Пока мы шли к самому хвосту обоза, я высматривал девочку среди вяло плетущихся телег. Её, однако, нигде не было видно. Когда обоз, наконец, ушел вперед, я увидел толпу людей, таких же избитых и оборванных, как и я сам. Окруженные плотным кольцом солдат, они сидели прямо на земле. И тут до меня дошло. Я остановился как вкопанный. Острие копья ужалило спину. Кольцо разомкнулось. Обернувшись, я решительно шагнул к воину. Тот, явно удивленный, вскинул древко вертикально.
— Послушайте… — жеребец скосил выкаченный глаз, потянулся губами. Я отвел морду рукой, взялся за повод.
— Но, но! Полегче! — воин направил животное в сторону, я выпустил ремень.
Спрыгнув в жидкую грязь разбитой дороги, он приторочил копье к седлу, снял шлем, нацепил на луку. Обернулся, пятерней расчесывая длинные и светлые, ниспадающие до плеч волосы. Спешно подбежавший солдат принял уздечку, повел коня к обозу.
— Ну, — воин плюнул на наруч, растер прикипевшую кровь, поморщился недовольно — что у тебя?
— Это… ошибка, — я понял вдруг, что не смогу ничего объяснить. Ничего, никому. Современный человек, сознание которого, казалось бы, уже предельно восприимчиво, и тот не поверил бы. Я сам, сам! не верил своим глазам… до сих пор я даже не пытался внятно думать!
— Кто с тобой был? — темные глаза смотрели пристально, рука в кожаной перчатке механически полировала сталь, та уже проблескивала сквозь красно-бурую грязь.
— Со мной? — высохшие было ладони вспотели вновь.
— Да. С тобой, с тобой, — кажется, я начинал раздражать его. Я понял, что должен, обязан убедить этого человека.
— Девочка. Просто маленькая девочка. Мы не грабители. Мы шли по лесу, заблудились, хотели отдохнуть в избушке… Мы плутаем уже сутки! Пошлите в лес солдат. Ребенка надо найти. Её дома ждут!
Я тараторил так быстро, как только мог, и чем больше говорил, тем чётче понимал — не то, не то он ожидал услышать и теперь не отпустит ни меня, ни девочку, пока не получит объяснений, удовлетворивших бы его. Я замолчал.
— А теперь, послушай-ка сюда, — он приобнял меня за плечи, шагнул, увлекая далее, — скачи ты верхом хоть трое суток, а до ближайшего людского поселения не доберешься. Что, скажи на милость, этот «ребёнок» делает здесь, с тобой? Ты украл девочку у родителей? Думаю, нет. Эта маленькая бестия, оглушила одного из моих солдат, стянула его нож и запутала следы так, что наш лучший следопыт до сих пор разобраться не может, — я замер, тот подтолкнул меня в спину, к сидевшим на земле пленным, — так что тебе придется идти вместе с нами. В столицу. Эй! В кандалы его!
Я вскинулся, но рука, только что лежавшая у меня на плече, вцепилась в шею, сдавив намертво. Я вскрикнул, резкая боль заставила присесть, подоспевшие солдаты заломили руки за спину, пальцы, впившиеся в ложбинки между ключиц, ослабили хватку, я дернулся, но было уже поздно. Щелкнул замок, закрепляя за мной новый статус. Высокий белокурый грабитель, сидевший рядом, покосился зло и недоверчиво.
— Твой человек, Кат?
Белокурый зашипел сквозь зубы — гневно раздулись ноздри хищно загнутого носа — дернул головой.
— Я не Кат. Меня зовут Сет. И убери отсюда этого… — смерил меня взглядом, будто кипятком ошпарил. Не найдя достойного определения, сплюнул в грязь. — Хочешь подсадить крысу? Не утруждайся. Обещай замолвить за меня словечко, и еще до Мадры я сдам тебе атамана, — он улыбнулся криво, — тёпленьким….
