За спиной у Алёны болтался кожаный рюкзачок, в который еле-еле входила бутылка воды, электронный клубок-колобок (пришлось захватить, чтобы не обидеть отчима) и коробка конфет – подарок Онежину. Дачники волочили тяпки, грабли, торбы и сумки размером с беременную свиноматку, и такие же грязные.
По пути в Тридевятово электричка останавливалась на нескольких станциях поменьше. Дачники собрались за город на выходные и везли такое количество припасов, как будто планировали зимовку в Антарктиде.
Внезапно люди на платформе заволновались и зашевелились. Они повернули головы налево. Вдалеке мелькнула глазастая морда электровоза.
Через миг электричка страшно заголосила и вылетела к платформе. Бетонная плита под ногами содрогнулась, в лицо ударил поток воздуха, застучали колеса, замелькали вагоны.
Алёна невольно отпрянула. Но недалеко: толпа ринулась на штурм. Вагоны замедлили ход и замерли, двери с шипеньем разошлись. Алёну толкнули в спину, в бок, наступили на ногу. Людской поток подхватил неопытную путешественницу, подбросил на ступеньки и завлек в пахнущее креозотом и чем-то кислым нутро вагона.
Далее людской поток пронес Алену по проходу между сиденьями, бросил вбок и втиснул на сиденье у окна. Ноги ей изрядно оттоптали, между лопаток больно ткнули чем-то тупым. Алёна судорожно прижимала к груди рюкзачок и боялась выпустить его из рук. Она не ожидала такой бурной посадки. В российских пригородных поездах она не ездила с детства. Приключение стало казаться откровенно рискованным.
Пассажиры громко переговаривались, смеялись, ругались. Наконец, кое-как расселись или остались стоять.
Двери закрылись, вагон дернулся. Электричка рванула вперед.
Алёна пошевелилась, пытаясь отвоевать пространство: ее сосед, толстый веселый дядька, вдавил ее в угол, а в ноги ей бухнул набитый тяжелым мешок. Почувствовав возню под боком, дядька недовольно засопел, но подвинулся. Алёна облегченно вздохнула, аккуратно расправила брючки, чтобы не помялись. Достала влажную салфетку и протерла туфли. После толчеи на входе на них остались следы чужой обуви. Не хватало приехать в гости к академику замарашкой. Как и ее мама, Алёна ненавидела неряшливость в одежде.
Затем второй салфеткой Алёна протерла раму на окне и осторожно прислонилась.
Скоро дома за окном сменились бетонными заборами и кирпичными складами, а потом потянулись поля, купы деревьев. Мелькали столбы, сбегались и разбегались провода. Солнечные полосы прыгали по пассажирам и сиденьям. В стекло билась жирная осенняя муха.
Алёна перевела дух. Едем! Пожалуй, приключение ей нравилось. В памяти всплыло далекое воспоминание: ей пять лет и ее везут на дачу к бабушке, папиной маме. На такой же электричке. Маленькая Алёна с удовольствием разглядывает мир, который бежит за окном. Она радуется, что скоро увидит бабушку. Бабушка – неторопливая, ласковая, пахнет сухой душицей и жареным луком. По утрам она готовит внучке оладьи и поит ее молоком из-под коровы. А в саду у нее янтарный крыжовник размером с виноград и стрекозы…
Алёне стало печально. После развода мама порвала все связи и с бывшим мужем, и со свекровью. Больше Алёну к бабушке не возили, а возили в Италию, Грецию и Испанию. Алёна даже не знала, как называлась деревня, где жила бабушка, и жива ли она сейчас. Она плохо помнила и ее, и отца.
И хотя Алёна за двадцать лет успела объездить немало стран и много видела интересного, у нее навсегда осталось ощущение сказочности деревенского мира.
Алёна встрепенулась и вернулась в настоящее. Электричка исправно мчала ее в гости к Онежину. Тормозила на станциях, шипела, открывала двери, выпуская пассажиров и впуская запах леса, и снова трогалась в путь.
Мало-помалу вагон опустел. На нужных остановках дачники выходили, а новые не заходили. Скоро уже Тридевятово! В вагоне осталось человек десять. На лавке Алёна осталась одна. Она оторвалась от окна и украдкой оглядела соседей.
