расцвела. Ника сидит ко мне вполоборота, закинув ногу на ногу. Короткая юбка, лаковые туфельки на тонком каблуке. Спина ровная, плечи расправлены — королевская стать и осанка. Изящными пальчиками Ника держит кофейную чашку, крошечными глотками попивая ароматный «эспрессо», и абсолютно счастливым, неподдельно влюблённым взглядом смотрит на своего собеседника — наглого, лживого Ара.
— Тася! — вскрикивает сестра скорее от неожиданности, чем от радости встречи. Она не вскакивает с места, не несётся ко мне с объятиями. Всё, что мне перепадает — мимолётный взгляд и натянутая улыбка. — Арик, помнишь мою сестрёнку?
Аристарху достаётся всё остальное: внимание, интерес, восхищение.
— Помню, — цедит Ар и в отличие от Ники поднимается с места. Не сводя с меня глаз, медленно подходит ближе. Кожа горит от его въедливого взгляда, а в горле першит от пресловутого запаха туалетной воды. — Всё такая же мелкая, невзрачная мышка.
— Арик! — смеётся Ника, словно остолоп только что удачно пошутил, а не облил меня ушатом грязи. — Ну зачем ты так? Тасе просто не повезло.
Мне так и хочется сказать, что Нике не повезло куда больше: влюбиться в лжеца — сомнительное счастье! Но я в очередной раз тушуюсь перед человеческой наглостью.
— А разве Ару не запрещено приближаться к нашему дому? — Своим вопросом хочу убить двух зайцев: подорвать непоколебимую веру Ники в этого придурка, да и самого Турчина поставить в неловкое положение. Не же мне же одной краснеть, правда?
— Это было вчера, — ухмыляется Аристарх и, нарочно задев меня плечом, подходит к кофемашине за добавкой «американо». — Сегодня Савицкий отдыхает в больничке, а я волен жить, как хочу.
— Арик, — ласково осаждает его Ника. — не пугай девочку. Тася, садись завтракать! Ар нальёт тебе кофе. Правда, милый?
— А ей не рано взрослые напитки пить? Может, давай Наташу попрошу сварить малявке какао?
— Мне уже скоро восемнадцать! — выкрикиваю, не подумав, чем вызываю очередной приступ смеха.
— Не обращай внимания, Тась. — Ника осторожно ставит кофейную чашку на блюдце и постукивает пальчиками по столу, указывая, куда я могу сесть. — Лучше расскажи, как дела.
— У папы в среду операция, — отвечаю, занимая место рядом с сестрой. — Ты ведь уже знаешь про аварию?
— Разумеется, — безразлично кивает Ника, а сама продолжает строить глазки Ару.
И всё же я считаю своим долгом ещё раз всё рассказать: о том страшном вечере и папином диагнозе, об операции и своих надеждах. Вот только Ника меня совершенно не слушает. Смазливый Ар отныне занимает в её сердце куда больше места, чем родной отец.
Я замолкаю, даже забываю сказать спасибо, когда Турчин ставит перед моим носом чашку с кофе. Он садится напротив меня и снова начинает болтать с Никой, словно меня здесь и нет.
— А что с Савицким? — бесцеремонно нарушаю идиллию этих двоих.
— Очередной приступ, — между делом бросает сестра. — Ночью слышала, как орал? Хотя тебя же к бассейну поселили. Повезло! Гера туда не ходит, да и его ночные возгласы там почти не слышны. Так что радуйся, сестрёнка!
Теперь примерно представляю, о чём говорила мама, но всё равно не улавливаю сути происходящего.
— Погоди! — Несмотря на то, что Ника вернулась к беседе с Ариком, я снова переключаю её внимание на себя. — Какой ещё приступ? Я не понимаю.
— Гера — псих, а ты не знала? — Ар с удивлением смотрит на меня. Придурка не смущает, что говорю я с сестрой. Да его вообще ничего не заботит, и то, как он разглядывает меня на виду у Ники, в сотый раз подтверждает правильность моего мнения об этом парне. Как хорошо, что я его совсем не помню! Жаль, Ника настолько влюблена в Арика, что не замечает очевидного.
— Думаешь, отец запирал Савицкого на чердаке за плохое поведение? — со знанием дела заявляет сестра.
«Отец», «чердак» … Мысли крутятся в голове, перебивая одна другую.
— Мне казалось, что это был выбор Геры, — неуверенно парирую я. Какой бы сильной ни была моя нелюбовь к отчиму, жестоким человеком он никогда не был. Да и кто в детстве не безобразничал? Вспомнить хотя бы меня! Но дальше сурового взгляда и острого замечания Мещеряков никогда не заходил. Поэтому верится с трудом, что Вадим мог так издеваться над парнем, кем бы тот ему ни приходился.
— Может, и так, — пожимает плечами Ника. — В нашем доме тема Савицкого под запретом, ты же знаешь. Тайна за семью печатями.
— И всё же парень продолжает здесь жить, — констатирую факт, а сама задаюсь вопросом: интересно, каким Гера стал?
Я помню его плохо, точнее, там и помнить нечего. Вживую мы пересекались раза три, не больше. Высокий, худой Савицкий был старше меня года на четыре, а может, и на все пять. Компания Ники ему подходила гораздо больше моей, но отчего-то совершенно его не устраивала. Гера всегда любил тишину и уединение. От долгого сидения взаперти его кожа казалась неестественно белой, а чёрные, как смоль, волосы добавляли его облику некой жутковатости. Но самым запоминающимся был взгляд парня: не по-детски сосредоточенный, высокомерный и неприязненный. Вечно угрюмый и молчаливый, Савицкий, казалось, знал всё наперёд, а ещё всеми фибрами души ненавидел этот мир! Поэтому запирался на чердаке, где никому не было до него дела, и лишь изредка спускался, чтобы вселить в окружающих страх. Гера напоминал Кая из сказки: вместо сердца у Савицкого был кусок льда, а вместо души — пустота! И всё же он вызывал интерес и неминуемые сплетни. Так уж устроены люди: нас манит всё неизведанное и скрытое от посторонних глаз. Каждый жаждет стать первым, кто раскроет страшную тайну, а если силёнок маловато, то всегда можно и приврать, верно?
— Да, Гера теперь здесь частый гость, — утоляет моё любопытство Ника. — Если раньше он приезжал только на лето, то как поступил в универ, так ещё и на время сессий. Савицкий, как и я, на юрфаке. Правда, я на очном, а он на дистанте.
— Неудивительно! — противно хохочет Арик. И почему парень так сильно меня раздражает? — Зая, ты только представь этого психа среди нормальных людей! Помнишь, что было, когда Вадим пытался его в лицей устроить? Сколько тогда заявлений в полицию было написано?
— Лучше и не вспоминать! — Сестра округляет
