коробок Шереметьевского терминала, пустынное, как будто пересыпанное серой мукой поле и замотанная в белый пуховой платок женщина без возраста, приглашавшая пассажиров рейса Токио Москва — Мадрид занять места в автобусе, — навевала тоску, и Кошта съежился еще больше.
Их набили в автобус так тесно, что в пах Кошты вонзилось чье-то костлявое колено, после чего под непонятные, но злобные крики водителя и визгливые реплики женщины без возраста двери со скрежетом сомкнулись и всех куда-то повезли. Разглядеть маршрут следования не было никакой возможности — даже изнутри окна автобуса были покрыты толстой коркой льда.
Наконец автобус дернулся, отрыгнул клубы сизого дыма и затих. Ведомые все той же «белой дамой», пассажиры попали в просторный зал, являвшийся, судя по всему, багажным отделением. Отсюда по лестнице с выщербленными ступенями они перешли в другой зал, отгороженный от внутренней части аэровокзала дощатыми щитами. Здесь, благодаря мягким креслам и полированной стойке бара с полупустыми полками, кратковременные гости загадочной России почувствовали себя чуть более уютно.
— Дамы и господа! — на довольно сносном английском провозгласила провожатая, скинувшая с себя пуховой платок и оказавшаяся молоденькой девушкой. — Заправка вашего самолета продлится двадцать пять минут. О посадке будет объявлено по радио. К вашим услугам туалетные комнаты в конце зала, бар и валютный магазин «Березка». Убедительно прошу быть внимательными и не пропустить сообщение о посадке. Желаю всем приятно провести время в аэропорту Шереметьево. Благодарю вас!
Засидевшаяся в десятичасовом перелете из Токио разноязыкая толпа мгновенно рассыпалась по залу. Кошта скептически оглядел открывшееся взору убожество, пожал плечами, отыскал свободное кресло и, откинувшись в нем, закрыл глаза.
Ему было сорок девять — для политика возраст расцвета. В свое время он блистал на футбольном поле, играл за профессиональный клуб «Коло-Коло» и даже входил в национальную сборную Колумбии, но тяжелый перелом ноги — проклятие, как считал сам Кошта, и знамение свыше, с точки зрения его жены Матильды, — прервал многообещающий взлет спортсмена, став, правда, началом карьеры будущего политика. Отец Кошты, бизнесмен португальского происхождения, владелец полудюжины малых горнообогатительных предприятий в Колумбии и соседнем Перу, скончался несколько лег назад. Как выяснилось при оглашении завещания, состояние Кошты-старшего больше подтверждало доброе имя этого джентльмена, нежели богатство его наследников. Впрочем...
— Простите, сэр!
Кошта вздрогнул, открыл глаза и увидел перед собой молоденькую служащую, выглядевшую без этого нелепого платка весьма привлекательно.
— Да?
— Господин Энрике Суареш Кошта?
— Да. В чем дело?
— Пройдите, пожалуйста, со мной к представителю таможенной службы.
— Какие-нибудь проблемы?
— Думаю, ничего серьезного, сэр. Насколько я понимаю, отметка таможни токийского аэропорта Ханеда поставлена не там, где надо. Но в любом случае эту формальность нельзя уладить без вашего присутствия...
Кошта тяжело поднялся во всю высоту своих ста девяноста четырех сантиметров и молча последовал за девушкой в конец зала ожидания. Пройдя через короткий коридор с низким потолком, где Коште пришлось по-черепашьи втянуть голову в плечи, девушка легонько постучала в массивную дверь с черной табличкой и, не дожидаясь ответа, открыла ее.
Кошта очутился в тесном кабинете, половину которого занимал массивный письменный стол, заваленный какими-то папками и бумагами. Из пластмассовых стаканчиков торчали остро отточенные разноцветные карандаши. Над всем этим возвышался крупный пожилой человек в форменном синем кителе с золотыми пуговицами и нашивками.
— Господин Кошта? — таможенник поднялся из-за стола, продемонстрировав солидное брюшко. — Присядьте, пожалуйста. Хотите кофе?..
— Нет, спасибо, — Кошта опустился на сиденье жесткого стула, с любопытством изучая хозяина кабинета. — У меня такое впечатление, что вся Россия говорит по-английски.
— Не только, — пожал плечами таможенник, — мы ведь с иностранцами работаем... Ну, к делу. Одну секундочку, сейчас я принесу ваш билет и паспорт...
Обладатель форменного кителя исчез. Кошта нашарил в кармане плаща пачку «Pall-Mall», щелкнул зажигалкой и с удовольствием вдохнул ароматный дым. Окно кабинета выходило на летное поле, однако и здесь, как в автобусе, стекла совершенно промерзли и были мутными, как бычий пузырь.
— Сеньор Кошта?
— Си, — автоматически ответил колумбиец и только потом сообразил, что и вопрос, и ответ прозвучали на испанском.
Перед ним стояли двое мужчин — пожилой, с одутловатым интеллигентным лицом, и довольно молодой человек в короткой дубленке.
— В чем дело? — ощущая нарастающую тревогу, осведомился Кошта. — Мои проблемы настолько сложны, что ими занимаются уже три человека?
— Сеньор Кошта, — начисто проигнорировав вопрос, на чистейшем кастильском диалекте продолжал молодой, — я хочу представить вам председателя Комитета государственной безопасности СССР господина Юрия Владимировича Андропова.
Пожилой мужчина в очках сдержанно улыбнулся и протянул Коште белую ухоженную руку.
— Чему обязан?
Кошта умел владеть собой, своим лицом. В конце концов, пятнадцать лет политической деятельности не прошли для него даром. А иначе — чего бы он стоил в джунглях власти, где змеи из конгресса и правительства, маскирующиеся иод лианы, норовят ужалить, стоит только зазеваться, в самое незащищенное место? А чувство опасности Кошта вынес еще из футбола, когда по дыханию соперника в затылок безошибочно определял, собирается ли тот просто отобрать мяч или готов нанести подлый удар по ногам.
В этой тесной комнатке опасность излучало буквально все, даже шариковая ручка нелепого розового цвета, воткнутая в стилизованную голову какого-то диковинного зверька.
— Я являюсь доверенным лицом и переводчиком господина Андропова, — сказал молодой тихо, но очень внятно, словно вколачивая каждое слово в сознание колумбийца. — Я буду синхронно переводить ваш диалог, так что в дальнейшем можете не обращать на меня внимания...
— А вы уверены, что этот диалог состоится? — спокойно спросил Кошта, сохраняя вежливо-иронический той.
— А что может помешать ему? — по лицу Тополева скользнула тень искреннего удивления.
— Ну, такая, скажем, мелочь, как мое нежелание разговаривать с этим господином, — Кошта кивнул в сторону Андропова. — Если ваши люди на таможне еще не успели сделать какую-нибудь пакость с моим паспортом, то я по-прежнему подданный иностранного государства, следовательно, обязан подчиняться только законам моей страны, а не вашей.
— Господин Кошта, — все так же тихо ответил Тополев, — ваш самолет дозаправляется еще двадцать минут. Потом будет объявлена посадка, и только от вас зависит, пригласят ли вас в самолет вместе с другими пассажирами или оставят здесь на веки вечные.
— Вот даже как, — казалось, Кошта размышляет вслух. — Вы готовы пойти на политический скандал, на...