Через проход сидела бабушка. На коленях она держала большой дощатый ящик. В магазинах в такие насыпают картошку. Бабушка крепко вцепилась в ящик, как будто везла сундук с сокровищами. К одной из досок была привязана веревка, конец был намотан на бабкину руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Алёна несколько минут думала, зачем бабульке этот ящик и для чего веревка. Не догадалась и посмотрела дальше.
На следующем сиденье устроилась парочка: тетка средних лет и ее великовозрастный сын, ровесник Алёны. Парень посматривал на нее украдкой, а когда заметил ее взгляд, улыбнулся и многозначительно двинул бровью. Значение этого движения Алёна не поняла. Парень ей не понравился – самоуверенный, раскормленный. Она глянула на следующий ряд.
У самой двери, лицом к Алёне, сидел колоритный тип, при виде которого она непроизвольно скривилась.
Это был здоровый дядька с длинной черной бородой, коротко стрижеными волосами, в кожаной жилетке с заклепками. Под жилеткой виднелась футболка с надписью «Big Bad Wolf»* и оскаленной волчьей мордой. Руки у дядьки были разноцветные от татуировок, глаза прятались за круглыми черными очками.
Дядька сидел, широко расставив ноги в потертых джинсах и высоких ботинках со шнуровкой и пялился в смартфон. Его поза выражала агрессию и скуку. Видать, недоволен, что его байк сломался, и теперь он вынужден ехать со всеми в душной электричке. В ушах у него торчали наушники. Наверняка в них играет что-то вопящее, завывающее и гремящее.
Дядька походил на Карабаса Барабаса, который продал кукольный театр, чтобы гонять на байке, затевать драки в барах и трясти бородищей на рок-концертах. Алёна смотрела на него с легким презрением и опаской. Она не понимала субкультуры, замешанные на агрессии и громких звуках. И терялась, когда была вынуждена общаться с такими вот типами. Она постоянно ждала от них какой-то грубой выходки.
Дядька как будто почувствовал, что его рассматривают. Причем рассматривают с презрением.
Он поднял голову, черные окуляры очков оказались направлены прямо на Алёну. Выражения его глаз было не видать, но он угрожающе повел плечами, и Алёна быстро отвела взгляд. И наткнулась на обыкновенную веревочную авоську на сиденье рядом с дядькой. Сетка обтягивала коробку с японскими иероглифами (судя по рисункам – какой-то прибамбас для мотоцикла), сбоку торчала бутылка подсолнечного масла и журнал «Садовод и огородник».
Ишь какой хозяйственный!
Двери хлопнули, из соседнего вагона в салон вошли два типчика. Невысокие, сутулые, но очень уверенные в себе. Одетые по уличной моде, которая годами не меняется в районах, куда лучше не соваться по вечерам.
Первый типчик был в спортивном костюме, на голове – кепка, руки в карманах. Второй предпочитал тренировочные штаны и джинсовую куртку с оборванными пуговицами. Джинсовый был брит наголо, за помятым ухом держал сигаретку.
Пареньки прошлись между лавок развалистой походкой. Они оценивающе приглядывались к пассажирам. Когда заметили Алёну, сделали стойку. Едва заметно переглянулись. А затем, к ужасу Алены, направились прямо к ней.
«Спортсмен» в кепке уселся рядом, тесно прижавшись. Лысый уселся напротив и подался вперед. Его колени оказались по обе стороны Алёниных ног.
– Девушка, вашей маме зять не нужен? – осведомился лысый и гнусно улыбнулся, показав нехватку зубов.
Алёна не нашлась, что ответить. Она ни разу не попадала в такую ситуацию. Ее сердце быстро колотилось, во рту пересохло. Эти двое показались ей очень страшными, потому что от них шли волны тупой уверенности в себе. А еще от них ужасно пахло: куревом, кислым пивом и дешевой туалетной водой. Алёну затошнило и от запаха, и от страха.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Чё молчишь? – сосед легонько пихнул ее в бок. – Когда нормальный пацан спрашивает, отвечать надо. Чё такая невежливая? Далеко вообще едешь?
– Извините, я не хочу с вами разговаривать, – сказала Алёна тонким, но твердым голосом.
– Ты чё, гордая? – удивился лысый и присвистнул, как Соловей-Разбойник.
– Хорошо подумала? – обиделся «спортсмен» и еще раз толкнул Алёну в бок – на этот раз чувствительно.
