Сразу за дощатой перегородкой была дверь в подвал, снятая с петель. Он заметил, как я туда влетела, и теперь лез в дыру следом за мной. Я тем временем пробиралась по жуткому темному коридору. Лестницу наверх я обнаружила, когда споткнулась об нее и грохнулась во весь рост. Завизжав от неожиданности, я на четвереньках поползла по ступенькам и только наверху встала на ноги.
Он остановился, чтобы зажечь спичку. У меня их не было, но при свете той, что горела в его руке, я смогла различить кое-что вокруг себя. Я оказалась в коридоре первого этажа и тут же бросилась дальше. Я не хотела забираться слишком высоко, где он мог загнать меня в угол, но и здесь нельзя было оставаться.
Зацепившись ногой за какое-то сломанное кресло, я обернулась, нащупала его, подняла, вернулась назад и швырнула вниз на убийцу. Попала или нет, не знаю, но спичка погасла.
Тут он произнес нечто странное:
— Ты всегда была темпераментной, Мюриэль!
Я не остановилась, чтобы дослушать. Еще до того, как погасла спичка, мне показалось, что в стене виднеется какая-то дыра. Размахивая руками, как утопающий, я нащупала нишу или что-то вроде нее, согнулась в три погибели и влезла туда. Это оказался камин, из тех, что делали в домах в старое время. Наверху была дыра, окруженная голыми кирпичами, вокруг — уйма всякой паутины. Эта труба была слишком узкой, чтобы по ней можно было вылезти наверх. Мне оставалось только одно — забиться в уголок и молить Бога, чтобы убийца меня не нашел.
Он зажег новую спичку, и свет проник в мою дыру, но из камина я видела только его ноги примерно по колено. Я понятия не имела, видит ли он меня, но пока в мою сторону ноги не двигались.
Потом свет стал гораздо ярче, видимо, он нашел какую-то свечку. Ко мне он все еще не приближался, но я дрожала от страха в ожидании момента, когда вместо ног появится его рожа и уставится на меня. А пока он расхаживал взад-вперед по комнате, а для меня самым важным было после всей этой беготни не слишком сопеть и не чихнуть от пыли.
Наконец он сказал:
— Здесь как-то неуютно, — и я услышала, как зашуршали газеты.
Вначале до меня вообще не дошло, что он собирается делать, и я подумала: «Он что, забыл обо мне? Что он, совсем трехнутый? Как бы мне отсюда смыться?»
Но в том, что он сказал, был дьявольский смысл. Его больной мозг был чертовски хитер.
Внезапно его ноги направились прямо ко мне. Не нагибаясь, он начал швырять газеты в камин, рядом со мной. Они совсем закрыли мне обзор. Несколько мгновений, пока газеты не загорелись, было тихо, а потом загудел огонь. В трубе была отличная тяга, все залило светом, горящие газеты засияли расплавленным золотом. Так умирать мне не хотелось, и я подумала: «Ник! Ах, Ник, теперь мне конец!»
Я вылетела из камина в снопах искр, разбросав горящие газеты. Он сиял от гордости и ласково сказал:
— Привет, Мюриэль! Я думал, что уже не увижу тебя. Это мой дом, что ты здесь делаешь?
Он держал в руках нож, на котором засохла кровь фараона.
— Я вовсе не Мюриэль, я Джинджер Аллен из дансинга Марино. Прошу вас, отпустите меня! — Я была вне себя от страха, не знала, что делать, и медленно опустилась на колени.
— Умоляю вас! — заплакала я.
Он сказал все тем же ласковым голосом:
— Так ты не Мюриэль? Ты не обвенчалась со мной перед тем, как мы отплыли во Францию? Ты не рассчитывала, что меня убьют и ты меня больше не увидишь, и всю жизнь будешь получать пенсию, как вдова погибшего солдата?
Тут в его голосе зазвучали зловещие ноты.
— Но я вернулся. Меня завалило в блиндаже, но я не погиб. Вернулся на носилках, но вернулся. И что я узнал? Ты даже не ждала меня! Вышла замуж за другого и вы вместе проедали мою пенсию. И еще старались от меня избавиться, а, Мюриэль? Навестили меня в госпитале и принесли пирог. Пирог! Мой сосед по палате съел его и умер. С той поры я повсюду искал тебя, Мюриэль, и сегодня наконец нашел.
Он отступил назад, все еще с ножом в руке, а потом шагнул в сторону, где на пустом ящике стоял допотопный граммофон. С такой большой старомодной трубой. Наверно, подобрал его на свалке и сам починил. Он покрутил ручку и поставил иглу на пластинку.
— А теперь мы потанцуем, Мюриэль, как в ту ночь, когда я был в форме цвета хаки, а ты была так прекрасна в свадебном платье. Но сегодня, сегодня закончим иначе.
Он вернулся ко мне. Я все еще дрожала, и мои зубы выбивали барабанную дробь.
— Нет! — закричала я. — Ты ее уже убил. Убивал ее снова и снова. Последний раз месяц назад, разве не помнишь?
И тогда он простодушно и удрученно сказал:
— Каждый раз я думаю, что покончил с ней, но она появляется снова и снова.
Он поднял меня на ноги и обнял рукой, в которой был нож. Я почувствовала, как кончик ножа уперся в мои ребра.
Чертова рухлядь гремела в пустом помещении так, что, наверно, было слышно на улице. «Бедняга мотылек». Это было нереально, призрачно, кошмарно.
В колеблющемся свете свечи мы начали кружиться, и наши гигантские тени метались по стенам. Я уже не могла держать голову прямо, она все время падала назад, как перезрелое яблоко. Волосы мои растрепались и летели за мной, а он все прижимал меня к себе и кружил, кружил, кружил…
«Но время пришло ему умирать!»
Не отпуская меня, он левой рукой достал из кармана горсть блестящих десятицентовиков и сунул их мне в руку.
Вдруг снаружи раздался выстрел. Я подумала, что это оттуда, где лежал раненый фараон. Потом прозвучали еще пять выстрелов подряд. Видимо, звуки этой безумной музыки привели раненого в чувство и он стрельбой призывал на помощь.
Убийца повернул голову к заколоченным окнам и прислушался. Рванувшись из его объятий, я споткнулась, и острие его ножа царапнуло меня по ребрам, но я успела вырваться в коридор прежде, чем он снова бросился ко мне, а дальше все было, как в страшном сне…
Я вообще не помню, как слетела по лестнице в подвал, наверно, просто скатилась по ступенькам, и ничего при этом со мной не случилось, как иногда бывает с пьяницами.
Там внизу меня нащупал луч света, проникавшего из узкого коридорчика, похожего на тоннель. Наверно, это был обычный фонарь, но круг света вдруг резко увеличился и пролетел мимо меня. А следом за ним, как стадо слонов, протопала уйма полицейских в форме. Я напрасно пыталась кого-нибудь остановить, и только повторяла:
— Где же Ник? Где Ник?
Потом наверху прогремел выстрел, раздался ужасный крик умирающего: «Мюриэль!..» — и все стихло.
И тут… тут я услышала голос Ника. Вот он, Ник. Он обнимал меня и целовал, кажется, совсем не замечая, что я вся в паутине и слезах.
— Как дела, Джинджер, — спросил он наконец.
— Отлично, — пискнула я. — А как у тебя, Ник?
