После оформления англо-французского союза творцы немецкой внешней политики поняли, что допустили непростительную ошибку, придерживаясь антирусской тактики. Неудачный ход событий для Санкт-Петербурга во время войны с Японией подвел немцев к мысли о возможности восстановить двусторонние дружеские отношения между двумя странами. Так, 15 октября 1904 года под давлением Берлина Австро-Венгрия заключила с Россией договор о «лояльном и абсолютном нейтралитете» в случае «неспровоцированной войны» со стороны третьей державы, а сама Германия заявила, что в пику Лондону будет снабжать углем российский флот, направляющийся из Балтики на Тихий океан. Более того, кайзер сообщил царю о готовности заключить с Россией союзный договор.
Руководство Российской империи, однако, не было готово к резкой перемене союзнической ориентации. Разрыв франко-русского союза означал не только ссору с Парижем, но и углубление конфликта с Англией и неизбежно поставил бы Россию на место младшего партнера Германской империи, зависящего от Берлина и в экономическом, и политическом отношениях.
После подписания соглашения о создании Антанты немцы решили «попробовать на прочность» крепость нового союза. В Берлине не могли спокойно смотреть, с какой бесцеремонностью французы устанавливают свое полное господство в Марокко, и стали подстрекать султана выступить против засилья Парижа. Более того, в недрах имперского министерства иностранных дел созрела идея начать настоящую войну против Франции. Внешнеполитическая ситуация, казалось, способствовала этому — Россия окончательно завязла на Дальнем Востоке, а англичане еще полностью не модернизировали свой флот и к тому же обладали немногочисленной добровольческой сухопутной армией.
Следуя своей задумке, кайзер публично призвал Англию и Францию отказаться от сделки в отношении Марокко, созвать по этому поводу международную конференцию при посредничестве американского президента Т. Рузвельта, а в случае отказа Парижа пойти на уступки прямо пригрозил ему войной.
Более того, почти одновременно с этими событиями на личной встрече Николая II и кайзера, проходившей 23-24 июля в финляндских шхерах близ острова Бьерке, последнему удалось убедить царя подписать русско-немецкий союзный договор. Свидание это было настолько секретным, что на нем не присутствовала даже свита кайзера Вильгельму. В балтийских шхерах Вильгельм взывал к духу Фридриха-Вильгельма III и других прусских августейших особ — друзей династии Романовых. Эта игра на нежных струнах души Николая принесла несомненные плоды, и договор о союзе двух держав был подписан.
В Бьеркском договоре имелось два очень важных пункта: во-первых, в случае если одно из государств подвергнется нападению европейской державы, второе обязывалось прийти ему на помощь всеми своими морскими и сухопутными силами, а во-вторых, Россия давала обещание привлечь к русско-германскому союзу Францию[14]. Вступи сей документ в силу, и в Европе под эгидой германского рейха был бы создан континентальный блок для борьбы против Англии, к которому неизбежно была бы вынуждена присоединиться и Франция. В Берлине очень надеялись, что англичане в период марокканского кризиса бросят своих новоиспеченных союзников и Антанте придет конец — отсюда и эскалация марокканского конфликта.
Грандиозные планы немцев потерпели полный крах: Бьеркский договор по возвращении царя на родину под давлением премьер-министра С.Ю. Витте и министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа был дезавуирован российской стороной, русско-японская война закончилась подписанием Портсмутского мира, а англичане в период марокканского кризиса проявили себя как надежные союзники, полностью поддержав французов[15]. Созванная по инициативе кайзера международная Альхесирасская конференция по Марокко окончилась полным провалом для Германии и наглядно продемонстрировала всему миру глубокую дипломатическую изоляцию, в которой оказался Берлин.
Обидное поражение в русско-японской войне, в которой Токио поддержал Лондон, заставило и царскую дипломатию, и военную элиту задуматься о бесперспективности дальнейшей конфронтации с «владычицей морей»[16]. Исправить положение было непросто — уж слишком много проблем накопилось к началу XX века в русско-английских отношениях: здесь и Афганистан, и Персия, и Китай, и Средняя Азия, и Балканы, и Ближний Восток. Однако резкое обострение англо-германских отношений, безудержная гонка вооружений на море, начатая Берлином, заставили и британские правящие круги все чаще и чаще задумываться о необходимости нормализовать отношения с русскими. Тем более что дальневосточные проблемы между Россией и Англией были притуплены победой японского оружия и разгромом российского флота, а на Ближнем Востоке у обеих держав появился общий враг в лице Германской империи. На сближение с Англией Российскую империю подталкивал и целый ряд экономических факторов.
