— Бутон шиповника, — пробормотал Рагнор. — И принадлежит мне. Запомни — Вулфгар позволил мне взять любую награду, какую пожелаю, если выполню его приказ. — И, весело усмехнувшись, добавил: — Не могу придумать более подходящей, чем эта, — самая большая ценность в гнусных жалких городишках. То, что осталось, вряд ли достойно моего внимания.
— Значит, ожидаешь вознаграждения за бойню? — прошипела Эйслинн.
Норманн лишь пожал плечами.
— Эти дураки должны были понять заранее, что не стоит нападать на вооруженных рыцарей, а убийство посланника самого герцога решило судьбу старика. Мы неплохо потрудились для Вильгельма. Я заслужил его милость.
Он говорил с таким жестоким пренебрежением к погубленным им жизням, что Эйслинн невольно вздрогнула и отползла на другой край кровати, насколько позволяла длина веревки. Рагнор, закинув голову, громко захохотал:
— Неужели моя маленькая голубка желает улететь от меня? Норманн стал наматывать веревку на руку, притягивая к себе девушку.
— Ну же, голубка, — проворковал он, — подойди и раздели со мной гнездышко. Рагнор будет нежен с тобой.
Всхлипывая от ужаса, стискивая зубы, Эйслинн принялась отбиваться, но Рагнор неумолимо подтягивал веревку, пока девушка не оказалась перед ним на коленях. Он схватился за узел, вынуждая Эйслинн поднять голову. Глаза ее закатывались, дыхание пресекалось. Не отрывая взгляда от девушки, Рагнор протянул руку и схватил лежавший на сундуке мех с вином.
— Попробуй вина, голубка, — упрашивал он, вынуждая девушку глотнуть из меха. Жгучая жидкость полилась в рот. Эйслинн задохнулась и закашлялась, но насильник был неумолим. Наконец он отпустил ее, сел на постель и поднес мех к губам, наслаждаясь темно-красным зельем. Прошло несколько минут, прежде чем он отложил мех, вытер липкие губы и вновь дернул за веревку. У Эйслинн почти не осталось сил, и он подтащил ее так близко, что их лица соприкоснулись. Норманн дохнул на нее запахами прокисшего эля и спиртного, и девушку едва не стошнило. Но в этот миг Рагнор вцепился в ворот ее платья, разорвал тонкую ткань и швырнул клочья на пол. Затем он отпустил веревку так внезапно, что девушка чуть не упала. Норманн, улыбаясь, откинулся на подушки и снова стал потягивать вино, не отрывая взгляда от девушки, пока та, охваченная страхом и стыдом, пыталась прикрыться.
— Ну же, моя маленькая, не стоит так биться, — уговаривал он. — В конце концов я пользуюсь некоторым влиянием при дворе Вильгельма, и твоя участь могла быть гораздо хуже.
Рагнор плотоядно ухмыльнулся, пожирая глазами соблазнительное тело.
— Представь только, что могли бы сделать с тобой эти неотесанные болваны там, внизу.
Глаза Эйслинн широко раскрылись, но пальцы продолжали дергать упрямый узел.
— Нет, нет, голубка моя.
Рагнор, широко улыбаясь, рванул за веревку с такой силой, что девушка упала на четвереньки. Охнув от боли, она все-таки подняла голову, чтобы взглядом сказать о своей ненависти. Хищно оскалившаяся, с длинными разметавшимися волосами, в которых играли красноватые отблески, сейчас она походила на загнанного в угол, но готового к битве зверька. Рагнор почувствовал, как буйное пламя охватило чресла, разгораясь с каждой минутой все сильнее.
— О нет, совсем не голубка, — хрипло пробормотал он. — Я ошибся. Настоящая ведьма. Но если ты отказываешься приблизиться ко мне, я не настолько горд, чтобы не прийти к тебе.
