– …Неофициальная часть приговора…
«Слава богу, похоже скоро уже!»
– …Тут я приказ сейчас отдам… И тебя расстреляют, конечно, потому что ты, я ведь знаю тебя, ни за что не вытащишь из кармана твоё очередное глупое изобретение для нас…
Когда он решил окончательно, что небо его провело, облака чуть разошлись, приоткрывая заветное, и он до того обрадовался, что облака тут же сердито схлопнулись и на него выпал короткий дождь. Глаза его засияли.
– …И для всех ты умрёшь, невежливо позабыв даже махнуть на прощанье или сказать что-нибудь. Но не для меня, я ведь знаю тебя…
«Здорово! Оно сегодня кажется немного не выспалось и до обворожительного капризно!..»
– …Для меня ты не сможешь умереть и поэтому приходи. Приходи обязательно. Ко мне. У меня заварка будет из того волшебного набора трав, который умеет составлять только моя нежная Пегги. Тебе ведь всегда нравилась Пегги, признайся? Ну а то, что тебе нравился чай из её рук и признаваться не надо, я ведь и сам достаточно знаю уже о тебе. Приходи. Обязательно…
«Ну вот ещё! Это кому вы там, друг мой? Мне? Во-первых, нет времени, а во-вторых, как вы себе это представляете? Я похож на зачаровашку-зомби, чтобы расхаживать после смерти? Честное слово, сами все психи какие-то! Хотя, конечно, Пегги…»
– …Я буду очень ждать. Посидим, поговорим, у меня ещё так много осталось не сказанного тебе… И приготовься, пожалуйста, я не в силах больше испытывать собственное терпение о твои сверкающие глаза. Будь же добр ко мне, по крайней мере один раз в жизни – отвернись к стене! Приговор оглашён полностью. Обжалованию подлежит по исполнении...
«Родные мои, товсь уже, please!»
Йён внезапно очень сильно заинтересовался стеной – как она там? Рассеяно обернулся и посмотрел.
Стена как стена. Бы плечами пожать. Серая в тон облакам и никому здесь ненужная. Даже ему. Непорядок – он строго коснулся челом её и осторожно вынул свободную руку. Незаметно коснулся, погладил… стали отчётливо видны трещины паутиною оплетающие весь сырой штукатур. Морщины? – йён на секунду задумался. Нет, скорей капилляры живые, в особенности когда по ним струится дождевая вода…
Позади задрожало эхо: «Огонь!»
Он рефлекторно дёрнулся, чтобы обернуться на одно из очень близких внутренне ему имён, но понял, что на этот раз обращение не к нему и ещё один раз внимательно посмотрел в расстилающуюся перед его взором серо-серую даль. Стена молчала, трещинки оживали весёлыми капиллярами. Дождь? Да, наверное. Им и не снилось, поди, крохотным, что когда-нибудь по ним побежит ещё и самая настоящая, самая пригожая для жизни пламенно-яркая кровь. Уже совсем скоро, подумал он, чувствуя, как закололо сердце под левой лопаткой, крошки-трещинки заметались ещё веселей и превратились в отчаянно посверкивающие молнии. Стена стала подаваться, наконец, осторожно распахивая свою глубину в молниеносные створы прохода.
«Вильгельм Тель, братко, завидуй уж! Сам стрелок ворошиловский, но чтоб так – все в одну…», редко понимал и часто беспокоился о том, сердце его находится где, теперь же точно знал и насовсем уже понял йён…
***
– Вход! – скомандовал Онейрохирург и первым шагнул к столу с начинающим чуть подрагивать смуглым телом.
Фиолетовое облако уже полностью рассеялось, и онейронавта теперь экстренно прогревали обволакивающие лучи света восстановительной нежности.
– Эстетика Сопряжения на рядовом критическом пороге! – доложил Онейропсихолог. – Возможно, получится…
– Правда? – младший Иммунобиолог вновь допустила нарушение служебной регламентации.
– Правда!.. – Онейрохирург вницал основной ток-импульс солнечного сплетения пациента через раскрытые ладони; он никогда не ставил прогноз-диагнозов, в своей деятельности он лишь констатировал факты...
Глава I. «КапеllaN. Реадаптация».
Эйльли
Свет. Он не представлял себе возможности такого количества света вокруг. Солнце окружало его, а он был внутри этого солнца.
– Где… я?..
Он не умел видеть в солнце и закрыл от отчаяния глаза. Помогло. Не очень. За веками было светло. «Господи! Тьмы не вижу!», засмеялся где-то в нём отголосок какого-то не совсем понятно инородного происхождения. Он вдохнул изо всех сил и снова открыл глаза.
– Где… я?...
Больно. Глазам. И в груди от вдоха. Но постепенно он начинал прозревать. Ослепительный свет стал обретать контуры. Полыхающий пламень застывал углами и формами, двигался переливами, играл отдельными искрами. Он глотнул. Глоток обжог ему гортань раскалённым свинцом. «Золотом!», подсказал в нём всё тот же имеющий отдельную от его сознания свободу голос, «Скорей тогда уже расплавленным золотом…»
– Где… я?..
И только тогда понял, что не размыкал ещё рта. Он бился тщетно и вопрошал лишь внутри. Доброе лицо чистого света склонилось над ним в улыбке.
«Ангел?», подумал он.
«Жуткое средневековье!», строго отреагировал изнутри его пока единственный собеседник и оппонент, которым и являлся-то собственно, как всегда и скорей всего он сам или какая-то из его непонятных, непонятно свободных, но упорно мыслящих частей. Внешний же мир не нарушал тишины. Тишина переливалась тончайшей мелодией, окружала и проницала его насквозь. Он сделал напряжённое усилие над собой в попытке раскрыть губы – спросить.
«Не надо тревожиться больше!», ясный чистый голос явился словно одновременно и из его собственных глубин и из внешнего мира, «Вы очень далеко и в полной безопасности!».
Он облегчённо вздохнул и прикрыл глаза. И тут его легко тряхнуло изнутри об осколки памяти: серый мир, расстрел, психиатрический полигон. Память оживала фрагментарно-надломленными понятиями. Этих слов не было в этом окружающем его мире света, эти слова приходили явно лишь из его собственных тёмных бездн. Стена в трещинках, выгоревшая трава, всегда закатное солнце…
– Ну с этим, допустим, вы несколько погорячились! Солнце было таким же, каким оно было всегда. Лишь ваше воспалённое восприятие страдало этим вечным закатом…
Эта фраза была произнесена уже не изнутри, а извне. Тем, кто вообще-то до этого всегда находился лишь внутри... Он резко распахнул глаза и, превозмогая боль, повёл яблоками глаз. Рядом с лицом доброго света улыбки находилось ещё одно лицо. Ещё один алгоритм-производная от этого солнечного всё исполняющего света. Но он тут же зажмурился от вспышки света исходящей от этого второго солнечного сияния и единственной мыслью после встречи с ним у него остался вопрос: как этот болевой и ослепительный его собственный всегда фактор смог оказаться во внешнем, не контролируемом им мире?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
