Он взял винегрет и продвинулся к первым блюдам. Спросил, что есть в ассортименте. Кроме огромной емкости с рассольником, диетическим супом с лапшой, была еще маленькая кастрюлька с супом-кремом с печенью и сливками. Этот деликатес готовили для высшего руководства, но руководство, видать, налегало на что-то другое, и суп-крем выставили простым смертным. Саша взял тарелку с однородной зеленовато-бежевой густой массой. Это удовольствие подворачивается нечасто. А на второе – овощное рагу.
Сели за столик. Начали закусывать. Подсел эксперт по денежным рынкам Андрюха Ланских. Андрюха был очень молодым экспертом, но начитанным. Постоянно всем по электронной почте рассылал различные прогнозы по рынкам. Прогнозы эти, как и все прогнозы, сбывались далеко не всегда.
– Что думаешь по рублю, Андрей? Куда смотрят все светлые головы? – Саша не без удовольствия поглощал крем-суп.
– Рубль? Нефть на максимуме, все индикаторы смотрят наверх. Поступательное укрепление.
– А война?
– Какая война?
– Бля… ну какая? Такая! Грузины Осетию долбанут. И понесется. Ты же мониторишь эту фигню.
– Да там у них всегда напряженность. У каждого в руках пушка какая-нибудь. Был бы у тебя «калаш» там или «узи», так ты бы тоже постреливал потихоньку в сторону врага, – Ланских не знал с чего начать – с салата или рассольника.
– Зарубежные аналитики что-то говорят по этому поводу?
– По этому поводу эксперты даже не спрашивают – «Что такое Осетия?»
Дальше продолжать этот разговор не имело смысла. Толян Фадеев сразу заполнил паузу, показывая глазами на полногрудую деваху в очереди. Деваха источала молодость, сексуальность и призыв.
– Представь, подойти и спросить: «Девушка, вы не желаете получить главную роль в частном фильме «Уаилд пусиз»? – Толян смешивал рис и подливку.
– Или «Уэт корпоратив пусиз», – Ланских Деваха тоже впечатлила.
– Ты когда рубли вывезешь? – неожиданно спросил Саша.
– В понедельник. В четверг-пятницу на корсчете. А что?
– Да ничего.
Они уже заканчивали обедать, как мимо них прошла Иртышева. Если у ада есть исчадие, то оно сейчас горело в ее глазах.
– Что? Не подавился? – вопрос без ответа был обращен к Игнатьеву. Фадеев цыкнул в ее сторону зубом.
– Ну и уебище! Очень редкостная порода. Ты, Михалыч, как будто кинул ее с пятью, нет – с шестью детьми.
Саша развел бровями. Нечего сказать.
Выйдя из буфета, он предложил Толику прогуляться в обеденный перерыв.
– Я бы с удовольствием, но надо готовить рубли. Бумаг выше крыши.
Саша оделся и вышел из банка. Иногда, как сегодня, когда сделок было немного, он прогуливался вдоль берега. Заходил на небольшой, захламленный пластиковым «студенческим» мусором пляж. Стоял у воды и думал. Вот и сейчас, перейдя через дорогу, подошел к самой воде.
Он работал в этом банке почти с самого его основания, вот уже пятнадцать лет. Сколько же было всего за это время. И жестокие проигрыши, и триумфальные доходы. С приходом опыта он понял, что движения на рынке спрогнозировать практически невозможно. Рынок надо было чувствовать, как свой организм. Почему-то вспомнился девяносто восьмой год. Рублевый обвал. Он тогда внезапно почувствовал эту тревогу. Защемило, закололо душу. Он начал всматриваться в окружающий мир, искать знаки. Нужен был знак. И он его нашел. Возвращаясь в пятницу вечером домой, он у видел сидящего на бордюре алкоголика. Тот был сильно пьян и, положив руки на колени, низко, обездолено так, свесил вперед голову. Вдруг голова мужика вскинулась, и он сделал резкую попытку встать. Рывок – и алкаш уже стоял, осматриваясь мутным взглядом. Током ударила мысль – «Если сейчас уйдет, то все будет ок, а если упадет – жопа». Мужик сделал несколько абсолютно ровных медленных шагов. Ничего не слу… И тут мужичок дернул головой и резко, навзничь упал на асфальт, издав какой-то рык. Саша даже не стал провожать алкоголика-кудесника взглядом. Он уже твердо знал – надо резать «позы» и готовиться к худшему. А потом он стал героем. Он был один из тех немногих, кто неплохо заработал на «черном вторнике».
Людмила Дайнеко была тогда начальником отдела ценных бумаг, и он выручил ее, передав часть своего дохода. Она серьезно прокололась, и бог знает, какие ей грозили неприятности, но они все решили. Да, Людмила Николаевна совсем уже не та, что была раньше. Ну да ладно.
Его беспокоил этот утренний розовый пакетик. Что-то произойдет. Надо быть максимально осторожным. И внимательным. Со сделками вроде все нормально. Надо проверить все «хвосты».
