Рейтинговые книги
Читем онлайн Медленный человек - Джозеф Кутзее

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 49

Соглашение, достигнутое между ним и миссис Йокич при посредничестве миссис Путтс, заключается в том, что она будет посещать его шесть дней в неделю, с понедельника по субботу, осуществляя за ним уход в полной мере. По воскресеньям он будет прибегать к службе неотложной помощи. До тех пор пока его возможности передвижения остаются ограниченными, она будет не только ухаживать за ним, но и заботиться о его каждодневных бытовых нуждах, то есть ходить за покупками, стряпать для него и делать небольшую уборку.

После неудачи с Шиной он не возлагает особых надежд на леди с Балкан. Однако вскоре он вынужден признать, что рад ее появлению. Миссис Йокич, Марияна, по-видимому, интуитивно понимает, к чему он готов, а к чему – нет. Она обращается с ним не как с выжившим из ума старым идиотом, а как с человеком, ограниченным в движениях из-за травмы. Терпеливо, без детского сюсюканья она помогает ему при омовениях. Когда он говорит, что хочет, чтобы его оставили одного, она удаляется.

Он сидит, откинувшись назад; она разбинтовывает культю и проводит по ней пальцем.

– Хорошие швы, – говорит она. – Кто накладывал швы?

– Доктор Ханзен.

– Ханзен. Не знаю Ханзена. Но сделано хорошо. Хороший хирург. – Она оценивающе взвешивает культю на руке, словно это арбуз. – Хорошая работа.

Она намыливает культю и смывает мыло. От теплой воды культя розовеет и теперь уже меньше походит на обрубок – скорее на глубоководную рыбу; он отводит глаза.

– Вам часто приходится видеть плохую работу? – спрашивает он.

Она поджимает губы и разводит руки – жест, который напоминает ему о его матери. Может быть, говорит этот жест, как сказать.

– Вы часто видите… такое? – Он слегка дотрагивается пальцами до культи.

– Конечно.

Он отмечает про себя, что их беседа начисто лишена двойного смысла.

Про себя он не называет ее культей. Ему бы хотелось никак ее не называть, вообще о ней не думать, но это невозможно. Если он как-то ее и называет, то только le jambon [2]. Выказывая таким образом свое презрение, он держит хорошую дистанцию.

Он делит людей, с которыми поддерживает контакт, на два класса: те немногие, кто ее видел, и остальные, кто, к счастью, никогда ее не увидит. Как жаль, что Марияна так рано и так решительно попала в первый класс.

– Я все-таки не могу понять, почему нельзя было оставить колено, – жалуется он ей. – Ведь кость срастается. Даже если был поврежден сустав, они могли сделать попытку восстановить его. Если бы я знал, какая это большая разница – сохранить или потерять колено, то никогда не согласился бы. Но они мне ничего не сказали.

Марияна качает головой.

– Для этого потребовались бы очень сложные хирургические операции, – объясняет она. – Очень сложные. Потребовались бы целые годы – в больнице и дома. Знаете, когда пациенты старые, врачи не любят заниматься восстановлением. Только для молодых. Какой смысл, да? Какой смысл?

Она относит его к старикам – к тем, которых нет смысла спасать (спасать коленный сустав, спасать жизнь. Интересно, думает он, а куда она относит себя – к молодым? к старым? к тем, кто не молод и не стар? к тем, кто никогда не состарится?).

Ему редко приходилось видеть, чтобы кто-нибудь настолько скрупулезно исполнял свои обязанности, как Марияна. Список, с которым она идет за покупками, он получает обратно с приколотыми к нему чеками, и возле каждого пункта поставлена галочка. Там, где что-то пришлось заменить, это помечено ее аккуратным почерком. Все, что она стряпает, всегда очень аппетитно.

Когда по телефону звонят друзья, чтобы узнать, как у него дела, он называет Марияну просто дневной сестрой. «Я нанял очень квалифицированную дневную сестру, – говорит он. – Она еще и за покупками ходит, и стряпает». Он не называет ее Марияной, опасаясь, как бы это не показалось фамильярным. Беседуя с ней, он продолжает называть ее миссис Йокич, так же как она называет его мистер Реймент. Но наедине с собой он называет ее Марияной. Ему нравится это имя из четырех бескомпромиссных слогов. «Утром здесь будет Марияна. – говорит он себе, когда чувствует, что снова надвигается мрачная туча. – Возьми себя в руки!»