Рагнор поднялся с постели, и Эйслинн невольно охнула при виде его явного желания. Глаза горели нездоровым блеском, а на губах играла полуулыбка. Девушка выпрямилась и осторожно подалась назад. Ледяной озноб страха пробежал у нее по спине, а на теле выступил холодный пот. Она тяжело задышала. Эйслинн хотелось завопить, как Глинн, выплеснуть в крике сковывавший ее ужас. К горлу подступал пронзительный крик, но девушка из последних сил боролась с удушливой пеленой беспомощности. Рагнор не оставлял преследований Эйслинн, злорадно ухмыляясь, не сводя с нее дерзкого орлиного взгляда, стерегущего каждое движение, пока веревка не натянулась и девушка не сжалась в комочек у изножья кровати. Ноги налились свинцом и отказывались повиноваться. За спиной Рагнора сгустились тени, и красивое жестокое лицо расплылось у нее перед глазами. В неверном пламени свечи его стройное тело чуть поблескивало.
От ужаса у девушки перехватило дыхание. Норманн протянул руку и положил ее на девичью грудь. Эйслинн с криком увернулась, но Рагнор продолжал прижимать ее к себе, пока они вместе не повалились на меха, устилающие постель. Неимоверная тяжесть придавила Эйслинн к перине. Комната поплыла перед глазами, чей-то голос настойчиво повторял:
— Ты моя, девушка…
Слова звучали почти неслышно. Он уткнулся лицом в стройную шею, и дыхание, жаркое и шумное, прожгло ее, казалось, насквозь. Рагнор припал губами к ее груди, но тут же поднял голову и снова прошептал:
— Ты моя. Я твой хозяин.
Эйслинн не могла шевельнуться. Она в его власти, но ей уже все равно. Он навалился сильнее. Скоро все будет кончено…
Майда, поглядев на неподвижную обнявшуюся парочку, запрокинула голову, и громкий смех заглушил звуки веселья, доносившиеся снизу. Вой голодного волка разорвал ночную тишину и сплелся с полубезумным хохотом. Захватчики внезапно замолчали, ощущая, как ледяные пальцы ужаса медленно ползут по спинам. Некоторые крестились, остальные вспомнили о ярости Вулфгара, уверенные в том, что он наконец пришел.
Глава 2
Эйслинн медленно просыпалась, слыша, как кто-то словно издалека повторяет ее имя. И вот ей удалось немного прийти в себя и оттолкнуть безвольное тяжелое тело, лежавшее у нее на груди. Норманн пошевелился во сне и, что-то пробормотав, свернулся клубочком, наконец-то освободив ее от омерзительного бремени. Во сне лицо его казалось невинным, почти детским, ненависть и жажда насилия куда-то исчезли.
Но Эйслинн пренебрежительно оглядела чужеземца, мучительно вспоминая его мокрые губы и гнусные ласки. Она рассеянно качнула головой, зная, что после сегодняшней ночи может понести от него! Господи, только не это!
— Эйслинн, — позвал кто-то снова, и девушка, обернувшись, увидела стоявшую у кровати мать.
— Нужно спешить. У нас мало времени, — предупредила Майда, протягивая дочери шерстяную ганну. — Мы должны покинуть замок, пока часовые еще спят. Прошу тебя, дочка, поторопись.
Эйслинн расслышала нотки ужаса в голосе матери, но сама осталась равнодушной. Ничто больше не могло ее задеть или взволновать.
— Пойдем же, — умоляла ее Майда. — Хоть сейчас подумай о нашей безопасности.
Эйслинн спустила ноги с кровати, чувствуя неимоверную усталость. Каждая косточка ныла. Девушка натянула через голову одежонку, не обращая внимания на то, что без нижнего длинного платья шерстяная ткань неприятно покалывает кожу. Испугавшись, что разбудила норманна, она осторожно оглянулась. Но тот мирно спал. Должно быть, видит приятные сны… о том, как одержал победу над беззащитной девушкой…