Воин усмехнулся, сокрушенно качнул головой, присел рядом на корточки.
— Звать-то тебя, может, и Сет, а прозывают — точно Катом. Ты известный грабитель и душегуб… Разве что с Одноглазым сравнишься? Нет? Не повезло Одноглазому — не такое теплое у него местечко… А то, глядишь, и заткнул бы тебя за пояс, а? — он длил паузу, дожидаясь ответа. Сет улыбался молча. — Ну, ничего… — поднимаясь, воин хлопнул ладонью о колено. Звук вышел глухим и влажным, — … прибудем на место, всех вас перевешаем. Разбору не будет.
Развернувшись, он побрел куда-то в сторону, на ходу снимая и складывая на руки семенящему рядом солдату тяжелую, глухо звякающую амуницию. Я провожал его взглядом, пытаясь осмыслить услышанное, поверить в происходящее. Бред принимал всё более ужасающие формы. Хотелось кричать, и я вскрикнул — от боли, когда что-то, холодно и бодряще, нырнуло под ребра. Обернувшись, я наткнулся на серо-стальной взгляд.
Глава 2
Со мной никто не разговаривал. После того, как я упомянул лабиринт, пленные старались держаться подальше — насколько позволяла цепь. Да после того как нас подняли и — тычками и ударами — погнали вперед, вдогонку успевшему скрыться обозу, никто и не болтал. Мы бежали. Сначала вразнобой, конвульсивно дергая сковывавшую нас в одну связку цепь. Потом, когда Сет раздал достаточно команд и пинков — ровно и слаженно, будто воинская часть на марше. Хорошо хоть не в полной выкладке, но с руками — скрученными за спиной. Пообщаться с солдатами мне не хотелось — я и без разговоров боялся сорвать дыхалку.
Мы с Сетом бежали в паре, он был ближе всех в связке, я ориентировался на него. Сет дышал через нос и смотрел под ноги. Я, борясь с искушением вывалить язык на плечо, захлопнул пасть и тоже начал следить за дорогой — земля, разбитая десятками ног и колес, казалась одной, сплошной и гладкой, поверхностью. Вглядываться в это жидкое месиво было бесполезно, я следил за ступнями, в надежде поймать и упредить тот момент, когда нога подвернется в щиколотке, запнувшись о камень, спрятанный под водой.
Но когда, наконец, послышался и неслаженный скрип колымаг, и разноголосый говор людей и крики животных, солдаты дали команду «шагом». И мы пошли. Быстро, но пошли. Догнав плетущиеся в хвосте волокуши, мы уже выровняли дыхание и даже чуть сбавили шаг. Я понял — эта длинная живая цепочка движется со скоростью последнего составляющего ее звена. А последними идут люди. Пользуясь раскатанной будто специально для них дорогой, они тянут смастеренные из лозы и гибких пород дерева волокуши, на которые валом свалено сено, а поверх — нехитрые изделия деревенского ремесленника. Не иначе на продажу в город… или на ярмарку.
— Съели, да? — на ворохе корзин, придерживая их, и держась за них — одновременно, ехал мальчишка лет семи. Облаченный в грязную, но крепкую робу, босой… Босой. Я подумал эту мысль дважды, и все же она не желала укладываться в голове.
— Сколько вас полегло? Половину перебили дружинники? Больше? — мне невольно захотелось надрать наглецу уши. Триста метров бегом, да в одной связке странно сблизили меня с грабителями.
— Храбрый, да? — заговоривший попытался плечом утереть разбитый в кровь нос, не сумел и, в два шага нагнав товарища, теранулся о его спину, — где бы вы были, кабы не дружинники? Перерезали б мы горло твоему папашке, а тебя к себе бы взяли, — он шмыгнул, затянувшись глубоко, прочистил горло и сплюнул бурые сгустки, — только язык сперва укоротили бы… Храбрец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
