Первой мыслью его было залезть повыше на дерево и укрыться между ветвями: но собака оставалась внизу и могла выдать его.
Пока он соображал, как лучше поступить, раздался другой выстрел, потом третий, послышались голоса и, наконец, вой собаки.
— Боже! — прошептал Синий-Билл, — там дерутся, и я знаю, кто это. Первым стрелял масса Дарк, вторым масса Кленси. О, я здесь не в безопасности! Куда бы мне спрятаться?
Он посмотрел на собаку, потом на ствол дерева, обвитого громадными лозами дикого винограда, с помощью которого было легко взобраться на самый верх, и так легко, что смело можно было взять с собою и собаку. Страх того, что молодой хозяин мог зайти сюда и заметить его, заставил не терять ни минуты; он схватил собаку и полез на дерево, как медведица, уносящая медвежонка.
Через десять секунд он уже был между ветвями и совершенно закрыт листьями от взора тех, кто мог бы пройти внизу.
Чувствуя себя в безопасности, охотник начал прислушиваться. Сначала доносились голоса, потом слышался только один голос, которому как будто перестали отвечать. Говорил его молодой хозяин, но трудно было различить слова на таком расстоянии. Потом ничего не стало слышно, и люди, по-видимому, удалились. Так как дерево, на котором сидел Синий-Билл, не стояло на дороге к плантации, то он и надеялся, что хозяин не пройдет здесь, и что ему самому можно будет смело возвратиться домой.
Но вот охотник услышал тихий зловещий вой собаки, которая, казалось, пришла по другому направлению, потом снова голос массы Дика, который ласково приманивал ее.
Затем снова прогремел выстрел, сопровождаемый гневным восклицанием, и, опять раздался вой собаки.
Для невольника, отлучившегося без позволения, все это было дурным предзнаменованием и предвещало трагическую развязку. Он дрожал от страха, а между тем присутствие духа не покидало его. Схватив за горло свою охотничью собаку, чтоб она не подала голоса, он временами давал ей шлепки.
Вскоре раздались быстрые шаги в кустарниках, приближавшиеся к его дереву. Он был уверен, что это был его молодой хозяин. Через несколько секунд он увидел, как тот шел от места, где перед тем раздавались голоса и ружейные выстрелы. Он бежал нагнувшись и часто останавливался, прислушиваясь и оглядываясь.
Добежав до смоковницы, он остановился, вынул из кармана платок, отер с лица и со лба пот и вновь двинулся вперед.
Вынимая платок, Ричард не обратил внимания, как что-то упало к его ногам, — но охотник не мог этого не заметить. Упавшее было похоже на обыкновенный конверт, который и был осторожно поднят Синим-Биллом, когда тот слез с дерева.
Негр не умел читать, он даже не вынимал бумаги из конверта, но инстинктивно догадался, что тем или другим образом и в данную минуту находка может быть ему полезна, и поэтому он положил ее в карман.
Он прислушивался к затихающим шагам Ричарда Дарка. Тишина вступила в свои права среди мрачных кипарисов. И вскоре охотник слышал только биение собственного сердца.
Енот, еще недавно обреченный на верную смерть, мог спокойно спать в своем дупле. Синему-Биллу встретились другие заботы, и енот вышел у него из головы. Охотник хлопотал о собственной безопасности, хотя молодой хозяин не видел его, и даже не подозревал об его присутствии, ему что-то подсказывало, что несчастный случай поставил его в опасное положение. Было ясно, что случилось какое-то трагическое событие.
Его подмывало пойти туда, где прогремели выстрелы, с целью узнать — что там произошло, но он вскоре одумался. Он уже боялся того, что знал, и не смел узнавать больше. Убийцей мог быть молодой хозяин. Это подтверждало и бегство Дика. Ну, что ж? Должен ли негр убедиться в его преступлении и потом свидетельствовать против него? Он знал, что свидетельство его, как невольника, не будет иметь в суде никакого значения, но все-таки усилит подозрение. Но как невольник Ефраима Дарка, он знал, что потом ему не жить на свете.
Последнее повлияло на Синего-Билла. Он ушел, унося на руках собаку.
Он бежал, не останавливаясь, и счел себя в безопасности только тогда, когда прибыл в негритянский поселок.
Глава VIII. БЕГСТВО УБИЙЦЫ
Ричард Дарк бежал через лес, словно кто-то гнался за ним. Он держался прямой линии, насколько позволяли ему кустарники, спотыкаясь иногда об опрокинувшиеся деревья или путаясь в длинных ветвях ползучего винограда. Он останавливался только для того, чтоб прислушаться или взглянуть, не было ли за ним погони.
Хладнокровие, которое он обнаруживал, скрывая труп, оставило его совершенно. Прежде он был убежден, что никто не видел его поступка, и что он не оставил ни малейшего следа, который мог бы его обличить. Присутствие или, лучше сказать, бегство собаки, все изменило. Теперь он боялся.
Ричард продолжал свое беспорядочное бегство на протяжении мили, но потом, изнуренный от усталости, присел на древесный пень.
Рассчитывая, что он уже достаточно удалился от места убийства, он чувствовал меньше волнения, и мысли его немного успокоились.
Он вынул платок и отер лицо, залитое потом.
— Как я был глуп! — сказал сам себе он. — Предположим, что кто-нибудь меня видел, ведь этим только ухудшится положение. От чего я убежал? Не более как от собаки. Проклятая собака! Она побежала домой и изобличит меня. След пули, но кто может сказать — какая это была пуля и из какого ружья вылетела? Никто. Здесь нет опасности, да и глупо было думать, что она могла существовать. Все кончено, а потом?
Он посидел несколько минут на пне, положив ружье на колени и склонив голову на грудь. Он, казалось, погрузился в глубокие думы.
— Прелестная Елена! Я сохраню этот залог, — прошептал он наконец. — Кто знает, не буду ли я завтра благословлять это дерево, которое проклинаю сегодня. Кто может предвидеть перемены, совершающиеся в сердце женщины? В истории есть у меня царственный соименник, один английский король, который был горбат, безобразен и, по его собственным словам, едва доделан. На него лаяли собаки, как на меня собака Кленси некоторое время назад. Этот царственный Ричард ухаживал за женщиной, мужа которой он умертвил. Он полюбил гордую и покорил ее. Это должно ободрить меня тем более, что я, Ричард Дарк, не калека, я не горбун, не урод, что может подтвердить не одна девушка на Миссисипи. Елена может быть горда, она столь же горда, как королева Анна, а между тем у меня есть средство смирить ее. Мой план так же хорошо задуман, как и план моего царственного соименника. Пусть небо и ад пошлют мне подобный успех.
Произнеся это богохульство, он встал и посмотрел на часы.
— Десять с половиною, — пробормотал он. — Я не успею сходить домой и потом в лес Армстронга. У меня едва хватит времени, чтоб дойти до дерева, которое не далее как в двух милях отсюда. Я не пойду домой переодеваться; в этом нет надобности. Она не заметит дырочки на моем платье, а если б и заметила, не заподозрит, что это сделано пулей. Надо идти: было бы нехорошо заставить ждать эту милую особу. Счастье ее, если она встретит меня приветливо, но горе ее, если примет нехорошо. То, что случилось со мною, приготовило меня ко всему. Во всяком случае я буду удовлетворен за выказанное мне ею пренебрежение. О, она обязана удовлетворить меня.