Глава 6
Плохим слоном называется слон, заблокированный своими пешками.
Берлин, понедельник, 7 октября
Путь до контрольно-пропускного пункта по Унтер-ден-Линден был не самым коротким, но, чтобы не заблудиться, я должен был держаться главных магистралей. Миновав Шнелштрассе, я увеличил скорость до разрешенных шестидесяти километров. Когда я поравнялся со старой канцелярией Бисмарка, особенно черной и вымершей в ярком бархатном свете луны, впереди на дороге появился красный диск — сигнал полицейского. Я остановился. У тротуара стоял полицейский грузовик. Молодой человек в униформе заткнул сигнальный жезл за голенище сапога, медленно подошел ко мне и отдал честь.
— Ваши документы.
Я дал ему паспорт Дорфа, надеясь, что мой отдел не поленился обратиться в министерство иностранных дел и не ограничился грубыми подделками, которые изготовляло для нас министерство обороны, мимо нас на большой скорости пронеслась «шкода», которую никто не остановил. У меня появилось ощущение, что все это неспроста. Второй полицейский освещал фонариком американские номера моей машины, заднее сиденье и пол. Молодой полицейский с шумом захлопнул мой паспорт, протянул его в окошечко и еще раз отдал мне честь.
— Благодарю вас, сэр, — сказал он.
— Я могу ехать? — спросил я.
— Только включите передний свет, сэр.
— У меня включен.
— В Восточном Берлине надо включать дальний свет. Таков закон.
— Ясно. — Я включил фары. Луч света упал на полицейский грузовик. Видимо, дорожная полиция делала свою рутинную работу.
— Всего хорошего, сэр. — Я заметил какое-то шевеление среди дюжины полицейских, сидящих на открытом грузовике. Меня обогнал Джонни Валкан. Я свернул на Фридрихштрассе и попытался достать его.
По Фридрихштрассе «вартбург» Джонни Валкана ехал в пятидесяти метрах передо мной. Когда я остановился у краснополосатого шлагбаума, часовой отдавал Джонни паспорт и поднимал полосатую жердь. Американский сектор был от меня всего в нескольких метрах. Пропустив «вартбург», он опустил шлагбаум и направился ко мне, автомат на плечо он закинул так, что тот клацнул о его металлическую каску. Паспорт я держал наготове. За шлагбаумом находилось низкое деревянное здание с множеством цветков красной герани, которое, собственно, и было контрольно-пропускным пунктом. Перед ним двое часовых говорили с Валканом, потом они все засмеялись. Смех гулко разносился окрест в ночной тишине. Пограничник в голубой униформе прогромыхал по ступеням и побежал к моей машине.
— Зайди внутрь, — сказал он часовому со своим пронзительным саксонским акцентом. — К телефону. — Он повернулся ко мне. — Придется немного подождать, сэр, — объяснил он по-английски. — Сожалею о задержке. — И он взял у часового автомат.
Я закурил «Галуаз», угостил пограничника, мы курили и смотрели туда, где в сотне метров начинался окруженный стеною Западный Берлин, и каждый думал о своем, а может, и об одном и том же.
Не прошло и двух минут, как полицейский вернулся. Он попросил меня выйти из машины, оставив ключи в замке. С ним было трое солдат. У каждого был автомат, и держали они их на изготовку. Я вышел из машины. Они отвели меня за дом, где никто из западного сектора не смог бы нас увидеть, если бы даже и захотел. Там стоял маленький зеленый грузовичок. На двери был маленький значок и слова «Дорожная полиция». Мотор работал. Я сел между немецкими солдатами, один из них предложил мне странного вкуса сигарету, которую я прикурил от окурка моей «Галуаз». Никто меня не обыскивал, не надевал наручников, не предъявлял официальных обвинений. Они просто попросили меня следовать за ними, насилия никто не применял. Я смирился.
Сквозь заднее окно я смотрел наружу. Когда мы подъехали к Александерплац, я уже догадался, куда меня везут. В нескольких кварталах находилась Кайбельштрассе: Главное управление полиции.
На мощеном дворе Главного управления раздавались шаги полудюжины марширующих людей. В зависимости от громких команд ритм шагов менялся. Меня ввели в комнату на втором этаже. Для этого от главного входа, где часовой в стеклянной будке нажал на кнопку и открыл ворота, нам пришлось подняться на тридцать три ступеньки. У кремовой стены стояла старая деревянная скамья, на которую я и сел; рядом лежали два захватанных номера «Нойес Дойчланд». Справа было большое зарешеченное окно. За столом сидела женщина средних лет, седые волосы которой были туго стянуты в пучок. Каждое ее движение за столом сопровождалось громким звяканьем большой связки ключей. Я знал, что какой-то выход наверняка должен быть. Любой из героев детективных телесериалов в таком положении действовал бы, не задумываясь.
