Анка снаружи что-то тихо, но увлечённо рассказывала Тишке. Голос убаюкивал, но их присутствие радовало.
Оставалось у меня одно дело перед тем, как посетителей сюда пускать. Не дело даже, скорее желание, но важное, так и крутилась в голове мысль. Знала я, что, если сейчас не сделаю задуманное, так и буду до вечера маяться, а то и дольше, пока, наконец, не соберусь.
Сложно было ведьмочке самой себе гадать. Карты да руны я всегда могла разложить, да не то это всё, пустое. Не так наш главный семейный дар работал. Только вот себя саму за руки не возьмёшь и в ауру-то не всмотришься. Был один способ, но опасный, коварный. Мог он результат так исказить, что и правды потом не найдёшь. Верить ему нельзя, только к сведенью принять, выводы сделать. Подумать хорошенько, то ли ты, ведьмочка, поняла.
Я достала из кармана маленькое фамильное зеркальце. Положила перед собой, вздохнула, глаза закрыла. Призвала дар свой семейный из самого сердца, почувствовала, как откликнулась сила родной земли. Покажи мне, родненькая, судьбу девицы молоденькой.
Открыла глаза, осторожно, медленно. Расплылось передо мной зеркальце, как и не было его. Дрожь по спине прошла, холодно стало, точно зимой, вот-вот ворвётся в шатёр вихрь да снег пойдёт. А в зеркальце стояла я в мамином платье свадебном, дорогом, красивом, подол, вышитый до самого пола, рукава воздушные, цветы в волосах белые. Кто рядом-то был, не видела, отказалось зеркало коварное показывать, только мне и не требовалось. Стены вокруг виднелись красивые, расписные, картины в позолоченных рамах, тяжёлые пышные шторы на окнах… Много раз я их с другой стороны, с улицы видела, шторы эти в барском особняке висели.
Яркий свет вдруг ослепил глаза, и я отпрянула от зеркальца, рукой закрылась. Не сразу поняла, что не из видения он появился. На груди у меня мамин медальон светился, но погас сразу, стоило его в руки схватить. Надо же, и вправду зачарованный, что же он мне сказать-то хотел? Неужели одобрял мой ведьмочкин дар свадьбу с барином? Только этого мне не хватало.
Глава 8
Время тянулось медленно, но неуклонно. День казался мне невероятно длинным, я маялась то от жары, то от скуки, то от переживаний.
Тишка спал прямо рядом со мной на столе. Он развалился на спине, животом вверх и забавно поджал лапки. Морда у него была до безобразия довольная. Он же служил и главным экспонатом в моём шатре — если ко мне кто-то и заглядывал, то взгляд посетителя неизменно падал на Тишкино круглое дымчато-серое пузо. Его так и норовили погладить, а я пользовалась моментом, чтобы попытаться соблазнить пришедшего на разговор.
Меня здесь не ждали. Как оказалось, многие из тех, кто приехал на ярмарку ради предсказания, понятия не имели, что ведьмочка в этом году будет новая. Кто-то спрашивал напрямую, удивлялся, оставался или уходил. Кто-то и вовсе стремился сбежать сразу, когда не заставал мою бабку на положенном месте. Сначала я терялась и удивлялась, потом злилась, а после сытного обеда Лискиными пирожками, которые она сберегла специально для меня под прилавком, и вовсе — смирилась. Только руки складывать не собиралась. Никто известным-то сразу не рождался, и у бабки моей слава не сразу появилась. Вот и я смогу, надо только хорошенько подумать.
Анка то и дело заглядывала в гости, проверить, насколько я приуныла. Пару раз мне даже захотелось выгнать её насовсем, но я сдержалась.
— Надо что-то делать! — жизнерадостно заявила она, в очередной раз просунув голову внутрь шатра.
— Что тут сделаешь? — кисло уточнила я.
— Бросать эту ерунду и домой идти? Зимой за настойками придут.
Я помотала головой.
— Нет, на настойках не проживёшь. Да и не обязательно ко мне пойдут. Плохо всё это.
Анка протиснулась в шатёр целиком и упёрла руки в бока.
— Да подумаешь, велика потеря. Отцу помогай, следующим летом ещё раз попробуешь.
Знала я, конечно, глубоко в душе, что Анка это не со зла говорила, по-доброму. Помочь хотела, да и была в её словах правда. В другой раз я бы, может, так и поступила. Только теперь раза этого другого могло и не случиться.
