ее на поезде до своей двоюродной тетки, которая жила в Казахстане. Но не успела, за два дня до запланированной разлуки возле Поповки шел бой, люди не выходили из своих погребов больше трех дней, самолеты постоянно бомбили прям у их порогов. Спустя несколько дней все стихло. Люди стали потихоньку выходить и осматриваться, разбирать обломки и искать еду, на восьмой день их ждал «сюрприз»… Было где-то шесть часов утра, люди еще спали мирно в своих домах, как вдруг раздались выстрелы и взрывы. Все подскочили, как по звонку, выскочили на улицу, в чем были, чтобы забежать в погреб спрятаться, но было поздно. Вокруг каждого дома стояло по семь- восемь солдат, они не были похожи на наших. «Немцы!…О Господи спаси наши души грешные…»– как по команде прошептал каждый человек, крестясь и опуская глаза.
Они были грязные, изнеможенны и уставшие. Было несколько кучек людей, где солдаты держали переноски с раненными. Лежавшие солдаты стонали и истекали кровью, их товарищи крепко держали на их ранах уже алые тряпки. На людей повернули автоматы и что-то громко и устрашающе крикнули. Местные стояли, не сделав ни шагу. Никто ничего не понял, но немцы походу что-то скомандовали, и их разозлила бездействие. Они начали стрелять… Они убили пятерых, люди начали убегать обратно в дома, кто-то начал подбегать к убитым, пытаясь их оттащить. Немцы устали стоять и двинулись к домам, они угрожающе кричали, целились и замахивались на стариков и женщин. Они заходили в дома, выгоняя стариков и детей, роясь в кастрюлях и полках на кухне, выкидывали вещи, которые им были не нужны. Женщины, которые мужественно пытались отбить свои дома, затаскивали несколько человек в дом и жестоко избивали, что-то на них при этом крича. Можно только догадываться, что еще творили с ними, потом слышался выстрел и последний протяжный стон, от которого кровь вставала в жилах.
Немцы вели себя в прямом смысле слова как свиньи, они поснимали с себя одежду, кинули в нос хозяйкам, чтоб те постирали, требовали, чтобы их покормили. Местным жителям пришлось идти жить в свои сараи или погреба, это ведь хоть какая-то крыша и защита над головой. У некоторых людей сгорели сараи, и им пришлось идти либо в погреб, либо проситься к соседям.
Дом моей бабушки находился в конце села, где через огород уже начинался лес, до них тоже добрались немцы, их было трое. Как только моя бабушка услышала выстрелы, они повела свою мать и дочь Александру в погреб, так что она одна встречала «гостей». Как только пришли немцы, они почувствовали себя хозяевами, потребовали еду. Отобедав, они захотели осмотреть территорию, на которой поселились, у моей бабушки был погреб и достаточной большой сарай. Пелагея испугалась за мать и ребенка решила их показать до того, как их найдут. Никто не мог знать, как они отреагируют на людей, которых им сразу не представили. Она попросила их остановиться и позвала своих родных и на пальцах объяснила кто они. Произошло то, что никто никогда и не ожидал, увидев девочку, мою маму, они улыбнулись, переглянулись втроем и что-то радостно воскликнули и один побежал в дом, а другой положил ей на макушку руку что-то приговаривая. Моя бабушка ничего не понимаю просто стояла, боясь пошевелиться. Но вот пришел тот почему- то радостный солдат и засунул свою руку в сумку и начал доставать что-то. «Шоколад!»– радостно воскликнула Александра, но тут же утихомирилась и быстро повернулась к матери. Все, троя (мои родные) стояли не в до умении. Все конечно были наслышаны о химических опытах на людях, как немцы травили наших солдат хлебом, как в лагерях для пленных что-то подсыпали постоянно в еду, после у людей были галлюцинации и припадки. Зная все это, моя бабашка с недоверчивым видом смотрела то на «угощение», то на солдат. Но те были удивлены, что ребенок не берет угощение, они что-то сказали на своем и сунули шоколад в руки моей маленькой мамы. Она и не знала, что ей делать, бабушка не хотела сердить их, ей оставалось только одно, отблагодарить.
Следующим объектом для осмотра являлся сарай, в котором жила уже исхудавшая корова, после всех голодовок и отсутствия воды, она одна выжила. Для моей семьи это был единственный шанс выжить. Зайдя в сарай, они обрадовались и вскрикнули «kuh», (корова). Они принялись ее осматривать, тыкать, щупать и что-то приговаривать себе под нос. Самому низкому крикнули что-то, и тот пошел в дом, а через минуту пришел, с огромным топором и острым ножом. У бабушки потемнело в глазах, она бросилась им в ноги и умоляла не убивать ее, ведь корова единственный шанс выжить ребенку, который и так ослаб. Они отпихнули ее как собаку от ноги, но ее было не остановить, она встала, начала в слезах умолять пощадить ее. Ей было все равно на свою жизнь, она переживала за жизнь коровы и оставшихся родных. После долгих слез, уговоров, они переговорили, кивнули ей, и сами пошли в дом спать. Наверно, солдаты и сами давно пили молоко, да они наверно и подумали: «Мы всегда успеем ее зарезать». Мои родные остались в сарае, когда солдаты вечером пошли в дом.
Две недели моя бабушка Пелагея жила как прислуга немцам, кормила, стирала, первые чашки молока доставались им. Можно сказать, что в какой- то мере им повезло, немцы та добрыми оказались. Конечно, мы люди поглощенные стереотипами о злых нацистах, о варварах, из уст в уста передавались рассказы о их опытах и жестокости, но эти были не такие. Нам нужно понять самим, что не все немцы были нацистами, что их заставили идти и убивать для своего правительства, или иначе расстреляли бы их, и их родных. Эти трое немцев жили у прапрабабушки, ели, пили, спали, но не били и не обижали их. Они вскоре еще несколько раз давали шоколадки моей прабабушке, кстати, немецкий шоколад оказался не отравленным и довольно вкусным».
Тут бабушка прервалась, встала долить себе чаю.
– Ба, а что было дальше? Сколько все-таки они жили у прапрабабушки Поли? А шоколад еще давали прабабушке Саше?
–Ишь какая! Да погоди ты, дай я себе чайку та долью. Нет, шоколадка была последняя. Слушай дальше!
«Однажды раним летним вечером, Пелагея, оставив дочь и мать в сарае, пошла на огород, собрать картошки на ужин, себе и немцам. Она уже привыкла: к приказам, частой уборке и готовке ведь ее дом был как проходной двор, часто приходили и другие немцы на ужин, обед или выпить. Набрав картошки и