Странная эта Иртышева. С чего же все началось? И чем закончится?
Саша посмотрел на прибитую водой к берегу грязную пластиковую бутылочку. Так, наверно, смотрит властелин мира на никчемную вещь. И вдруг молнией пронзила мысль: «А ведь годы-то идут. Надо выбиваться в руководители. Весь в долгах-кредитах, как в шелках. Надоело это все вошкание за копейки. Хотя, с другой стороны, отнюдь не за копейки. Да и в начальники выбиваться как? Левандоса куда-нибудь разве можно сдвинуть? А Дайнеко? За свое бы удержаться. Да, заменяешь Леванченко во время отпуска. Несколько раз был на совещаниях у Председателя. И что? Да ничего». В этих, не слишком веселых раздумьях, он повернулся и зашагал обратно, в «логово».
Дилерский зал встретил Игнатьева густым спертым воздухом. Потихоньку собирался после обеда народ. Максимов, придя, зачертыхался по этому поводу и сразу же открыл окно. Фадеев, сидевший по ходу исходящих из окна воздушных масс, и у которого от этих проветриваний «прихватывало» спину, был всегда и категорически против.
– Ну чего ты расхлебянил окно? Тебе, что, жарко? Только с улицы пришел, – с этими словами он глухо бухнул стеклопакетом. Скрипнула защелка, окно закрыто.
– Как же ты достал уже, – Максимов снова двинулся к окну, – сколько можно дышать говном этим? Выйди и погуляй где-нибудь.
– Меньше потей, Миха. И сам иди гуляй. А у меня дел до хера, – Толик тоже рванул в сторону окна.
– У нас действительно нечем дышать. Ну, давайте, хоть на пятнадцать минут откроем, – к дискуссии подключался Свистунов.
– Как вы меня заебали. Что ж вы за люди-то такие? – Фадеев не сдавал позиции, – вам воздуха мало, а мне здесь сидеть. Ты потом спину мне лечить будешь?
– Это ты нас всех достал. Сколько можно в этом «лайне» сидеть? На перерыве не открывали и сейчас тоже. Надо проветрить, – Валера Корсун тоже решил присоединиться к блокаде.
Фадеев выругался, схватил какие-то бумаги и вышел из зала.
Саша смотрел графики по курсам валют. Евро крепло по отношению к доллару. Поскольку рубль напрямую завязан на евро, он тоже потихоньку подрастал. Скоро должна открыться Америка. Нужно было подписать пару бумажек у Дайнеко. Саша поднялся и передал их на визу Леванченко. Тот сделал важное лицо, глянул на большой монитор спутникового телевидения, висевший на стене и транслирующий новости. Как-будто там был ответ.
Завизировал. Саша направился в приемную. Он прошел по коридору и приоткрыл дверь.
– Здравствуйте, девушка, – в маленькой приемной приятно пахло кофе.
– Здравствуйте, мужчина, – секретарь Дайнеко Инна устремила на него свой взгляд.
Инна была симпатичной, роста чуть выше среднего, двадцатичетырехлетней дивчиной, олицетворявшей, по мнению Саши, современность и прогресс.
Всегда модно одетая, с идеальным маникюром, уделяла внимание деталям, браслеткам, часам, другим приятным мелочам, которые выделяли ее из толпы. Острая на язык, без капли стеснения, она всегда была «на волне». И знала, чего хотела. Инна нравилась Игнатьеву.
– Ну как тут у вас дела? – он сел на приставной стул рядом со столом.
– Да так, то то, то сё, – протянула Инна, – хороших людей мало заходит, и те не все пользуются дезодорантами.
– В смысле?
– Да мне тут такой «лаванды» нанесут… и сидят здесь, уходить не хотят. Саша поежился. Вроде у него с этим все в порядке. Инна улыбнулась.
– С твоим Хьюго Боссом, Саша, все чик-пик.
– Как настроение у… – Саня глазами показал на дверь кабинета зампреда, – сегодня с утра было не очень.
– А когда оно было очень?
– Ну, когда-то было, поверь мне.
– То кофе горький, то чай горький… сегодня горький день, – Инна наклонилась чуть ближе к Саше, – говорит недавно: «Почему кофе такой горький?»… ну какой может быть кофе, если в него сахар не ложить?
– Не класть.
– Ну не класть… или не ложить… Ладно тебе… Или чай зеленый… Он когда остынет, то горчит.
– А ты не пробовала Дайнечке сахар предложить? Нате, мол, сахарку, Людмила Разлюдмиловна… без кофе. Он точно не горчит. Пару ложек – и Максим Горький превращается в Иосифа Сладкого.
Инна улыбалась. Саша в который раз подумал, что нехило бы было «закрутить» с ней.
– А, шутник, зачем пришел вообще?..
– Да на тебя посмотреть. Уж очень хороша собой, ты, девица. Ну и пару, вот, бумажек подписать…
– Срочно?
