Нет, немыслимо. Как говаривал Дрозд о невыполнимых проектах, проще сразу закататься в рубероид.
К тому же в памяти всплыло, что актриса, кажется, терпеть не может животных.
Может, выдать кота за реквизит?..
От бессилия Света застонала. Таксист опасливо глянул на нее в зеркало.
– Встанем все-таки, а? – предложил он.
– Ни в коем случае! М-м-м… Послушайте, вы сможете подождать меня полтора часа?
«Оставлю Тихона в машине! Прямо в сумке».
– Не, не могу, – отказался таксист. – У меня заказ после вас.
– Отмените! – взмолилась Света. – Я заплачу, сколько скажете.
Но мужчина отрицательно покачал головой и повторил:
– Не могу.
Когда машина остановилась у дома Стрельниковой, до назначенного часа оставалось три минуты. Они успели.
Высадив пассажирку, водитель так поспешно рванул с места, словно опасался, что она побежит за ним.
Сжимая сумку в руках, Света взлетела на четвертый этаж. Кот не напоминал о себе.
Две минуты.
– Тишка, – позвала она почему-то шепотом. Заглянула внутрь.
Котенок лежал расслабленно, как отдыхающий на пляже Турции, и имел вид созерцателя.
Света смотрела на него, кусая губы. Затем, приняв решение, вытащила камеру и вспышку. Она старалась не думать о том, что будет, если кот замяукает от скуки.
– Будешь спать, – предупредила Света. – Издашь хоть звук – убью.
Полосатое лицо Тихона приобрело оскорбленное выражение. Он прикрыл глаза, всем своим видом демонстрируя, что спать – это его естественное состояние. Какие звуки, что вы, он вообще практически немой.
Света взглянула на часы.
Одна минута.
Она бесшумно закрыла молнию, оставив дырку для доступа воздуха. Поднялась, постаралась улыбнуться невымученной улыбкой (получилось не очень). И нажала на кнопку звонка.
Дверь распахнулась.
– Вы пунктуальны, это прекрасно, – звучно сказала Стрельникова. – Здравствуйте. Проходите.
Глава третья,
в которой Кот держит обещание
Света Морозова была человеком деталей. Маленькое казалось ей важнее большого, частное интереснее целого. Она не снимала дом целиком, если можно было сфотографировать гнездо воробьев под стрехой. Она не делала интерьерных портретов «дама в гостиной», если могла уговорить даму взять в руки книгу или незаконченную вышивку.
Анна Васильевна Стрельникова наотрез отказалась сниматься с рукоделием. Хотя и корзинка с мулине стояла возле кресла, и лепестки маков свешивались, как живые, с льняной канвы.
– Но ведь это очень красиво, – осторожно заметила Света.
– Бабское занятие, – отрезала Анна Васильевна. – Я позволяю себе расслабиться раз в неделю. Успокаивает нервы, знаете ли. У меня нервы как паутина.
Она соткала в воздухе что-то эфемерное.
– Но показываться другим с этими дурацкими ниточками-иголочками – боже упаси! Вышивка – свидетельство того, что у женщины куча свободного времени, но она по своей глупости понятия не имеет, чем его занять. Вы же понимаете, что я не сама создаю рисунок, а использую готовую схему.
– Ну и что? – не поняла Света.
Актриса с сожалением посмотрела на нее.
– Милая моя, но ведь это то же самое, что раскраска для маленьких детей. Иллюзия творчества для бездарностей, жвачка для пальцев.
Она взмахнула тонкими руками.
– Я изумляюсь, когда вижу с вышивками молодых женщин. Мне хочется крикнуть им: милые, вокруг столько занятий! Столько неисследованного! У вас есть прекрасная возможность осваивать этот богатый мир, ходить по музеям, смотреть спектакли, учиться петь и рисовать! И что вы делаете вместо этого? Создаете нечто уродливое, чтобы потом с гордостью повесить на стенку в прихожей. Пожалуйста, работаем…
Анна Васильевна с профессиональной точностью человека, привыкшего к съемкам, приподняла подбородок и посмотрела чуть выше Светиной макушки. Фотографу оставалось только нажать на кнопку. Щелчок, другой, третий… Света была уверена, не проверяя, что все три кадра вышли отлично.
Или, вернее, они вышли такими, какими задумала их актриса. А не она, Светлана Морозова.
Все эти позы, повороты, взгляды были отработаны бессчетное множество раз. Шаблон, стандарт. А Света терпеть не могла работать по шаблону.
Другого человека она попросила бы «переиграть» кадр заново. Но в Стрельниковой было что-то такое, что не позволяло Свете настоять на своем. Напряжение туго натянутой струны, способной оборваться от случайного прикосновения. И до крови ранить того, кто окажется рядом.
Она не сразу услышала, о чем спрашивает ее актриса.