Первые свидетельства о намечаемом русско-английском сближении относятся к Альхесирасской конференции, а уже на следующий год Лондон заявил о своем желании вместе с Францией поучаствовать в предоставлении России крупного финансового займа. Двусторонние контакты еще больше оживились после назначения на должность министра иностранных дел сэра Э. Грея, который сразу высказался о своем стремлении немедленно решить все проблемы в русско-английских отношениях, о чем и уведомил своего коллегу в Санкт-Петербурге графа Ламздорфа. Ответным знаком из России стало назначение на пост министра иностранных дел сторонника сближения с Англией А.П. Извольского.
Русско-британские переговоры интенсифицировались с мая 1906 года. На них ревизии был подвергнут весь комплекс двусторонних отношений — раздел сфер влияния в Персии, Афганистане, Юго-Западном Тибете, режим мореплавания в черноморских проливах, обсуждались и многие другие проблемы, представлявшие взаимный интерес. Итогом этих консультаций стало подписание 31 августа 1907 года двустороннего соглашения, регламентировавшего разграничение сфер влияния Англии и России в Персии, Афганистане и Тибете[17]. Так были заложены основы согласия между Россией, Англией и Францией.
В итоге Европейский континент окончательно оказался расколот между Антантой — Россией, Францией и Англией — и блоком Центральных держав в составе Германской, Австро-Венгерской империй и Италии. Каждая из великих держав сделала свой выбор. Старая «добрая» Европа, Европа XIX века, окончательно перестала существовать. Человечество вступило в смутную эпоху глобальных конфликтов и мировых войн.
В системе европейских международных отношений начала XX века особое место занимали Балканы. Кто-то из видных политических деятелей образно назвал этот полуостров «пороховым погребом» Европы, и последующие события полностью подтвердили верность этого эпитета. Интересы слишком многих государств в чрезвычайно острой форме столкнулись в этой части континента, причем соперничество между великими державами здесь накладывалось на весьма непростые и запутанные отношения между самими балканскими государствами и народами, их населяющими.
В конце XIX века соперникам удалось урегулировать некоторые сложные противоречия на Балканах, да и то, как показали последующие события, ненадолго. Так, в мае 1897 года между Россией и Австро-Венгрией было достигнуто секретное соглашение о сохранении статус-кво на Балканском полуострове, которое было оформлено в виде обмена письмами между министрами иностранных дел Австро-Венгрии А. Голуховским и России М.Н. Муравьевым. Обе стороны, согласно этим договоренностям, давали обязательство поддерживать на Балканах статус-кво, а в случае невозможности его сохранения предполагалось заключить позднее специальное соглашение, которое, однако, не должно было касаться вопроса о Константинополе, Босфоре и Дарданеллах с прилегающими территориями.
Однако при заключении этого соглашения выявились и существенные противоречия между договаривающимися сторонами. Голдовский, намечая основы будущего соглашения, например, прямо потребовал узаконить присоединение территории уже оккупированных после Берлинского конгресса австрийцами Боснии и Герцеговины, а также Нови-Пазарского санджака к Австро-Венгерской империи. Между Яниной на юге и озером Скутари австро-венгерское правительство предлагало создать формально суверенное, но фактически находящееся от него в вассальной зависимости княжество Албания. Российский министр Муравьев в ответной ноте отклонил эти предложения, отметив, что «аннексия этих провинций подняла бы более широкую проблему, которая потребует специального рассмотрения». Подчеркнул министр и преждевременность постановки вопроса о статусе Албании, поскольку, по мнению российской стороны, он должен решаться самими балканскими странами. Таким образом, реальное значение этого двустороннего соглашения свелось лишь к формальному закреплению статус-кво на Балканах[18].
