– Тебе известны вкусовые пристрастия твоей подруги? – спросила мама, едва я вкатилась в кухню с папой.
– Понятия не имею, – пожав плечами, сказала я. – А что у нас будет?
Она подошла к нам и, склонившись, поцеловала отца в губы, подальше отстранив кухонный нож.
– Энчилады [7], – сообщила она, возвращаясь к кухонной доске.
– Потрясающе. – Я плюхнулась на один из кухонных стульев. – Мы со Стейси хотим сегодня переночевать в родниковом домике. – Я глянула на отца, заметив, что он едва заметно кивнул в сторону мамы. – Если ты не против, – быстро прибавила я.
Она взглянула на меня, нож в ее руке застыл над луковицей.
– Ох, Молли, не думаю, что это хорошая идея, – сказала она. – Это слишком далеко от дома. И вообще от любого жилья, ты хоть представляешь, какая там темнотища по ночам?
– Там есть свет, – заметила я.
– Помнишь тот раз, когда ты пыталась ночевать в палатке? И это было всего лишь за…
Она оборвала фразу, и я догадалась, что отец вынудил ее умолкнуть, подав какой-то предупреждающий знак.
– Тогда мне было всего двенадцать, – возразила я. – И я ночевала одна. А теперь со мной будет Стейси, и все будет в порядке. Папа тоже так считает.
Мать развернулась к отцу, подбоченившись.
– Ты предлагаешь мне сыграть роль плохого парня? – раздраженно спросила она.
– Ну, никто не навязывает тебе эту роль, – спокойно произнес папа.
Она нахмурилась, между бровями появились две вертикальных морщинки.
– По-твоему, это правильно – отпустить двух девочек ночевать там одних?
– Возможно, изумительной ее не назовешь, но я не понимаю, чем они рискуют. – Он явно поддразнивал маму, и ее недовольство легко могло вырасти в гневную отповедь, судя по тому, как вспыхнули ее щеки.
– Грэхем, к этому нельзя относиться так легкомысленно, – заявила мама, привалившись боком к черной гранитной столешнице. – Мы должны думать не только о Молли. Нам же даже не знакома ее приятельница.
– О, она правда очень красивая, – быстро вставила я, сделав вид, что знаю Стейси лучше, чем на самом деле… и как будто ее красота могла иметь какое-то значение для нашей ночевки в родниковой сторожке.
Мама, казалось, не слышала меня.
– Может, нам следует поговорить с ее родителями, – слегка смягчаясь, предложила она, – получить их разрешение?
– Ну, мам, к чему делать столько шума из-за какой-то одной ночевки, – взмолилась я.
– Молли, – сказал папа, – когда родители привезут Стейси, позволь маме или мне поговорить с ними, пока они не уехали, ладно?
– Ладно, – буркнула я, вставая. – Ты готов диктовать?
– Полагаю, сначала нам с мамой надо исполнить оперную арию, – сказал он.
– О нет, – простонала мама. – У меня нет времени на арии. Не надо. Право же, я не сержусь. Я уже успокоилась.
– Это важнее, чем нарезка лука, – настаивал он.
– Грэхем! Ужин будет поздно.
– Разве мы не можем подождать? – Он глянул на меня, и я, уже стоя в дверях кухни, покорно выразила согласие с ним.
– Я буду в твоем кабинете, – сказала я.
Выйдя в коридор, я вовсе не отправилась в отцовский кабинет, а прижалась к стене в ожидании дальнейших событий. Приготовившись слушать.
– Итак, о чем мы споем? – спросил папа.
– Мне все равно, – с покорным вздохом ответила мать. – Выбирай сам.
– Гм, может, о посудомоечной машине?
– В кои-то веки, – бросила мама.
– О-о-о-х! – пропел мой отец громким оперным голосом. – Посудомойка! Посудомоооойка!
– Посуууудомойка! – пропела в ответ мама и вдруг рассмеялась, и почти сразу они оба заголосили свою немногословную абсурдную оперу, их голоса взмывали до писклявых высот и опускались на басы, изображая некую великую драму.
Расселл вышел из своей комнаты и удивленно глянул на меня.
– Они что, ссорятся? – прошептал он.
– Минорное разногласие, – покачав головой, улыбнулась я.
Он зажал уши пальцами, но с ухмылкой побрел обратно в свою комнату. А я стояла как вкопанная. Мне нравилось слушать их. Стоя там, в коридоре, я с улыбкой подумала, что действительно чувствую, как поднимается настроение моих родителей. «Да, – подумала я, – мой отец способен улучшить душевное настроение». Он мог облегчить печаль, уничтожить страх, рассеять гнев. Бывали дни, и сейчас был один из них, когда я думала, что он – волшебник.
