словно привидение, внезапно появиться, бросая в дрожь гостей, и так же незаметно исчезнуть, оставляя присутствующих в сильном затруднении. Реакция гостей, скорее всего, доставляла удовольствие ей. Несмотря на возраст, она была полна сил и энергии.
У Вадима не сложились отношения с ней. Холодок отчуждения возник между ними при знакомстве и остался навсегда. События того первого дня отложились в памяти Вадима во всех подробностях
Встретила она его одного неприветливо, с нескрываемой враждебностью. (Шофер отца привез его из детдома и поручил ей). Не поздоровавшись, уперев руки в бока, она встала перед ним и принялась придирчиво рассматривать В глазах сквозила насмешка. Он съежился, потупил взор. Тем не менее не переставал ощущать на себе ее колкий взгляд. Тягостное молчание стало невыносимым. Он поднял на нее глаза, робко спросил:
– Тетенька, скажите, где я буду?
Она изобразила скорбную гримасу, печальным голосом ответила:
– Ах, сирота казанская. Конечно, подыщем тебе угол. Зовут меня Николавной. Но ты изуродуешь мое гордое имя, так что зови меня просто Ники, я такая обидчивая, – сказала и в смущении отвернулась. От Вадима не укрылось то, как она украдкой беззвучно засмеялась. После она небрежно сняла с него пальтишко – « тряпье», повела в ванную и велела «начисто отмыться».
В дальнейшем за все время их совместного пребывания она не позволяла себе подобных вольностей. Он старался с ней меньше общаться, называл ее не по отчеству, обращался к ней на «Вы». Они недолюбливали друг друга, однако Вадим скрывал от отца антипатию к домработнице.
Вообще, эта женщина была соткана из одних нелепостей. Правила человеческих отношений были установлены не для нее. Она избегала знакомств с жильцами по подъезду. При встрече не удостаивала их приветствием. В то же время любила подглядывать через замочную скважину за соседями по лестничной площадке.
Внешний мир в своем многообразии существовал обособленно от нее. Она не читала книг и газет. Не смотрела телевизор (по крайней мере Вадим ни разу не видел ее сидящей перед экраном). Не интересовалась ни новостями, ни другими радиопрограммами – радиоточка в квартире в ее присутствии молчала.
В числе странностей «Николавны» значилась причуда, которая скорее присуща шаловливым детям, но никак не человеку ее возраста. Суть шалости состояла в следующем. Если звонил телефон, она подходила, брала трубку, но не отзывалась. Услышав чужой голос, тут же начинала быстро произносить бессвязные предложения. Бессмысленный поток слов прерывала длинными междометиями. Извергнув тарабарщину, мгновенно замолкала, вешала трубку. От аппарата не отходила. Прикрыв рот, посмеивалась. Очевидно, представляла себе потрясенное лицо человека на другом конце провода. На второй звонок отвечала чинно и внятно.
О ней Вадим имел случайные, скудные сведения. Знал, что она замужем, но бездетна.
В любой среде неизбежны конфликты. Мирное, терпимое сосуществование «Николавны» и Вадима в один знаменательный день неожиданным образом обратилось в непримиримое противостояние, которое повлекло за собой необратимые последствия. Конфликту предшествовало закономерное любопытство уже юного Вадима, вызванное загадочным моментом в ее поведении. Происходило нечто непонятное. Внезапно случалось то, что домработница вдруг резко отстранялась от домашних дел, уносилась в подсобное помещение, где запиралась на ключ. Там в сущей темноте – ниша с дверью не нуждалась в собственном освещении – находилась продолжительные минуты. Выходила с лихорадочным блеском в глазах, направлялась к окну. Устремив взгляд вниз на улицу, что-то шептала. Порой то ли хихикала, то ли коротко кашляла. У окна постоянно стояла в неизменной позе – руки скрещивала на животе, пальцами впивалась в локти.
Странный поступок домработницы заинтриговал Вадима. Настал день, когда он решил удовлетворить любопытство. Стоило «Николавне» снова укрыться в подсобном помещении, он немедля кинулся к двери, приник ухом к замочной скважине. Напряг внимание. Слух уловил сдавленный протяжный стон. Он напоминал далекий волчий вой. Тягостный звук медленно стихал, но потом внезапно прибавлял в силе. Тон звучания попеременно менялся. Глухое стенание вызвало неприятные ощущения, Вадим почувствовал тяжесть в душе. Он отстранился от двери, ушел в свою комнату.
В комнате он стоял в потрясении. Стало ясно – она болеет тяжелой болезнью. Приступ острой боли настигал мгновенно, – рассуждал он, – поэтому она вынужденно оставляла все дела. Несчастная женщина в одиночестве, без помощи со стороны терпела в темной подсобке страшные муки. Вадим проникся к ней искренним состраданием. Клял себя за несправедливое отношение к ней.
Он дал себе клятву помочь ей. Но прежде решил вызвать ее на откровенный разговор, чтобы выяснить все про ее болезнь, после поставить в известность отца. Вдвоем обсудят создавшуюся ситуацию, наметят меры. Сердобольный родитель, Вадим не сомневался, не откажет в помощи.
План был составлен, однако совершить первый шаг – поговорить откровенно – он никак не осмеливался. По-видимому, препятствовала незримая стена отчуждения, которая пролегла между ними. Решился подойти к ней тогда, когда она после очередного приступа встала у окна.
Вадим подошел и остановился чуть позади – выбрал минуту, чтобы в мыслях повторить заученное вступление. Она не заметила его приближения. По всей видимости, была поглощена видом на магистраль, которая прекрасно наблюдалась с третьего этажа квартиры.
Неожиданно домработница прошептала:
– Ишь какой шар надула! Небось тяжело тащиться, милая.
Мысли Вадима прервались, он взглянул в окно. Ангелина Николаевна продолжала шептать:
– Вижу, тяжело. Но гордая! Заделалась уткой, а туда же – кичится. Счастья навалило, радость-то какая.
Вадим с недоумением вглядывался в пешеходов. Кого имела в виду она, определить не мог.
– Да, родишь ты, деваться-то некуда. Что если выносишь недоумка или какого-нибудь ублюдка, а? – она захихикала. – Всякое случается. Гордая, мечтает, что зародыш станет большим начальником. Три, три лицо. Будет тебе еще ручей пота и мука мученическая. Смерти захочешь.
Вадим обратил взор на беременную женщину, переходящую широкую улицу. Ее большой живот выпирал и выгибал спину. Она в действительности переваливалась при ходьбе с боку на бок. Ей не хватало воздуха – дышала полуоткрытым ртом, комочком белого платка сводила пот с лица.
Будущая роженица скрылась за углом здания, Вадим в растерянности взглянул на домработницу. Та стояла неприступно, молчала. Вдруг улыбнулась: Вадим угадал по движению щеки
– Каков удалец! Герой! Краса ненаглядная, – вновь зашептала она. – Наклюкался, уродец. Тесней прижимай родненькую, с ней и ляжешь в землю
Вадим взглядом уловил среди прохожих лысого мужчину, которому, как понял, домработница сулила мрачное будущее. Мужчина стоял на противоположной стороне магистрали спиной к виноводочному магазину. Он крепко прижимал обеими руками к груди бутылку красного вина. Пошатываясь, медленно водил головой – то ли знакомился с улицей, то ли соображал, куда податься.
– Чего задумался, светлая головушка? Все одно, скорый конец тебе. Будет тебе