— Не всё так просто, — призналась я.
Тишка повернулся набок, приоткрыл один глаз и посмотрел на меня. Неужто мои откровения не одобрил. Не сказал ничего, словно сразу снова заснул, предатель.
Анка уселась напротив меня. У входа зашуршали, на шатре появилась тень, и подруга громко крикнула:
— Занято.
— Ты чего, с ума сошла? — в ужасе зашипела на неё я. — А вдруг там заказчик был хороший?
— Подождёт, — отмахнулась она.
Я нервно поёрзала на подстилке. В душе всё словно оборвалось и трепетало, то ли от ужаса, то ли от негодования.
— Рассказывай, — потребовала она.
Смотрела я на неё и думала, как же сказать-то. Никак мысль не складывалась, всё только болью отдавалась. Не выдержала я и выпалила прям как на языке было:
— Не будет у меня следующего раза. Замуж меня выдадут, если на зиму не смогу себя и отца обеспечить.
Анка открыла рот. Моргнула. Снова закрыла.
— Как замуж? А дар?
Уж кто-кто, а Анка с Лиской хорошо меня знали, много я им рассказывала, и что дар семейный без любви не держится — тем более.
Я развела руками.
— Отец приказал. Голод-то страшнее, чем дар потерять, который замужем и не сильно нужен. Какой мужик свою жену пустит по ярмаркам гадать, — грустно опустила голову я. Рука сжимала медальон на груди, поглаживала его краешек большим пальцем.
— За кого? — расстроилась Анка. Лицо у неё всегда такое живое было, все чувства на нём вмиг отражались. Вот и сейчас за меня она переживала, а в глазах так и сияли интерес да любопытство.
Ком застрял у меня в горле. Не могла я ей никак сказать про барина. Показалось, что если вслух произнесу, то оно обязательно сбудется. Но ещё хуже — Анка во мне разочаруется. Или надумает чего, что я ведьма специально решила выше всех в селе стать, а теперь тут дурочку из себя строю.
— Не знаю, — отозвалась я, уставившись в стол. — К отцу кто-то приходил, незнакомый.
Анка всплеснула руками.
— Вот дикость-то какая. Богатый небось?
— Богатый.
— Молодой?
— Молодой, — протянула я. Перед взором так и стояло лицо. — Высокий, статный, красивый. Волосы чёрные, а глаза карие, глубокие, как озёра медовые. Руки такие крепкие. Анка, а голос у него какой, прямо до сердца добирается. И смотрит он так, смотрит, словно не ведьмочка я бедная, а царица…
Я вдруг поняла, что разговариваю сама с собой, а на меня внимательно смотрят две пары глаз.
— Сонька, — хитро прищурилась подруга, даже на Тишку похожа стала, — скажи-ка мне, а ты точно замуж-то за него не хочешь?
— Чего? — опешила я и с жаром возразила: — Конечно, не хочу! Нельзя мне, я ведьмочкой хочу быть…
Запнулась, растеряла слова. Покраснела вся, прям почувствовала, как по шее и к щекам жар приливает. Молчать надо было, никого в свои проблемы не втягивать. Сама рот открыла, теперь самой и расплачиваться.
Анка покачала головой, а я по лицу её поняла — ни слову не поверила. Только не зря она была моей хорошей подругой, промолчать всегда умела вовремя. В глаза ей смотреть всё равно неудобно было. Анка почесала затылок, потом — пузо Тишки, которое снова услужливо оказалось сверху.
— А он помочь не может? — кивнула Анка на кота.
— Да чем он поможет? — вздохнула я. — Его дело дар мой усиливать и непрошеные советы давать.
Тишка громко фыркнул, прямо как человек.
— Притворяется, что спит, а сам подслушивает, — пробурчала я ему.
— Значит, сами справимся.
С минуту она думала, а потом вдруг разулыбалась, засияла прямо.
— Так, подожди, сейчас мы всё поправим, — вскочила на ноги боевая Анка, радостно хлопнула в ладоши. — Ты тут сиди, а я пойду народ зазывать и тебя расхваливать.
— Да стой ты, — ужаснулась я. — Люди ж засмеют.
— Я им засмею, — пообещала Анка и сбежала из шатра.
Снаружи послышался её весёлый громкий голос.
