давай увещевать, а Петя нагло отвечает — даже не ожидала от него такого: «Я ключ потерял». Тут я решила его поддержать. Сказала, что как временный опекун несу ответственность за мальчика, имуществом его не пользуюсь и другим не позволю. Инспектор до особого распоряжения ведь тоже не может такого позволить? Использование имущества опекаемого регламентируется законом. Я тоже законов начиталась. Инспекторше пришлось со мной согласиться и сказать родственникам, что они могут разместиться где-нибудь за свой счет. А если хотят общаться с мальчиком, то я не имею права чинить им препятствия.
— Ой, Вер, во что ты вляпалась! — сделав большие глаза, покачала головой Елена.
— Ты дальше слушай! Эти родственнички начали блеять, что денег у них нет гостиницу снимать, знакомых в Питере тоже нет. Короче, их известят, когда состоится комиссия, они обещали, что приедут. Сказали, что мечтают стать Пете отцом и матерью!
— А вдруг, и правда, мечтают? У них дети-то есть?
— Трое. Двое школьники, старший — в ПТУ.
— ПТУ отменили.
— Да плевать, как называется! Пусть и лицей. По сути-то путяга! Тебе что, не ясно? Своим детям не могут дать нормального образования, и еще одного берут. Для чего? Ответ один: имущество.
— Но они ведь родственники… Единственные.
— Седьмая вода на киселе. А Петя через полтора года паспорт получит, а через пять с половиной будет иметь право своим имуществом распоряжаться самостоятельно.
— Но они ведь все равно не смогут его продать, пока он несовершеннолетний?
— А вдруг они его алкоголиком сделают, или наркоманом, подговорят, облапошат?
— Типун тебе на язык… Хотя… Иной раз такого наслушаешься, и понимаешь, что подлость людская безгранична. Так ты что, решилась все-таки?
Вера кивнула.
— С Сергеем я поговорила. Правда, он на развод подавать хотел, но я попросила подождать немного. Согласился. Обещал дать справку о своей зарплате и, если еще какие потребуются — от врача, или характеристику с работы.
— Человек! — изрекла Елена.
— Да, он нормальный. От детей ведь не отказывается, материально помогает.
— Ага, пятнадцать тысяч. Тоже мне, деньги!
— Треть зарплаты! Сколько может — столько и дает! — отрезала Вера. — А Петя… Ой, ну до чего мальчишка обстоятельный! Вначале убеждал, что один проживет, предлагал иногда приходить, проверять, справляется ли. Но я-то понимаю — мало ли что, вдруг в плохую компанию попадет. Хотя такой — вряд ли. Но ведь и меня проверять будут. Значит надо вместе. Хотя бы пока школу не окончит. Там уже не так важно, около полугода останется. Будем сдавать обе его квартиры. Деньги от одной — на его житье сейчас, от второй — на книжку. Может, уже вузов бесплатных не станет к тому времени…
— Правильно, — кивнула Елена. — А все-таки, вдруг мальчика этим, Скориковым, присудят?
— Надеюсь, не присудят.
— Черт его знает, кто в этой комиссии и что они решат!
— Мир не без добрых людей, — повела головой Вера. — У меня соседка — потрясающий человек! Я ее называю: «дом советов». У нее масса знакомых и как-то она всегда умудряется помочь. Я ей обрисовала ситуацию, и она вспомнила, что подруга ее приятельницы как раз является председателем этой самой комиссии. Я уже с ней по телефону разговаривала.
Вера умолкла, сдерживая довольную улыбку, а Елена поторопила:
— И что?
— По закону опекаемый не имеет права выбирать опекуна до четырнадцати лет, но прислушаться к мнению двенадцатилетнего мальчика комиссия может. Конечно, не исключено, что родственники попытаются оспорить решение комиссии, но в таком случае органы опеки выступят в суде от нашей стороны. Мне обещали.
— Ой, Вер, даже не знаю, радоваться ли за тебя… Трое мальчишек! Как ты справишься?..
— С Петей — справлюсь. Хоть Юрка на полтора года его старше, но впервые после ухода Сергея мне кажется, что в доме есть настоящий мужчина.
Санкт-Петербург
1920 г.
