Заглянув за угол, я увидел, как вокруг вышедшего продавца кавказской наружности в неутомимом восторге крутит хвостами небольшая свора дворняг.
– Вот тебе и тебе. Кушай, дорогой, – с искренним удовольствием поговаривал продавец, разбрасывая небольшие куски мяса. – Все равно человек из города такой не купит, а я сам все не съем. Вай, ти какой хороший. Держи и тебе. Ти же друг человека, а Гагик твой друг. Ми друг друга нэ брасаем.
Присев на колени, он, улыбаясь, трепал довольную дворнягу по холке. Увидев меня, продавец насторожился.
– Эй! Што тебе нада?
Я чувствовал, как промок шарф на моем лице. Через расходящиеся в стороны шрамы сочилась слюна.
– Здесь для тебя ничего нэт.
Я смотрел как дворняги прогладывают куски мяса, отдающего тухлятиной. Вспомнил слова того человека: «У нас тут дворняг отродясь не водилось». Чем не еда? У корейцев – деликатес. А наши во время блокады и не такое ели.
– Э! Па-русски панимаешь? Уходи давай! Ти что, наркаман?! – возмутился продавец, начав размахивать руками.
Боже, я что, и вправду раздумываю над тем, не съесть ли мне дворнягу?
Мои глаза следили за руками кавказца, источающими аромат свежего мяса. Пасть начала раскрываться сама собой.
Собачий лай заставил меня очнуться. Встрепенулся. Собаки почуяли недоброе и начали рычать и лаять или просто подхватили настроение их кормильца и встали на его защиту.
Я выскочил из переулка. Побежал по пустым улицам. Фонари. Падающий снег. Изредка проносящиеся машины. Который вообще час?
На телефоне пропущенные звонки. Сообщения. Есть от Лерочки! Голосовые!
«Что это было! Ты мне вчера шею прокусил! У меня кровь шла! А сегодня ни следа! Это что, какой-то дурацкий пранк?!»
«Перезвони мне срочно! Кажется, я схожу с ума! Мне кажется, у меня растет новый зуб!»
«Мне так плохо. Извини что ругалась. Хочу увидеться. Давай снова сходим в тот ресторан? Я же так и не попробовала тот аппетитный стейк».
«Почему не отвечаешь? Ты дома? Я сейчас приеду».
Я попытался перезвонить, но Лерочка была недоступна. Наверное, уже в метро. Она тоже заразилась. Кажется, у нее все стадии протекали быстрее. Нужно как можно раньше встретиться с ней, пока у нее не появились шрамы и голод. Я уже хоть что-то об этом знаю. Знаю, что нужно вырывать старые зубы. Знаю, что можно побороть голод. А она наверняка напугана и ничего не понимает.
Опасаясь, что Лера, выйдя из метро, не сможет дозвониться до меня, я отправился домой пешком. Снова бежал по улицам, как какой-то сумасшедший. Усталость, как и холод, больше не ощущались, только боль в пасти, к которой я уже начал привыкать. Боль и голод.
Я перезванивал, пытаясь дозвониться до Лерочки.
Вдруг прорвался входящий вызов, и я машинально ответил:
– Алло! Сергей, это ты? Это Вероника! Я хочу помочь! Я знаю, ты никого не убивал!
Я сбросил и снова попытался дозвониться до Лерочки.
Голод теперь мой самый страшный враг. Теперь мне понятно: чем больше во рту зубов, тем сильнее голод. Возможно, за этим их и удаляют. Голод – это поле боя, на котором я сражаюсь с самим Дьяволом за свою Душу. Дьявол на плече, да? Теперь он еще и на плече Лерочки. И за ее Душу я готов сражаться более яростно, чем за свою. Лерочка Белоголовцева. Какими теперь станут наши отношения? Мы сможем остаться вместе? Сможем закончить университет? Сможем любить друг друга?
Я перезванивал и перезванивал, пока не прорвался очередной входящий с неопределенного номера. Вдруг это Лерочка?
– Алло, Сергей! Я могу помочь! Пока еще не поздно!
На той стороне послышалась небольшая борьба, и мужской голос, вероятно, принадлежавший тому с усами, начал сыпать угрозами:
– Мы все про тебя знаем! Знаем, где ты живешь! Тебе никогда от нас не скрыться! Лучше приходи сам по-хорошему!
Телефон разрядился.
Добравшись до квартиры, я обнаружил что дверь не заперта. Душнила забыл запереть или преследователи нашли его?
За дверью слышалось сопение. Бежать вниз и караулить Леру из-за угла? Боясь пошевелиться и издать малейший шорох, я вдруг услышал, что из-за двери доносится запах крови. Но даже в самом страшном сне я мог представить той ужасающей картины, что развернулась, когда я, набравшись смелости, не дыша, заглянул в дверную щель.
Лерочка в блаженном экстазе спала прямо на полу прихожей. На ее окровавленном лице с бо́льшими, чем у меня, шрамами была довольная улыбка. Рядом лежал подранный сосед-душнила. Сейчас, после смерти, его лицо с застывшим на нем удивлением, казалось более живым, чем при жизни.
Что-то с силой врезалось мне в грудь. Ноющая боль пронзила мироздание. Я зажмурился так, что все побелело. Пусть это будет сон. Пусть я окажусь сумасшедшим. Пусть врач переборщил с анестезией и у меня действительно на нее аллергия. Пусть я окажусь в коме. Пусть я даже умираю прямо сейчас. Пусть произойдет что угодно, лишь бы не это.
Когда белая пелена отошла, пугающая картина осталась без изменений.
Покрывшись холодным потом и оцепенев на несколько минут, я размышлял, не стоит ли мне закончить страдания Лерочки. Будет ли так лучше для нее? Но затем, вспомнив слова батюшки, я ошибочно убедил себя, что ее еще можно спасти.
Я захлопнул дверь. Лерочка испуганно очнулась. Она какое-то время удивленно смотрела на меня, на свои руки и на то, что осталось от моего соседа. Затем она радостно вскочила и бросилась мне на шею.
– Это невероятно! Это восхитительно!
Ее губы припали к моим, и я почувствовал вкус крови. Кровь человека, которого я ненавидел всем сердцем, на губах человека, которого я этим же сердцем любил. Я оттолкнул ее от себя.
– Я не знаю, как тебя благодарить. Мы теперь прямо как Белла и Эдвард.
Она снова бросилась целоваться, но я отстранился.
– Что такое?
– Ты убила его.
– Ну и что? Он же тебе никогда не нравился.
Она испуганно схватилась за щеки.
– Ах! Ты сам хотел? Ну извини, котик! Я не додумалась!
– Ты. Убила. Человека.
– Да что тут такого?
– Ты убила человека и спрашиваешь, что тут такого?!
– Люди постоянно убивают! В том числе друг друга! А что до этого… Так нам за него еще спасибо должны сказать.
– Но… но он же был человеком. У него была мать. Он просыпался каждое утро. Он жил со мной в одной квартире. Он кого-то любил в этом мире, и кто-то наверняка любил его.
– Да какая разница, человеком он был или коровой. У нас клыки, а значит, мы решаем, кто добыча!
– Ты проиграла!
Я попятился назад.
– Что?
