– Я знал о вашем приезде, но не думал, что вы решите навестить меня. Хотя догадываюсь, что вас привело…
Говоря это, Патс придерживал тряпицу, едва касаясь пальцами тела Бофранка, и тот неожиданно почувствовал противоестественное возбуждение. Словно ощутив это, молодой человек убрал руку, сказав:
– Ну вот, бальзам немного подсох, теперь он будет держать повязку до тех пор, пока рана не затянется… Позвольте, я помогу вам одеться.
– Я сам, – сказал Бофранк, может быть, излишне сухо. Застегивая пуговицы, он продолжал: – Вчера хире Офлан сказал мне о вашей идее насчет дозоров, ополчения…
– Если и вы считаете, что идея нехороша, я выйду один.
– Это никому не нужно, хире Патс.
– Откуда вам знать?
– Не забывайте, что одновременно везде находиться нельзя. Если ваши дозоры будут в одном месте, то убийца может прийти в другое, к женщинам и детям, оставленным в одиночестве.
– Я думал… – молодой человек упер локти в стол и обхватил руками голову, – я думал, вы приедете с отрядом, с оружием!
– Это не война, хире Патс. Хотя бы потому, что воевать нам не с кем. Где враг?
– Везде, – отвечал Патс, посмотрев прямо в глаза конестаблю. – Вы знаете, что вчера народ порешил пригласить нюклиета?
– Колдуна?
– Назовите его так – что изменится? Никто не верит в то, что страшные смерти – дело рук человеческих. А если и человеческих, то направляемы они черной душой, погрязшей в служении дьяволу.
Бофранк покачал головой:
– Рискую найти в вас врага, но я не склонен верить ни в светлые, ни в темные силы, хире Патс. Руки убийцы обычно направляемы алчным сердцем или извращенным разумом. Однако же староста сегодня посылает гонца в Мальдельве, там сейчас пребывает с делами грейсфрате Броньолус. Если он согласится и приедет сюда, то уж и ваш нюклиет придется к месту. Но не думаю, что это соседство порадует обоих… А что за нюклиет?
– Об этом позвольте сказать вам, когда он приедет.
– Ваше право, хире Патс. Я вижу, что вы, в отличие от остальных, ищете деятельности. Это похвально, и я желал бы, чтобы вы слушались меня и по возможности ставили в известность относительно ваших планов. Я не стану мешать вам, поскольку не затем прибыл. Но прошу: хотя бы говорите мне. Я должен знать все.
– Это я вам обещаю, – кивнул Патс.
В очаге громко треснуло горящее полено.
– Я вижу, у вас много книг.
– Мой старший брат стал священником, и я прошу его привозить немного книг каждый раз, когда он навещает семью.
– Я могу посмотреть?
– Конечно, хире. Но будут ли они вам интересны?
Бофранк, не отвечая, подошел к полке и провел пальцем по кожаным переплетам. «Сношения с дьяволом», «О чародеях и предсказателях», «Отрицание Господа и крещение Дьяволом», «Наездницы на сенных вилах», «Беседа о мерзких дьявольских делах ведьм и чародеев»…
– Вы хотите стать священником, хире Патс?
– Не простым священником, хире Бофранк. Миссерихордом, как тот же грейсфрате Броньолус.
И молодой человек процитировал на память:
– Дары Господни вечные,Святых страдальцев подвигиХвалой величим должноюВ победном ликовании.
Церквей вожди высокие,Полков святых начальники,Небесной рати воины,Благие мира светочи!..
– «Небесной рати воины», – повторил конестабль. – А я полагал, земледельцем, как ваш отец… Интересно, отчего же вы, собираясь стать священником, обращаетесь к мерзкому язычнику, богопротивному нюклиету? И я боюсь, что грейсфрате Броньолус может задержать вашего нюклиета, дабы судить его и сжечь во славу Господню… Как миссерихорд, он обязан будет это сделать, как только его известят, а желающих известить и получить награду будет более чем достаточно.
Патс молчал, глядя в огонь. Он так и оставался обнаженным по пояс, и теперь Бофранк внимательно наблюдал, как по его широкой безволосой груди ползет капля пота… ползет, чтобы остановиться, наткнувшись на сосок.
– И Броньолус, и нюклиет прибудут еще не так скоро, – нарушил тишину Патс. – До этого времени нужно что-то предпринять.
– Я не связываю вам руки, – сказал Бофранк. – Но еще раз прошу: ставьте меня в известность относительно ваших намерений. И… Позвольте задать не слишком приятные для вас вопросы, хире Патс, из-за которых я и пришел.
– Догадываюсь какие. – На скулах молодого человека заиграли желваки. – Задавайте.
– Когда вы в последний раз видели хиреан Микаэлину?
