В одном сосед был прав. Сурганов не станет умирать под забором. Но никакого южного пути не будет, он двинется на север. Это тоже не дает особой надежды, но лучше сделать два свободных шага, чем один.
Сурганов огляделся и вытащил из шкафа рюкзак. Несколько простых вещей — что может быть нужнее в его положении? Нож, комбинезон и запас концентратов. Комбинезон он покупал специально простой, без внешней синхронизации. То есть боты, поддерживающие в нем температуру, не сверялись с внешней силой, и через какое-то время они начнут шалить, дурить. Они перестанут латать дыры, и комбинезон умрет — может быть, в самый неподходящий момент. Зато этим не нужно электричество, а только тепло немытого сургановского тела. Говорят, раньше люди собирали себе в тюрьму специальный чемодан, в котором была одежда и еда. Теперь тюрем нет, но чемодан у него есть.
Он готовился к месяцу, в худшем случае — двум, чтобы потом вернуться. Теперь это будет навсегда. Это будет навсегда, потому что он готовился нарушить Закон окончательно и бесповоротно.
Поэтому наконец он достал из шкафа Крысоловку.
Предстояло самое трудное — надо было ловить крысу. Крыса куда хитрее и умнее дружинников, она бьется за свою жизнь каждый день, и каждый день перед ней реальный враг. Но Сурганов был готов к этому — еще года два назад он изобрел «гуманную крысоловку». Патент продать никому не удалось — городским структурам он был не нужен, для гражданина — дорог, а по сути — бессмыслен. Ну, поймал ты гуманно крысу, а что с ней потом делать? Остается негуманно утопить.
Теперь крысоловка дождалась своего часа.
В падающих на Город сумерках Сурганов установил крысоловку вблизи торговых рядов — там, где торчали из земли какие-то вентиляционные патрубки. Он вдавил стержень внутрь коробки, и жало раздавило где-то там внутри ампулу с приманкой.
«Пока я ничего не нарушил, пока… — подумал он. — Да и Personalausweis не позволил бы мне ничего сделать. Механика и химия спасает меня. Но это пока».
Крысоловка заработала. Сурганов не чувствовал запаха, да и не для него он предназначался. Он спокойно ждал на медленно отдающей тепло осеннего солнца земле.
Несколько крыс уже билось за возможность пролезть внутрь. Наконец, расшвыряв остальных, туда проникла самая сильная. И тут же остановилась в недоумении — голова крысы оказалась зажата. Сурганов, вдохнув глубоко, вынул нож и, заливая кровью руку, срезал РА со своего запястья. Потом, смазав тушку крысы клеем, прилепил аусвайс ей на спину. Почуя запах крови, крыса забилась в тисках сильнее.
«Вот и все. Теперь меня нет, — подытожил он. — Вернее, теперь я вне Закона».
Если раньше он был осужденным членом общества, то теперь стал бешеной собакой, кандидатом на уничтожение.
Но так или иначе крыса теперь будет жить в Городе — за него. Пока не подохнет сама или пока собратья не перегрызут ей горло. Тогда она остынет, и Personalausweis выдаст сигнал санитарам-уборщикам, которые начнут искать тело Сурганова. Но это случится не скоро, ох, не скоро.
Запоминая эту секунду, Сурганов помедлил и нажал на рычаг крысоловки. Крыса, прыгнув, исчезла в темноте.
Самое сложное было найти просвет в ограде. К этому Сурганов как раз не подготовился — он никогда не подходил к границе Города. Тут можно было только надеяться.
Он специально вышел точно к контрольному пункту рядом с монорельсовой дорогой. Здание караулки было встроено в ограду: одна половина на этой стороне, а другая — на той. Ветер ревел и свистел в электрической ограде. Сурганов забрался на крышу и пополз вдоль бортика. Крыша была выгнутой, прозрачной, и Сурганов видел, как в ярком электрическом свете сидит внутри сменный караул, как беззвучно шевелят губами дружинники, как один из них методично набивает батарейками рукоять своего пистолета.
Но никто не услышал движения на крыше, и Сурганов благополучно свалился по ту сторону своего Города. Бывшего своего Города.
Конечно, его обнаружили бы легко. Да только никто не верил в его существование — он был мелкой взбунтовавшейся рыбой, рванувшей сквозь ячейки электрической сети.
И вот он шел по тропинке вдоль монорельса, шел по ночам — не оттого что прятался от кого-то, а просто днем можно было спать на припеке или искать не учтенную цивилизацией ягоду.
Он шел очень долго, ориентируясь по реке, которая текла на север. Ему повезло, что дождей в эту осень не было.
Наконец холод пал на землю, выстудил все вокруг, и река встала. Сурганов спал, и в бесснежном пространстве его снов, и в пространстве вокруг него не было электричества. Он проспал так два дня, кутаясь в шуршащее одеяло из сухой листвы и травы — одеяло распадалось, соединялось снова, жило своей жизнью, как миллиарды искусственных организмов, забытых своими создателями.
Когда он проснулся, то увидел, что река замерзла до дна — было видно, как застыли во льду рыбы, некоторые — не успев распрямиться, еще оттопырив плавники. Сурганов пошел по поверхности того, что было рекой. Комбинезон еще грел, но начиналось то, о чем его предупреждали — тепло от умной одежды шло неравномерно, и отчего-то очень мерзли локти.
Сумасшедшие боты перестраивали себя, воспроизводили, но никто, как и они сами, не знал, зачем они это делают. Сурганов не стал задумываться об этом, просто отметил, что надо торопиться. Из памяти Сурганова роботы уползали, как муравьи из своего муравейника, но, в отличие от муравьев, без всякой надежды вернуться.
Может, и здесь, где-нибудь под снегом, жили колонии крохотных роботов, дезертировавших из армии или случайно занесенных ветром с нефтяных полей. Они тщетно хотели очистить что-то от нефти или уничтожить несуществующих мусульман по этническому признаку, но скоро потеряли смысл своего существования. О них забыли все, и не было от них ни вреда, ни пользы.
Наконец Сурганов нашел избушку — дверь отворилась легко, будто его ждали. Внутренность избушки походила на картинку из сказки — вся утварь топорщилась тонким пухом инея. Но первое, что он увидел, происходило из другой сказки, совершенно недетской — перед печуркой сидел на коленях человек с электрической зажигалкой в руке.
Из электричества тут были только грозы — но от них отделяло целых полгода.
Человек был точь-в-точь как живой, только успел закрыть глаза, прежде чем замерзнуть. Замерзли дорожками по щекам и его последние слезы.
Из открытой дверцы печки торчали тонкие щепки дров и сухая кора.
Сурганов только чуть-чуть подвинул предшественника и принялся орудовать своим диковинным кремневым механизмом. Огонь разгорелся, замороженный незнакомец пересел на улицу, оставив у огня целый мешок концентратов. Но главным для Сурганова было не чужая одежда и припасы, а то, что он на верном пути. Так он добрался до края великого леса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