– Мне кажется, вы со мной не совсем согласны?
Света подняла глаза.
Узкое высокомерное лицо в обрамлении графической стрижки: мраморная кожа, темные волосы, алая помада на тонких губах. Белая рубашка с высоким воротом, широкие черные брюки.
До предела контрастно и лаконично. Анна Васильевна оказалась женщиной без возраста. Ссутулится – будет шестьдесят, сменит брюки и рубашку на джинсы с футболкой – будет тридцать.
Возраст выдавали только голос и манера речи: четкая, резкая. Неприятная. Как свист хлыста, вспарывающего воздух.
Света вспомнила все, о чем ее предупреждали: о характере Стрельниковой, о ее раздражительности, о том, что с ней лучше не вступать в спор.
И о коте, спящем в сумке. Впрочем, о нем она не забывала ни на секунду, со страхом прислушиваясь, не доносятся ли из прихожей подозрительные звуки.
Надо было согласиться с актрисой, безжалостно пригвоздившей любительниц вышивки. И спокойно продолжать работать.
Но что-то помешало сказать: «Вы совершенно правы, Анна Васильевна». Быть может, воспоминание о матери, вышивающей по вечерам. Воспоминание оказалось смутным, размытым – Света тогда была еще маленькой.
– Так вы не согласны? – повторила Стрельникова.
Света покачала головой.
Тонкие накрашенные губы недоуменно изогнулись.
– Сформулируйте! – приказала Анна Васильевна.
– Рукоделие – это вечное женское занятие, – тихо сказала Света. – Успокоение ума и души. Хранительница очага – та, кто сидит у огня и прядет. А в наше время – вышивает. И, видите ли, не все хотят осваивать этот богатый мир. Многие предпочитают начинать с себя. А для этого лучшего занятия, чем вышивка, не найдешь.
Света замолчала, покраснела и закрылась спасительной камерой.
– Вы что, тоже этим балуетесь? – удивилась Стрельникова.
– Нет, к сожалению. Мне не хватает усидчивости.
Она рискнула высунуться из-за камеры. Актриса рассматривала свой маникюр и, кажется, уже забыла об их разговоре.
– Сядьте, пожалуйста, к окну, – попросила Светлана.
– Зачем?
– Хочу сделать контрастный снимок. Только силуэт.
Стрельникова подумала и признала:
– Да, может выйти неплохо. У меня подходящая посадка головы.
Света облегченно выдохнула. Похоже, ей пока удалось не рассердить капризную актрису.
– А вот вам бы это совсем не подошло, – неожиданно сказала Анна Васильевна.
– Почему? – не удержалась Света.
Конечно, спрашивать не стоило. Задавать вопросы можно только тогда, когда готова услышать любой ответ. А Света догадывалась, что актрисе ничего не стоит мимоходом уколоть ее так, что останется синяк.
Стрельникова сделала вид, что задумалась.
– Главное в моей внешности – царственность, благородство черт. Я буду органично смотреться в любом ракурсе, на любом фоне. А вы… Вы вся такая ромашка на длинной ножке, и эти ваши светлые вихры вокруг головы… Кстати, вам нужно сменить парикмахера.
– Непременно, – пробормотала Света, ловя свет.
– Я бы фотографировала вас в поле, среди васильков, сурепки… Что там еще у нас растет непритязательное?..
– Крапива, – подсказала Света. – Лопухи.
– Нет, в крапиву бы я вас загонять не стала, – отказалась актриса. Света мысленно поблагодарила ее за добросердечие. – Ах, конечно! Полынь! Она прекрасно подчеркнула бы цвет ваших глаз.
Анна Васильевна удовлетворенно повторила:
– Полынь!
И поднялась.
– Надеюсь, мы закончили? Я устала.
– Мне нужно отснять предметы, – извиняющимся тоном сказала Света.
– Какие?
– Ну… книги, цветы… Может быть, текст роли, раскиданный на столе.
– Ах, атрибуты профессии, – кивнула Стрельникова. – Ради бога. Я выйду, а вы здесь работайте.
Возле двери она обернулась:
– Учтите, вы можете находиться только в этой комнате. Никуда больше не заходите. И, пожалуйста, осторожнее со статуэтками: они мне очень дороги. Это старинный английский фарфор.
– Конечно!
– Только эта комната! – настойчиво повторила актриса.
– Я понимаю…
– Некоторые ваши коллеги безобразно любопытны.
«Господи, какое любопытство?! Сбежать бы отсюда побыстрее…»
Света быстро сфотографировала корзинку с вышивкой, полку с фарфоровыми фигурками. Ее жгла мысль о спящем котенке.
«Проверю, как он там. А потом спокойно все закончу».
Света на цыпочках вышла в прихожую. Сумка стояла на том же месте, где она ее оставила.