Седая женщина подняла на меня глаза.
— У вас есть с собой нож или другое оружие? — Ее глаза смотрели на меня не мигая сквозь толстые линзы очков.
— Нет, — сказал я.
Она кивнула и записала что-то на листке бумаги.
— Мне надо вернуться не очень поздно, — сказал я. В той ситуации это прозвучало, наверное, очень забавно.
Седая женщина заперла все ящики своего стола и вышла из комнаты, демонстративно оставив дверь широко открытой, дабы пресечь мои поползновения залезть в картотеку. Я просидел минут пять, может, десять. Все было на удивление просто и обыденно, похоже на ожидание водительских прав в мэрии. Седая женщина вернулась с моим паспортом в руках. И отдала его мне. Улыбки я у нее не заметил, но вела она себя вполне дружелюбно.
— Пойдемте, — сказала она.
Я прошел за ней по длинному кремовому коридору до самого конца западного крыла здания. Внутреннее убранство тоже напоминало мэрию. Она тихо постучала в массивную дверь и, не ожидая ответа, впустила меня внутрь. В комнате было темно, в тусклом свете, пробивающемся с улицы, я сумел разглядеть, где стоит стол. Из-под стола неожиданно заполыхал красный свет, похожий на тот, что испускают проблесковые инфракрасные лампы. Когда мои глаза привыкли к непривычному полумраку, я заметил, что дальний конец комнаты залит серебряным свечением.
— Дорф, — произнес голос Стока, прогремевший, словно из мощного репродуктора. Около стола раздался щелчок, и комната осветилась обычным желтым светом вольфрамовой лампы. Сток сидел за столом, почти не видимый за плотным облаком сигарного дыма. Комната была обставлена восточно-немецкой мебелью, сделанной в скандинавском стиле. На столе за моей спиной лежал кнопочный аккордеон, стопки газет и шахматная доска, из которой выпало несколько фигур. У стены стояла раскладушка с двумя армейскими одеялами на ней, рядом с изголовьем валялись кожаные сапоги. Около двери была маленькая раковина и шкаф, возможно, с одеждой.
— Мой дорогой Дорф, — сказал Сток. — Я вам, наверное, причинил массу неудобств?
Сток возник из сигарного облака в кожаном пальто до пят.
— Если вы решили напугать меня до полусмерти, то у вас ничего не получилось, — сказал я.
— Ха-ха-ха, — захохотал Сток и выпустил очередной громадный клуб дыма, такие клубы дыма можно увидеть только у паровозов, отправляющихся с лондонского вокзала Кингз-Кросс. — Я хотел пообщаться с вами, — сказал он, не выпуская сигары изо рта, — без Валкана.
— В следующий раз, — сказал я, — пишите письма.
Раздался стук в дверь. Сток передвигался по комнате, как раненая ворона. Седая женщина принесла два стакана чая с лимоном.
— Боюсь, что молока сегодня нет, — сказал Сток и запахнулся в пальто.
— Так, видимо, и изобрели русский чай, — сказал я.
Сток снова засмеялся своим деланным смехом. Я глотнул обжигающего чая и почувствовал себя лучше. Такое же ощущение испытываешь, когда впиваешься ногтями в собственную ладонь.
— Что стряслось? — спросил я.
Сток подождал, пока женщина выйдет из комнаты и закроет за собой дверь. Потом сказал:
— Давайте прекратим ссориться, ладно?
— Вы имеете в виду себя лично? — поинтересовался я. — Или Советский Союз?
— Себя лично, — сказал Сток. — Мы оба много выиграем, если будем не палки в колеса друг другу ставить, а сотрудничать. — Сток помолчал с деланной улыбкой. — Как ученый, Семица не очень важен для Советского Союза. У нас есть люди помоложе, с более свежими и интересными идеями. А ваши люди, напротив, будут считать вас гением, если вы сможете доставить его в Лондон. — Сток пожал плечами, словно поражаясь идиотизму мира политиков.
— Caveat emptor?[3] — сказал я.
— Вот именно, — подтвердил Сток с удовольствием. — Да будет осторожен покупатель. — Он перекатил сигару в другой угол рта и повторил несколько раз: «Да будет осторожен покупатель». Я пил чай и молчал. Сток проковылял к боковому столу с шахматами, его кожаное пальто скрипело, как старое парусное судно.
— Вы в шахматы играете, англичанин? — спросил он.
— Я предпочитаю игры, где легче мошенничать, — сказал я.
— Согласен с вами, — сказал Сток. — Соблюдение правил мешает творчеству.