– Вечером накануне убийства. Мы поговорили недолго… возле лавки хире Таммуса, и сам хире Таммус видел нас, потому что мы стояли возле открытой двери.
– Что сказала вам девушка?
– Ничего… Ничего необычного. Я ведь не должен передавать наш разговор в деталях?
– Нет. Ничего необычного, пусть так. Как вы думаете, хире Патс, что могло завлечь хиреан столь далеко от поселка, в лес?
– Не знаю. Микаэлина была благоразумной девушкой, она ни за что не пошла бы туда с незнакомцем. Значит…
– … значит, она пошла туда с кем-то хорошо знакомым, – закончил за него Бофранк. – Не станем говорить о цветах, грибах и ягодах – девушка была одета не для лесной прогулки, на ногах ее были дорогие норландские туфли. Прошу вас, хире Патс, подумайте, за кем – и зачем – Микаэлина согласилась бы последовать.
– Не хотите ли вы сказать… – начал было молодой человек, поднимаясь с табурета, но конестабль остановил его движением руки:
– Я не хотел сказать ничего, что оскорбило бы память вашей покойной невесты, хире. Но предлог должен был быть серьезным, раз она все же пошла. Подумайте, расспросите. Я полагаю, вам будет легче что-то узнать – вас жители поселка знают, а меня, как и следовало ожидать, дичатся. А теперь я уйду. Спасибо за помощь.
Когда Бофранк покидал дом, Патс выглядел растерянным. Конестабль шел и раздумывал насчет нюклиета. В здешних краях нюклиетом мог именоваться и колдун, обитающий в лесном ските и исповедующий запретные культы, и просто ученый старикашка из соседнего городка… Лучше второе, ибо Бофранк хорошо знал деяния грейсфрате Броньолуса, миссерихорда из Ванмута.
После Второго церковного бунта в государстве почти не осталось церквей, которые не подчинялись бы Великой Комиссии. Все чуждое искоренялось с похвальной жестокостью, и миссерихорды старательно отслеживали колдунов, ведьм и иных прочих, кто не вписывался в границы изданного сразу после Второго бунта рескрипта.
Грейсфрате Броньолус был одним из наиболее известных и почитаемых миссерихордов; правда, в последние несколько лет слухи о нем появлялись все реже и реже, ибо исчез сам материал для его судебных разбирательств. Бофранк мог лишь предполагать, что делает Броньолус в Мальдельве, портовом городке корабелов, славном верфями и рыболовными артелями. Может быть, он выехал туда совершить морскую прогулку и подышать целебным воздухом, а может, расследовал донос или жалобу тамошнего бургмайстера.
Как ни странно, на обратном пути конестаблю снова встретился злокозненный карлик, который и прервал его рассуждения. Несчастный урод метнул в Бофранка палку, пролетевшую над его головою с близким неприятным посвистом, так что конестабль испуганно пригнулся.
Карлик же, увидев, что промахнулся, дико вскричал и бросился прятаться под ворота в свою дыру, но не преуспел в этом, ибо зацепился рубищем и безнадежно застрял. Так он дергался, вереща, словно пойманное животное, и Бофранк подошел к нему и попытался освободить. Как только это ему удалось, карлик ловко извернулся, укусил конестабля за руку, кинулся под ворота, на сей раз с большим проворством, и исчез внутри.
Бофранк – весьма запоздало, надо сказать, – нашел сцену с карликом весьма глупой и огляделся, не видел ли кто. Конечно же, очевидец обнаружился, и всего в нескольких шагах. Это был вчерашний священник, брат старосты. Он следовал по улице в сопровождении монаха весьма унылого образа, несшего нетяжелый полотняный мешок. Завидев конестабля, бертольдианец жестом велел монаху продолжать путь, а сам остановился и встретил Бофранка словами:
– Я вижу, вы познакомились с нашим малышом Хаансом, хире Бофранк.
Конестабль поискал в глазах священника улыбку, но не нашел и довольно сердито отвечал:
– Чертов поганец укусил меня за руку.
На ладони, на мясистой ее части, и в самом деле остался четкий полукруглый след острых зубов карлика.
– Хаанс не злодей и не одержим бесом, – сказал фрате Корн. – Околдованные едва могут выносить взгляд священника, даже и не прямо на них направленный, и всевозможными способами закатывают глаза. Маленький Хаанс не таков. Он всего лишь уродлив и обделен разумом, но сердце у него доброе. Его мать, старая хириэль Эльфдал, наверное, пошла в лавку или в лес, а бедный дурак развлекался, как мог придумать…
– Хороши же развлечения. Он запустил в меня палкой, укусил, а до того кричал странные слова…
– Я же говорю вам, хире, он не со зла.
