Психотравму, полученную сегодня от неизвестных убийц казначея, можно смело считать травмой производственной, поэтому я решил взять больничный. А душа жаждет сенсорных раздражителей. Ночных клубов нет, а из известных и доступных мне развлечений имелись секс, водка и наркотики. Наркотики отпадали, секса тоже не хотелось. Оставалась водка. Но пить в одиночку можно себе позволить в лесу, а в городе это монвентон.
Во дворе поймал Ильяса и потребовал мне сменить костюм. Тот ужаснулся, но я сказал «ша» и он притих. Привязал на пояс свою любимую фляжечку, в карман насыпал горсть мелочи и отправился разгонять тоску в питейное заведение. Там никто не обратит внимание на то, что я пью, а конечный результат одинаков — что от бузы, что от водки. За исключением поноса, который меня прошибал каждый раз, когда я хотел понять, что же хорошего в прокисшей, не до конца перебродившей браге из половы. Да и выпить её до получения необходимых кондиций нужно не менее пяти литров. Я к такому не готов. Так что, если я и вернусь на рогах, никто меня не посмеет упрекнуть в том, что я нарушал закон. На всякий случай я потребовал у Талгата эскорт в количестве пяти человек. Ребятам я сказал переодеться в простое крестьянское платье, но ножики свои не забывать. Мало ли что случится в этом гадюшнике на местном вокзале. Снабдил их мелочью, на представительские расходы. Жаль, что других питейных заведений здесь нет. Непорядок, стану жить в городе, открою шикарный кабак со стриптизом.
Мальчишки меня поджидали за воротами усадьбы.
— Так, хлопцы, вы теперь будете моими агентами. И первое задание такое. Я пойду в караван-сарай, сяду там и буду отдыхать. Когда я покажу на людей, вы проследите, куда они пойдут. Потом проследите, куда пойдут те, которые потом выйдут. Потом мне расскажете. Понятно?
Им было понятно, как же. Но по сто раз объяснять я не стал, сразу по ходу дела тупых отсею. Я прибыл в караван-сарай в самый разгар вечерних посиделок. Расположился, а парням Талгата кивнул, чтобы располагались неподалёку, во избежание фатальных последствий. Заказал себе еды и бузы. Официант с сальной рожей опять предложил водочки, и на этот раз я не отказался. Надо произвести сравнительный анализ, не из одной ли бочки наливали водку здесь и ту, которую я конфисковал у Пяти Пальцев.
Первая соточка, как и водится, настроила меня на добродушный и философический лад. Рожи за соседними дастарханами стали чутка посимпатичнее, но от любви ко всему сущему я ещё далёк. Вот так бывалоча, сядешь на вокзале, эх, молодость, молодость… Хорошие времена были, помню, однажды в компании ждали поезд на Казань. А потом проводница разбудила меня почему-то в Кривом Роге. Мистика. Водка по своим качествам оказалась сильно похожа, что намекает.
В углу харчевни притулился кабацкий акын, певец степей и выразитель, так сказать, народных чаяний. Похоже, на него никто не собирался раскошеливаться, сидел он сиротливо, с единственной пиалкой под носом и что-то себе бренчал на деревяшке с двумя струнами. Я кинул ему таньга и ободряюще махнул рукой. Мне нужно прослушать образчики местного фольклора, чтобы проникнуться атмосферой и вдохновиться на дальнейший словесный понос в нужном ритме и тональности. Акын исполнил незамысловатую песню о любви пастуха и селянки, которых злой рок разлучил навеки. Головы караванщиков повернулись на звуки балалайки. На халяву слушать были все горазды, а как заслуженному деятелю искусств копейку заплатить, так удавятся. Певец, воодушевлённый гонораром, перешёл на героические саги, по своей занудности мало отличающиеся от любовной баллады. После плотного ужина я раздобрел окончательно и пригласил акына разделить со мной трапезу, иначе говоря, доесть, то, что я не осилил.
В этом мире мозги людей ещё не засорены материализмом, эмпириокритицизмом и навязчивой рекламой. Ну чисто дети. Верят всему, что им рассказывают. Если в эпосе говорится, что боотур ударил палицей по скале, и скала рассыпалась — верят, что скала рассыпалась. И, главное, нет желания проверить или критически осмыслить. Акын загибает совершенно невозможные с точки зрения здравого смысла вещи — верят. Пока я наслаждался фиоритурами, появилась компания конспираторов. Я нашёл взглядом своих шпионов и показал на заговорщиков. Накатил ещё водочки. Я тут один, без ансамбля. Пора начинать борьбу с мировой закулисой. Я перебил акына на полуслове:
— Скажи, уважаемый, а не знаешь ли ты чего-нибудь повеселее?
— Что ты имеешь в виду, господин?
Я включил голос погромче и начал декламировать в вольном изложении срамные произведения Баркова. Причём главным героем я сделал Нюргуун-боотура, покорителя женских сердец, неутомимого любовника, непревзойдённого любителя пожрать, выпить и подраться. Когда я дошёл примерно до средины Луки Мудищева, народ в харчевне притих и стал ко мне прислушиваться. Финал публика встретила восторженным гомоном и весёлым смехом. Один мужчина подавился от смеха, пришлось вставать и лупить его по спине.
— Понял ли ты, о певец, истинную красоту слога?
Акын помотал головой. Такая смена парадигмы публичных выступлений его сбивала с толку, но он не был ортодоксом. Новый формат пользовался успехом, и, следовательно, мог принести дополнительный заработок. Я же продолжил концерт. Царь Никита и сорок его дочерей приятно скрасили вечер и прибавили мне популярности.
Пора переходить к основной программе.
— Я сейчас вам расскажу душераздирающую историю про Нюргуун-боотура и его волшебный меч! — сделал я анонс, убедился, что все смотрят мне в рот, — Однажды, а это было давным-давно, Нюргуун-боотур ехал по степи, возвращался в своё кочевье. В гости ездил, к брату своей второй жены. Хорошо они праздновали, родственник делал большой той, много бузы выпили, несчитано баранов съели, всех служанок поимели. И видит Нюргуун-боотур, двое всадников быстро скачут. Крикнули он им: «Эй, парни! Куда спешите? Давайте сядем у костра, расскажем друг другу новости!» Но всадники ещё быстрее поскакали, скрыться захотели от боотура. Но не таков Нюргуун! Почему не хотят здороваться? Почему правила вежливости нарушают? Что везут у себя в седле? Рассердился Нюргуун-боотур и поскакал вслед за ними. Догоню, думает, побью невежливых людей. День скачут, два скачут, три скачут. Начал уставать богатырский конь. Горы уже начались, а они всё скачут. Но видит Нюргуун-боотур как остановились всадники, три раза прокричали на скалу «Сим-сим, откройся!», и открылась скала. Заехали туда всадники. Слез с коня Нюргуун-боотур и тихонько пошёл за ними. Чувствует он, недоброе дело они затеяли. Тут из стены вышло чудовище с тремя головами…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
