то, чтобы вызывающе, но, типа, знаешь… ну, вызывающе, чо. Я хз как еще сказать. Типа, подчеркивала органы свои… ну, в смысле… Жирно так подчеркивала. Так что её муж хоть и олень инфантильный, но я его понимаю.
МАША. Он мне даже дверь не открыл.
ВИТЯ. Ну ничего, остынет. Оставайся у нас, конечно. В зале, на диване ляжешь.
СВЕТКА. Вместе ложитесь, чего уж.
ВИТЯ. Света! Ну, чего ты завелась-то?
МАША. Ой, да ревнует она.
ВИТЯ. Мы друзья детства с ней, ты не понимаешь.
МАША. Сам ты ни черта не понимаешь.
МАША
Так мне уже не хотелось ругаться, ужас просто. Так хотелось свернуться калачиком под одеялом и уснуть. И чтобы хоть кто-нибудь обнял и пожалел. Хоть кто-нибудь. Как же так получилось, что меня сегодня никто не любит? И когда я уже совсем готова была разревется, позвонил мой…
МАША. Алло… я околела вся… ну, не плач… не знаю… как мне простить тебя за такое? Ты же на порог меня не пустил… где мне взять силы простить тебя?… не плач, что за детский сад… подожди… я у Гали… У Гали, говорю! Ладно… хорошо… я приеду сейчас… вызови мне такси, у меня телефон сейчас сядет… ну как куда, говорю же — я у Гали!
Да блин… простила я его. Домой хочу. Просто хочу домой…
СВЕТКА. Может, винчик выпьем? По бокальчику. Согреешься хоть.
МАША. Ну… так-то я бы выпила, чтобы не простудиться. А есть?
СВЕТКА. У меня всегда есть… ща…
Светка пошла в прихожую, говорит, там бутылку вина оставила.
ВИТЯ. Быстро ты его простила.
МАША. Да не простила я его… Ох, Витя, не знаю я что делать. Не знаю, ей богу.
ВИТЯ. Не знаю… вот я Гале доверяю полностью. Точно знаю, что она в командировке там никаких романов…
МАША. Да Галя святая. И я святая. Да только мне всё никак не доказать этого. По работе часто сталкиваюсь с несправедливым правосудием… оксюморон, конечно, но ведь всё так и бывает. Поговорка даже на Руси есть — от тюрьмы и сумы не зарекайся. Никогда не знаешь, когда и за что тебя посадят. Задержишься так на работе, а скажут — проституцией занималась. А всё почему? Потому что власть в руках закомплексованных трусов. Всего бояться, вот и результат. Вот и муж мой, слабый, закомплексованный, от того и ревнив, от того и обвиняет меня в измене каждый день. Жалко ему себя, считает себя некрасивым, недостойным. Боится, что уйду я от него, что легко найду другого. Потому и плачет, прощения просит каждый раз, как перегибает палку. Он ведь почему-то решил, что должен мной владеть, но и понимает, что ничерта он мной не владеет. Я вся для него, но не принадлежу я ему, он не султан, я не служанка. Жалко его. Ведь любила я его. Раньше не так сильно ревновал. Держал себя в руках. Потом понеслась. Всё больше и больше. А я всё терплю и прощаю. И он видит, что прощаю, и ещё сильнее сцены закатывает. А я ведь скоро не смогу терпеть. Мне это зачем? Думаешь, привыкну? Нет, не привыкну. Знаю, тяжело мне без него будет. Но и страдать всю жизнь в дешевой мелодраме я тоже не собираюсь.
СВЕТА
В прихожей воняет, как на помойке. Походу из подъезда несёт. Эта истеричка входную дверь не закрыла. Ну, я закрыла, хочу уже бутылку вина взять, а её нет. Точно ведь помню — сюда, на тумбочку для обуви поставила.
СВЕТКА. Вить, а ты вино куда убрал?
ВИТЯ. Ты вроде на шкафчике в прихожей оставила.
СВЕТА. Нету чё-то…
ВИТЯ. Блин, а чем так пахнет..
СВЕТА. Да это с подъезда походу, Машка твоя дверь за собой не закрыла
МАША. Ой, блин! Термос!
ВИТЯ. Чо?
ВИТЯ
А пахнет из спальни. И прямо на моей кровати лежит бомж. Весь, короче, в облеванном рванье, такой, вонючий. Лежит и, знаешь, сопит… ну, в сладком сне, типа. А бутылка вина, которую он выжрал, лежит рядом с ним. И походу еще полбутылки на постель вылилось.
ВИТЯ. Это что за херня такая?
СВЕТА. Блин, такое вино хорошее было…
ВИТЯ. Маша, блин, это твоё?
МАША. Я тут причем! За мной увязался на улице…
ВИТЯ. А ты начерта его сюда притащила?
МАША. Да он в подъезде должен был ждать! Ты чего орешь на меня?!
Вообще, я человек не конфликтный. Но тут такая ситуация, знаешь… Просто это ж наша кровать! Она теперь вонять будет, там еще и обеззараживать надо, ясен пень… Да вообще матрац выбрасывать придётся. Кранты, короче. Я к этому мужику подхожу, говорю, мол: «Уважаемый»
МАША
Блин, мой косяк, конечно… Как же так я забыла про бомжа? А он видать ждал, ждал, потом зашел, увидел бутылку вина, решил выпить, пока ждёт, зашел в спальню, выжрал вино, согрелся и уснул. Можно понять, кстати. Всегда ведь можно по-человечески вопрос решить, но Витя так не умеет, нет. Подходит к бедному человеку, начинает орать.
ВИТЯ. Э, бля! Просыпаемся, аллё! Подъем, сучара!
СВЕТА
Витинька подходит к этому вонючему бомжу, хлопает его по плечу. Аккуратненько так, чтобы не заразиться чем…
ВИТЯ. Гражданин, просыпайтесь, пойдёмте…
А бездомный зашевелился… я как-то даже испугалась, а вдруг он опасный? Агрессивный в смысле. Может, он вообще убийца! А Витя так рядом с ним стоит…
МАША
Бедный бездомный проснулся, понять ничего не может, испуганно так на нас смотрит, что-то говорит хрипло, тянет руку к Вите, чтобы тот ему встать помог… и тут эта психованная дура Светка подбегает к бездомному, хватает бутылку и со всего маху ударяет ею по голове бомжа!
СВЕТА
Я смотрю, бомж открывает глаза, свирепо смотрит на всех, говорит: «Убью щас всех, суки!» и начинает душить Витю… я думаю капец, сейчас ведь он бутылку разобьет и «розочку» в горло Вити вонзит…
ВИТЯ
Просыпается, такой, оглядывается, глаза наглые, будто у себя дома. Хрипит: «Уснул, бля, ща встану, дай руку». Я наклоняюсь, чтобы помочь встать ему… вдруг Светка ни с того ни с сего — хлобысь его бутылкой по башке!
ВИТЯ. Света, ты чотворишь?!
СВЕТА. В смысле?!
МАША. Блинский, овца,
