корень и используя лианы в качестве тарзанок. Мальчик почти летел вниз, и внимательный наблюдатель заметил бы, что ни руки, ни ноги его не касаются ни ветвей, ни земли. Перемещаясь, Будда не прикасался к Миру. В ветвях над его головой также бесшумно и бесконтактно двигался Пернатый Змей. Бордовое чешуйчатое тело, обрамленное возле головы темно-синими перьями, напоминавшими раскрытые лепестки лотоса, меняло свои размеры от нескольких метров до длины среднего аспида в угоду ситуации по ведомым ему одному законам того мира, откуда он был родом.
У поваленной недавним ураганом секвойи им встретился Монах. Он сидел на корточках, привалившись к стволу дерева, с закрытыми глазами и шептал молитву.
–– Куда путь твой, добрый человек? – спросил Будда.
Монах, не открывая глаз и не прерывая молитвы, ответил одними губами:
–– Я иду к Будде, в пагоду.
–– Будды там нет, я только что оттуда, – сказал Будда.
–– Я всегда нахожу Будду, в какую бы пагоду не зашел, – монах открыл глаза и прекратил мантру.
–– Так, может, ты и есть Будда? – съязвила клыкастая ноздреватая морда Змея сверху.
Монах с удивлением посмотрел на третьего собеседника и ответил:
–– Нет, просто Будда не покидает своих пагод.
Теперь Пернатый пресмыкающийся с ухмылкой взглянул уже на Будду. Мальчик пожал плечами:
–– Пагод слишком много на одного Будду. Не говорит ли в тебе гордыня, о находящий Будду везде?
Монах было открыл рот, но тут подключился Пернатый:
–– А если ты не поднимаешься, а спускаешься, здесь важен угол зрения, тогда спуск твой приведет тебя не в Пагоду, а в Чистилище, к Шиве.
–– Но ноги мои устают, когда я подхожу к пагоде, значит, я шел вверх, – возразил Монах.
Будда улыбнулся:
–– Руки палача тоже испытывают усталость в конце рабочего дня.
–– Не искушать ли меня ты пришел сюда, отрок, вместе со своим странным спутником? – воскликнул Монах и поднялся на ноги. – Освободи путь мне к Будде, ибо он ждет меня, и в том Вера моя.
Змей растянул клыкастую пасть в подобие улыбки:
–– Но где он ждет тебя, Монах, вот главный вопрос?
При этом бордовый хвост опустился с ветвей и уткнулся в мальчика. Возмущенный Монах пропустил столь явную подсказку и, буркнув «прощайте», затопал через непролазные заросли на вершину холма.
–– Постой, Монах! – крикнул ему в спину Будда. – Что ты хочешь сказать Будде? Какой у тебя вопрос?
Правая нога Монаха застыла в воздухе, не успев завершить начатый шаг. Кашая, оранжевым пятном на фоне зеленого буйства, застыла в вечном неподвижности. Чудо-рептилия одобрительно моргнула мальчику огромным иссиня-черным глазом и в миг очутилась возле окаменевшей фигуры. Через секунду рядом с ней расположился и сам Будда:
–– Ты не можешь двигаться, но можешь говорить, монах. Откуда ты идешь?
Монах, привыкший к долгим медитациям, подразумевающим недвижимость позы, тем не менее был обескуражен. Он часто моргал глазами и пытался хоть как-то сигнализировать мышцам тела. Пернатый насмешник на сей раз помог ему:
–– Дело не в твоем теле, а во Времени. Наше Сейчас в тысячу раз медленнее земного, но к твоему языку и гортани это не относится.
Монах, пошевелив языком во рту, немного успокоился:
–– Я иду с той вершины, что вы можете видеть за моей спиной, из тамошней пагоды. Я спросил там у Будды, каков этот мир, и он отослал меня на следующую пагоду.
Будда моргнул, монах опустил ногу:
–– Кто вы? Посланцы чьей воли мешают мне на моем Пути к Будде?
Рептилия задрала квадратную башку с перьевым ожерельем повыше и торжественно раздув ноздри заявила:
–– Я – Пернатый Змей, а он – Будда.
Монах посмотрел на мальчика и сказал:
–– Я сотни раз видел Будду, и это не ты.
На что мальчик спокойно возразил:
–– Я Будда, но тебя вижу впервые. Я пробыл в той пагоде, – Будда указал на верх холма, – сегодняшнюю ночь и иду на другой холм, туда, где ты был вчера. Если продолжишь свой Путь, снова встретишь другого Будду, иллюзию.
Монах колебался. Слова мальчика, сказанные с невероятной внутренней силой и уверенностью, смутили его. Всю жизнь Монах искал Будду. Стоя перед его изображениями, он разговаривал, молился, спрашивал, рассказывал, но в ответ было молчание. Камень и золото обладают собственными языками, не доступными уху человека. Если Будда и отвечал, Монах не слышал. Не сам ли себя он гнал от пагоды к пагоде в теряющейся среди многих лет надежде? Неужели вот сейчас он говорит с Буддой, но готов разойтись с ним оттого, что не верит ему, но верит себе или своей иллюзии? А может, это просто мальчик с ручной змеей в его воображении? Много часов пути под палящим солнцем, усталость в членах и видения в голове. Монах посмотрел на ребенка, тот, будто уловив его мысли, широко улыбнулся, и там, меж редких детских зубов, «ничтоже сумняшися» увидел Вселенную, наполненную сверканием звезд, вращающих подле себя миры, дивные и неведомые, столь непостижимые, что Монах зажмурился, то ли от страха, то ли от восхищения, а открыв глаза, очутился в белой пустоте.
–– Я здесь и говорю с тобой, – прозвучал голос мальчика. – Ты спросил, каков этот Мир. Мир не такой, каким ты его представляешь Здесь и Сейчас, но он становится таким, каким ты видишь его Там и Потом. Будущее окрашивается теми красками, которые ты добавляешь в Настоящее, знай об этом и не порти Холст, созданный Творцом.
Белая пелена сползла с глаз Монаха, он стоял в джунглях на том же месте, где секунду назад посмотрел на улыбку ребенка, но ни мальчика, ни говорящей рептилии не было. Вверху сквозь густую листву проглядывала бело-золотая пагода. «Я иду к Будде, которого там нет, – подумал Монах, – к вечеру я войду в пустой храм, так обычно и бывает. Будда будет на другом холме и не услышит мои молитвы.»
Сомнения, словно обезумевшие осы, жалили уже не разум, но само сердце. Обернись он в этот момент, увидел бы за спиной Будду и его пернатого спутника, с интересом наблюдающих за осиной атакой. Монах не обернулся, но решительно произнес вслух:
–– Сам Будда поведал мне о Мире, который станет не таким, как есть Сейчас, но таким, как увижу его. Главное – видеть так, чтобы не испортить Холста. Будда ждет меня наверху.
И убежденный в своем просветлении Монах уверенно продолжил карабкаться вверх, хватаясь за лианы и перешагивая через корни. Пернатый змей, дождавшись, когда кряхтящий оранжевый фонарик исчезнет в
