это может означать, но безуспешно. Он в достаточной степени пришел в себя, чтобы расчесать пальцами свои тронутые сединой волосы, пока писарь, тяжело дыша, скребся в дверь. Вскоре прогрохотал засов, и дверь бесшумно распахнулась.
— Милостивый сударь, — поспешно проговорил писарь, наклонив голову, — пришел ваш новый слуга.
Поклонившись еще ниже, он двинулся обратно к лестнице.
Глубоко вздохнув, Риз поднял глаза и встретил суровый взгляд стоявшего перед ним человека. При виде его безжизненных серых глаз Эмансипор почувствовал, как по спине пробежал холодок, но ему удалось не дрогнуть и не потупить взор, разглядывая незнакомца, пока тот изучал его самого. На вид новому хозяину было чуть более сорока. Глубоко посаженные глаза на бледном угловатом лице, высокий, почти квадратный лоб, длинные седеющие волосы, зачесанные назад и завязанные хвостом, как у матроса. Тронутая проседью остроконечная бородка на решительном энергичном подбородке. Мужчина был одет в длинный, отороченный мехом утренний халат (пожалуй, чересчур теплый для Скорбного Минора), а его руки с длинными пальцами без единого перстня были сложены на шелковом поясе.
Эмансипор откашлялся.
— Ваше премногоблагородие! — рявкнул он и тут же подумал: «Проклятье, слишком уж громко».
Кожа в уголках глаз незнакомца слегка натянулась.
— Я Эмансипор Риз, — уже не столь громогласно продолжал Эмансипор. — Могу работать слугой, кучером, поваром…
— Да вы пьяны, — сказал незнакомец с акцентом, какого Риз никогда прежде не слышал. — И нос у вас разбит, хотя, похоже, уже почти не кровоточит.
— Приношу свои нижайшие извинения, сударь, — сумел выговорить Эмансипор. — В том, что я пьян, я виню свое горе. А в том, что у меня сломан нос, я виню деревянный столб или, может, булыжники.
— Горе?
— Скорблю по поводу ужасной личной трагедии, сударь.
— Какое несчастье. Ладно, заходите, господин Риз.
Комнаты за дверью занимали четверть верхнего этажа. Их роскошную обстановку составляли две большие кровати с балдахинами, накрытые мятыми простынями, письменный стол с выдвижными ящиками и кожаной подушечкой для локтей, а также низкий табурет перед ним. Стены украшали скверные фрески, вделанные в дешевые панно. Слева от стола находился большой платяной шкаф, с открытыми дверцами и пустой внутри. Возле него располагался вход в ванную, отгороженную расшитой бисером занавеской из мягкой кожи. Вдоль стены выстроились четыре потертых дорожных сундука высотой по грудь; лишь один из них был открыт, и в нем виднелась превосходная одежда в иноземном стиле, висящая на железных вешалках. Больше в комнате никого не было, но в ней ощущалось присутствие кого-то еще, что подтверждалось смятой постелью. Единственным по-настоящему странным предметом в комнате был кусок серого сланца величиной с тарелку, лежавший на ближней кровати. Хмуро взглянув на него, Эмансипор вздохнул и одарил незнакомца безмятежной улыбкой; тот спокойно стоял возле двери, уже закрытой и запертой на засов.
«Высокий. Легче будет притворяться, что кланяешься».
— Кто-нибудь может вас рекомендовать, господин Риз?
— Да, конечно! — Эмансипор вдруг обнаружил, что беспрерывно кивает. Он попытался перестать, но не смог. — Моя жена, Субли. Мы вместе уже тридцать один год…
— Я имею в виду вашего прошлого работодателя.
— Он умер.
— Тогда того, кто был до него.
— Тоже умер.
Незнакомец приподнял узкую бровь:
— А до него?
— Умер.
— А еще прежде?..
— А до этого я был рулевым на торговом корабле «Морская пена». Двадцать лет ходил в Стигг по Кровавому проливу.
— Ага… и где теперь этот корабль и его капитан?
— Затонули на глубине в шестьдесят морских саженей у Ридрийской отмели.
Вторая бровь незнакомца последовала за первой.
— Весьма впечатляюще, господин Риз.
Эмансипор моргнул.
«Как, интересно, у него получается фокус с бровями?»
— Да, сударь. Они все были прекрасные люди.
— И вы… каждую ночь скорбите по этим потерям?
— Прошу прощения? Нет, сударь, конечно нет. Только изредка, да и то днем. Вот так-то. Бедняга Балтро был достойным человеком.
— Балтро, говорите? Уж не тот ли это торговец Балтро, ставший последней жертвой безумца, который рыщет ночью по городу?
— Он самый. Я, сударь, последний, кто видел его живым.
Брови незнакомца поднялись выше.
— Естественно, не считая убийцы, — добавил Эмансипор.
— Естественно.
— Никто на меня никогда не жаловался.
— Это я уже понял, господин Риз. — Хозяин дома развел руками, показывая одной из них на табурет возле стола. — Прошу садиться, а я тем временем опишу круг обязанностей, каковые возлагаются на моего слугу.
Эмансипор снова улыбнулся, а затем подошел к столу и сел.
— В объявлении сказано, что предполагаются поездки?
— Это вас беспокоит, господин Риз? — Незнакомец встал в изножье одной из кроватей, вновь сложив руки на поясе.
— Вовсе нет. Для меня это скорее стимул, сударь. Сейчас, когда моря успокоились и более не взимают кровавую жатву, я тоскую по брызгам морской воды, кренящейся палубе и качающемуся горизонту. Вверх и вниз, крен на правый борт… Что-то не так, сударь?
Незнакомец нервно переступил с ноги на ногу, и его без того бледное лицо слегка посерело.
— Нет, все хорошо. Просто я предпочитаю путешествовать по суше. Как я понимаю, читать вы умеете? Или кого-то наняли для просмотра объявлений?
— О нет, я умею читать, сударь. У меня к этому талант. Могу читать по-минорски, по-клептски, по-стиггски — научился по картам, сударь. Наш лоцман слишком уж любил медовуху…
— А писать на этих языках вы тоже умеете?
— Да, сударь. И читать, и писать. Да что там, я даже по мелл’зански читать умею!
— В смысле, по-малазански? Вы имеете в виду Малазанскую империю?
— Ну да. Правда, мы здесь называем ее Мелл’занской.
— Понятно. Скажите, господин Риз, а вы не против работать по ночам и спать днем? Как я понимаю, вы женаты…
— Меня это вполне устраивает, сударь.
Незнакомец нахмурился, затем кивнул:
— Что ж, прекрасно. Ваши обязанности включают решение повседневных вопросов, связанных с путешествиями. Оплата проезда, договоренности с портовыми властями, поиск соответствующего нашим потребностям ночлега, забота о том, чтобы наша одежда всегда была чистой, благоухающей и свободной от паразитов, и так далее — вы уже занимались раньше чем-то подобным, господин Риз?
— И этим, и даже хуже — в смысле, даже в большем объеме, сударь. Еще могу чистить и подковывать лошадей, чинить снасти, шить, читать карты, ориентироваться по звездам, вязать узлы, плести веревки…
— Да-да, прекрасно. Теперь что касается оплаты…
Эмансипор любезно улыбнулся:
— Я дешево стою, сударь. Дешевле некуда.
Незнакомец вздохнул:
— С такими-то