4
Сан-Диего
– Что ты думаешь об этом снимке? – спросил Эйден. – Один из моих любимых.
Он повернул экран своего лэптопа ко мне, показывая фотографию. Гавайский пейзаж, мы сидим на скамейке на фоне Даймонд-хед [8], оба загорелые, бодрые и очень, очень счастливые. Однако такое фото не подходило для нашего семейного портфолио.
– Ты забыл правила, – напомнила я, – никаких темных очков. Никаких купальных костюмов.
– М-да, забыл.
Он вновь водрузил компьютер себе на колени. Сидя рядом на нашем угловом диване, мы просматривали сотни фотографий, пытаясь найти правильную подборку для нашего портфолио. Помимо запретов на черные очки и купальные костюмы, нам советовали исключить из рассмотрения варианты со спиртными напитками. И никаких бейсболок. С какой стати? Я не представляю как, но мы с Эйденом превратились в отъявленных формалистов. Мы стремились максимально увеличить шансы того, что нас выберет некая биологическая мать.
В конце концов две недели назад мы завершили всю бумажную работу для агентства по усыновлению. Теперь у них имеются наши свидетельства о браке и о рождении, наши медицинские карты, налоговые декларации и рекомендательные письма, написанные нашими друзьями и работодателями. Мы прошли проверки на предмет криминального прошлого и психического здоровья. Меня тревожило содержание медицинских документов. В какой-нибудь из старых анкет я вполне могла отрицательно ответить на вопрос о раковых заболеваниях родственников. Интересно, насколько скрупулезно проверяют наши данные в этом агентстве? Заметят ли там, что мой прежний отрицательный ответ противоречит тому, что я поведала Пэтти о мнимом раке груди у моей матери? Я могла довести себя до безумия, беспокоясь о таких деталях.
Со времени последнего визита Пэтти прошло три недели, и мы только-только взялись за составление портфолио, а оно завершится написанием письма «Дорогая будущая мать», которого мы оба страшились. Просто мы слишком нервничали, чтобы думать о портфолио, не зная, получим ли одобрение от агентства. И вот вчера пришло письмо: «Поздравляем! Ваши кандидатуры одобрены агентством по усыновлению «Источник Надежды». Теперь вы числитесь в списке ожидания будущих приемных родителей «Источника Надежды», насчитывающем девяносто две семьи». Такое количество расстроило меня. То есть любой биологической матери придется выбирать приемных родителей для своего ребенка из девяноста двух вариантов. Неужели в тридцать восемь лет мы стали старейшими? Как воспримет молодая мать поредевшую шевелюру Эйдена? Какая будущая мать захочет, чтобы ребенка растила пара возраста ее собственных родителей?
Я глянула на фотографию, открытую на экране моего лэптопа. На ней я срываю лимон с дерева на нашем заднем дворе. Она показалась мне идеальной, пока я не вспомнила о запрете черных очков. Естественно, я часто ношу их. Все жители Сан-Диего почти постоянно ходят в черных очках.
– Как же нам с нашим портфолио выгодно выделиться среди других? – спросила я Эйдена.
– Думаю, нам надо сделать его клевым, – ответил он.
– Клевым? – Я рассмеялась. – В каком это смысле?
– Нам надо выглядеть как иллюстрации в молодежных журналах, выбрав соответствующие аксессуары и жесты, – пояснил он, как мне показалось, с самым серьезным видом. – Можно сделать более привлекательное живописное оформление. Коллаж из фотографий, в разных ракурсах. Может, выбрать более вызывающий и пестрый прикид.
Задумчиво улыбаясь, я пристально посмотрела на него. Он восхитителен. Мистер Солнечное сияние.
– Не знаю, – с сомнением произнесла я. – Мне думалось, нам следует представить нечто более серьезное и прочувствованное. Не хочется произвести легкомысленное впечатление.
– Мы найдем гармоничное сочетание, – заверил он меня и, опять повернув ко мне компьютерный экран, спросил: – А как тебе нравится идиллия с близнецами?
На этой фотографии мы с Эйденом на карусели, стоим рядом с лошадкой, придерживая двухлетних близнецов, Кая и Оливера, детей его сестры Лори. В агентстве нам советовали обязательно включить в подборку наши фотографии с детьми, и этот снимок подходил идеально.
– Определенно да! – радостно воскликнула я.
– За исключением… – Эйден показал на черные очки на моем лице на этой фотографии.
– К черту эти очки, – возмущенно заявила я. – Такая замечательная фотография.
Эйден скопировал этот снимок в папку портфолио.
– Вооружившись новым правилом «к черту солнечные очки», – заметил он, – мы сможем собрать целый букет рекламных кадров. Ты же понимаешь, какой прекрасный выбор предоставит наша гребля на каноэ, катание на коньках и альбом прошлогоднего осеннего похода.
