соседа, и…
…в этот самый момент на удобном подъеме юта над бочкой Родька, не удержавшись от соблазна, самостоятельно без команды прыгает на неё.
— Ох… — невольно выдыхает Стариков.
— Ах! — вырывается у старшего лейтенанта Марзана.
— У-ух, — вскрикивает на юте Стрельба и вся швартовая команда вместе с ним.
Прожектор в руках сигнальщика на секунду срывается, но буквально в следующий момент, соскользнув с палубы за корму, выхватывает из темноты ловко карабкающуюся к центру бочки фигуру матроса, крепко держащегося за насквозь промокший натянутый швартовый конец корабля.
Всё!.. Кажется, пронесло… получилось?!
И тут, казалось, спасительный луч света во тьме, как впрочем, и всё освещение Антилопы неожиданно гаснет. Загоревшееся взамен, тусклое аварийное освещение лишь едва обозначает контуры тральщика. Полгода вынужденного простоя не прошли для корабля даром, в самый неподходящий момент, видно, опять что-то замкнуло в его нутре, обесточив все механизмы!
— Вот так номер, — скрежещет зубами дивизионный и шустро, как мальчишка, сорвавшись с места, улетает внутрь «Антилопы».
Тьма за бортом давит, кажется, целую вечность — секунд двадцать, не больше — пока «старлей» вместе с электриком колдуют в помещении ГРЩ (главного распределительного щита) и дизель-генераторного отсека.
— Спасибо… за оперативность! — облегченно бубнит под нос командир, хаотично водя взглядом из стороны в сторону по кромешной стене ночи, обступившей корабль, в поисках контура бочки.
Мощный бело-ядовитый луч прожектора планомерно ощупывает черное пространство за кормой.
— Странно, почему нас развернуло к волне? — наблюдая за потугами сигнальщика и направлением движения освещённых им волн, первое, что приходит в голову командиру. — Видно, кормовой провис или… на борту, — закрадывается тревожное предположение мысль, — а значит, старший минер отцепил его от бочки.
Сигнальщик продолжает метр за метром шарить лучом света за бортом, хаотично, но пока всё же ещё спокойно, уверено увеличивая сектор поиска за бортом.
— Ничего-ничего, он привязан, найдём, — пытается мысленно успокоить себя Феликс, — всего-то и нужно натянуть бросательный и по нему подрулить к бочке.
Но в этот момент со стороны юта на мостике появляется взъерошенный пугающе обескураженный боцман, в руках которого беспомощно болтается целый бросательный фал, видимо, сброшенный минером в воду при его натяжении во время разворота тральщика.
И где же Рудер?.. Где Родька?
Бесконечно долгая мучительная пауза — не больше десяти секунд! — повисает на мостике. Даже ветер, притихнув, в этот момент, кажется, немеет от ужаса случившимся.
Как теперь искать… его?..
Где в этой стене темноты отыскать минёра?
— Что решил, командир? — молят глаза боцмана, сигнальщика и вновь вовремя подоспевшего на мостик дивизионного механика.
Их глаза с мольбой и какой-то наивной детской надеждой, взирают на него… молодого неопытного, но, тем не менее, их командира.
— Стань для них Богом, — материализуются в сознании Феликса слова начальника штаба, сказанные ему в напутствие на стенке у трапа в последние минуты перед их выходом в море.
— Это моя вина, товарищ командир, — опустив голову, хрипит боцман, — Родька предлагал отрубить кормовой, а я не дал, жалко мне его стало, только-только ведь на «Бербазе» получил… выбил.
— А давайте покричим его через динамики «Каштана», — волнуется Толя Шарапов, продолжая суетно хаотично крутить лучом сигнального прожектора в ночной темноте по веселящейся Балтике за кормой тральщика.
— Да куда ты светишь, салага? — раздражается на глупое предложение сигнальщика механик. — Не видишь, корабль лёг лагом к волне, значит цель не за кормой, а на траверзе.
— Точно… на траверзе, — соглашается командир. — Вот только какого борта? — судорожно соображает, мысленно представляя себя на месте потерянного матроса.
Как бы он, Феликс, повёл себя там, посреди ночного зимнего неспокойного моря?.. Видимо, за секунду до аварии Родька действительно отцепил швартовый конец, планируя, держась за него в натяг во время выборки его боцманом на гидравлике в удобный момент прыгнуть вместе с ним на корабль в точке подъёма бочки над кормой, да не успел — погас свет. А прыгать наугад в темноту, да ещё при существенном волнении моря не решился. И правильно, что не решился, и от бросательного фала правильного отвязался, пока его не утянуло с ним в воду при отдалении Антилопы.
Стоп!
Но раз не утянуло и бросательный в руках Стрельбы целехонький, не порван, значит, действительно, Родька его отвязал и теперь, следит за нами, сидя на бочке, раскачивается, мокнет, трясётся от холода и страха, но ждёт… ждёт нас!
— Р-ру-де-ер, — что есть мочи все-таки кричит навстречу утихающему на ночь, но всё ещё по-прежнему сильному упругому ветру сигнальщик, — Ро-одька-а.
Феликс вздрагивает, невольно ёжится, не выйдя ещё из образа минёра, мысленно провожая огни Антилопы его глазами.
— Не кричи, — словно от него, роняет устало, — он нас и без твоего крика отлично видит и… слышит, а вот мы его из-за работы дизелей, ветра и волны все равно не услышим. Ищи лучше бочку прожектером на траверзе по обоим бортам по очереди.
Незаметно для Феликса весь экипаж корабля собирается на мостике возле него, с робкой надеждой ожидая его неотложных команд, распоряжений, приказов, готовые немедленно и во что бы то ни стало выполнить их, чего бы это им не стоило.
Ну, а на кого же им надеяться теперь?
Он же их командир, ему и карты в руки: принимать решения и нести полную ответственность за них. Командир в море за всё в ответе, он один и никто больше.
— Может, «расходящуюся коробочку», — неуверенно предлагает опытный дивизионы механик, старший лейтенант Марзан, слышанный им когда-то на учениях термин поискового штурманского маневра.
— «Коробочка» в темноте бесполезна, — даже не взглянув в его сторону, бурчит Феликс себе под нос на давно уже отброшенную им мысль, — погрешность с кабельтов будет, всё равно, что иголку в сене искать.
— Тогда локация, точно… локация, — трясясь и чуть не плача от нетерпения, давит боцман.
Сашка Стрельба готов бежать, прыгать, даже лететь, лишь бы вытащит друга из беды. Они с Родькой Рудером одногодки. Оба в гвардейском дивизионе рейдовых тральщиков третий год. Первый — лучший боцман-артиллерист во всей бригаде, второй — оператор-минер! Стрельба — сибиряк, богатырь, боксер, борец, правда, очень вспыльчив, горд, задирист. Рудер, напротив — щупленький ленинградский студент, очень застенчив, вежлив, интеллигентен. Они очень разные вообще-то, а вот сдружились как-то, впрочем, так бывает, часто бывает — разным интереснее быть вместе.
— Разрешите мне к РЛС, я найду его, увижу.
— Самое крупное разрешение на нашей станции, — обречено парируется сигнальщик Толя Шарапов, — с кабельтов на периферии, а в центре экрана из-за мёртвой зоны станции и того больше, а он где-то тут, рядом, в метрах двадцати-тридцати, так что можно не пытаться, ничего не увидим.
— Увидим, — неожиданно