Он еще не знает, нравится ли ему Марияна как женщина в той же степени, как нравится ее имя. Если быть объективным, нельзя сказать, что она непривлекательна. Но в его присутствии она кажется начисто лишенной сексуальности. Она проворна, она деловита, она бодра – вот какие свойства демонстрирует Марияна перед ним, своим работодателем, вот за что он платит и чем должен довольствоваться. Итак, он перестает раздражаться, он встречает ее с улыбкой. Ему бы хотелось, чтобы она думала, что он стойко переносит свое несчастье; ему бы хотелось, чтобы она была о нем высокого мнения. Она не флиртует, и это его устраивает. Это лучше, чем игривый разговор о его «мальчике».

Иногда по утрам она приводит с собой своего младшего ребенка – ту девочку, которая еще не ходит в школу. Хотя она родилась в Австралии, зовут ее Люба, Любица. Ему нравится это имя, он его одобряет. По-русски, если он не ошибается, это слово означает «любовь». Это все равно что назвать девочку Aimee [3] или даже лучше – Amour [4].

Она рассказывает ему, что ее сыну, первенцу, только что исполнилось шестнадцать. Шестнадцать. Наверное, она вышла замуж молодой. Он как бы заново оценивает ее. Да, ее не только нельзя назвать непривлекательной – порой она определенно красива. Это хорошо сложенная женщина, с волосами орехового цвета, темными глазами и скорее оливковым, нежели желтоватым цветом лица. Она держится с достоинством, плечи выпрямлены, грудь вперед. У нее горделивая осанка – находит он слово, характеризующее ее. Единственный ее недостаток – зубы, слегка пожелтевшие от никотина. Она курит, но не в комнате: ради него она выходит на балкон.

Что касается маленькой девочки, то это настоящая красавица, с темными локонами, идеальной кожей и глазами, в которых сверкает живой ум. Когда эти двое рядом, на них можно любоваться, как на прелестную картинку. Они отлично ладят друг с другом. Когда Марияна стряпает, она учит дочку печь имбирные пряники и печенье. Из кухни доносятся их негромкие голоса. Мать и дочь: этикет женственности передается из поколения в поколение.

Глава 5

Проходят недели. Он привыкает к режиму, установленному Марияной. Каждое утро он делает под ее присмотром гимнастику, потом она массирует его мышцы, ставшие дряблыми. Она ненавязчиво помогает ему в том, с чем бы сам он не справился, что никогда не научился бы делать без посторонней помощи. Когда он в настроении слушать, она охотно рассказывает о своей работе, о впечатлениях от Австралии. Когда он уходит в себя, она тоже не против того, чтобы помолчать.

Любовь, которую он когда-то, быть может, питал к своему телу, давно ушла. Ему неинтересно восстанавливать его, доводить до какого-то идеального состояния. Тот человек, каким он был когда-то, всего лишь воспоминание, а воспоминания быстро угасают. У него такое чувство, что душа осталась и по-прежнему живет полной жизнью; что до остального, то это всего-навсего мешок с костями и кровью, который приходится таскать за собой.

В таком состоянии есть искушение забыть о всякой скромности. Но он противится этому искушению. Он делает все, что в его силах, чтобы соблюсти приличия, и Марияна его поддерживает. Когда приходится обнажаться, он отводит взгляд, чтобы Марияна видела, что он не видит, что она его видит. И она прилагает все усилия, чтобы то, что должно происходить не на глазах, так и происходило.

При всем том он старается остаться мужчиной – пусть и мужчиной с ограниченными возможностями; совершенно ясно, что Марияна понимает и сочувствует. Откуда у нее эта деликатность, удивляется он, деликатность, которой столь явно не хватало ее предшественницам? Научилась этому в Билефельде, в медицинском колледже? Может быть. Но ему кажется, что эта деликатность имеет гораздо более глубокие истоки. «Приличная женщина, – говорит он себе, – приличная во всем». Лучшее из того, что с ним случилось, – это появление в его жизни Марияны Йокич.

– Скажите, если будет больно, – говорит она, дотрагиваясь большими пальцами до его непристойно укороченных мышц бедра. Но ему никогда не бывает больно, а если и бывает, то эта боль так похожа на удовольствие, что он не чувствует разницы. «Интуиция», – думает он. По-видимому, она чисто интуитивно знает, как он себя чувствует, как откликнется его тело.

Мужчина и женщина за запертыми дверями в теплый полдень. Они вполне могли бы заниматься сексом. Но тут нет ничего подобного. Это всего лишь медицинский уход.

На ум ему приходит фраза из катехизиса, который он учил в школе полвека тому назад: «И не будет более ни мужчины, ни женщины, но…» Но чем, чем мы будем, когда выйдем за пределы мужчины и женщины? Смертным не дано это постичь. Одна из тайн.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 49
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Медленный человек - Джозеф Кутзее бесплатно.

Оставить комментарий