– Ты когда-нибудь думал, что все, что мы делаем, слишком мелко, чтобы тратить на это жизнь?
– Ого. – По лицу Разменного я понимаю, что он был меньше всего готов к такому повороту.
– Слушай, не знаю, что на тебя нашло, но не загоняйся ты так.
Я поднимаюсь и смотрю в его красные с перепоя глаза:
– Разговаривал с сыном, хочет чтобы я его забрал. Не понимает, что я не смогу это сделать.
– У меня Сахара во рту. Если хочешь поговорить, дай пять минут.
Мы проходим в столовую. Разменный присасывается к минералке и в два счета осушает бутылку. Закончив борьбу с сушняком, Разменный садится напротив меня.
– Ты же знаешь, у меня в Нижнем Новгороде две дочки и их воспитывает моя мать?
– Конечно, ты их фото много раз показывал.
– Так вот, они не живут с ней, и моя жена не погибала в автокатастрофе. Это просто байка для всех, не больше. Дочки живут со своей родной матерью. Я никому этого не говорю, чтобы не было вопросов, почему я не перевезу семью в Питер. И вот ответ: не хочу, чтобы моя работа повлияла на мою жену и детей. Я их таким образом оберегаю от того дерьма, с которым имею дело каждый день. Видел бы ты семьи моих корешей по бизнесу. Грустное зрелище. А я не хочу, чтобы однажды мои дочери узнали, что их отец сутенер. Но я езжу к ним два раза в месяц. Однажды я выиграю в казино кучу денег, смогу вернуться в Нижний и раз и навсегда все изменить. И раз ты любишь сына, то должен придумать, как тебе все изменить.
Сказав это, Разменный тянется за следующей бутылкой. Теперь я другими глазами смотрю на Разменного, которого полтора года назад спас от самоубийства. В ту ночь шел ливень, но я не замечал его, так как проиграл четыреста штук, из которых двести занял и должен был отдать к концу недели. Я медленно шел по набережной, глядя, как струи воды бьют по насквозь вымокшей обуви. Неожиданно я услышал визг шин и увидел метрах в тридцати впереди меня машину, которая резко свернула с дороги, въехала на газон и через секунду врезалась в ограждение набережной, снеся пять метров чугунного литья к чертям. Машина не упала в воду, а лишь застряла над водой на один метр. Ей не хватило разгона, чтобы сломать ограду и пролететь дальше. Я бросился к машине и увидел человека, уткнувшегося в подушку безопасности. Схватив булыжник, я быстро превратил стекло в мелкие осколки и, открыв дверь изнутри, вытащил из машины тридцатипятилетнего парня, весь вид которого ясно говорил, что его жизнь законопослушной не назовешь. Лежа на гранитной набережной и пытаясь отдышаться, я присмотрелся и узнал в нем человека, который сегодня за соседним столом проиграл кучу денег и устроил скандал, обвиняя казино в мошенничестве, из-за чего его мгновенно выперли оттуда, посоветовав больше не возвращаться. От него несло спиртным, поэтому я решил не вызывать «скорую», которая бы наверняка сдала его ментам, а дождаться, пока он придет в себя. О чем сразу же пожалел: открыв глаза, он набросился на меня, пару раз заехав в нос и обвинив в том, что я не дал ему сдохнуть. Лишь спустя две недели он встретил меня перед казино, в которое вход ему был заказан еще целый месяц, и поблагодарил за спасение.
После столь откровенного разговора с Разменным я наконец нашел в себе силы поднять спящие тела, разбросанные по квартире. Я попытался сразу озадачить их полом в ванной, но не получилось: неожиданно вернулся Лавэ с едой и шампанским. Оказывается, ночью он проснулся с диким желанием продолжить пить, но нашел только выдохшееся шампанское. Недолго думая, он вызвал такси и поехал по ночному городу искать того продавца, который согласится в обход закона продать ему алкоголь. Так что к полу из оникса мы смогли вернуться лишь через часа полтора, после того как каждая из дам приняла душ и употребила полбутылки шампанского с бутербродами и сигаретой. Блондинка пристально осмотрела пятно, затем сказала, что удалит его минут за десять, когда-то в своем родном Таганроге она отмывала и не такое. Вооружившись резиновыми перчатками и химикатами, эта жрица любви, стоя на четвереньках, принялась со всей силы его оттирать губкой, пропитанной каким-то чистящим средством, в результате чего пятно увеличилось в размере и приобрело нездоровый фиолетовый оттенок. Затем, сказав, что, видимо, это останется моей проблемой, блондинка с подругами быстро собрали шмотки, выдоили с Лавэ стопку купюр и удалились. Разменный и Лавэ тоже исчезли под шумок, сказав, чтобы я не очень парился по этому поводу. Продумав все варианты, я не нашел ничего лучше, чем поехать в IKEA и купить там синтетический коврик, более-менее подходящий под цвет интерьера. Коврик идеально закрыл разбитый участок пола, и я отправился в офис.
Глава 5
На экране мобильника высвечивается городской номер, когда-то принадлежавший ЖЭКу. Я не хочу снимать трубку и просто слушаю мелодию, но если не сделать этого, то она будет звонить мне снова и снова, и я решаюсь – беру телефон, заношу палец… Нет. Стоп. Сначала нужно понять, что я отвечу? Что она спросит, я и так знаю, а вот что ответить? Начать извиняться? Нет, это ни к чему не приведет. Сослаться на то, что работаю без выходных? Она в два счета перевернет дело так, что придется лицезреть ее уже в ближайший понедельник. А может, к черту все эти оправдания, послать ее грубо и бросить трубку? Выйти из офиса на балкон, чтобы никто не слышал, как я выплескиваю из себя отборный мат, ведь здесь меня считают примерным парнем, без капли гнили в душе, и распрощаться с ней раз и навсегда. Да так, чтобы ее передергивало от одной мысли позвонить мне. Да, именно так я и сделаю. Я иду на балкон. Здесь, на балконе тридцать восьмого этажа, на сто шестнадцать метров ближе к небесам, мой мобильник неожиданно замолкает. Ничего, подождем. Сейчас снова позвонит. Я опираюсь о перила балкона и смотрю на сверкающие на солнце здания бизнес-центров и элитных многоэтажек. В том доме я продал две квартиры, в этом – одну, я смотрю на все эти здания и вижу только свои комиссионные от продажи. Вот бы продать весь этот город, со всеми его музеями, парками, театрами и дорогами. А потом поехать в Вегас и играть, играть до конца жизни, двадцать четыре часа в сутки, в самые дикие, самые отвязные игры, какие только может придумать воспаленный мозг психопата, в игры, которые официально не предоставляет ни одно казино города грехов, но которые там проходят еженедельно. Я смотрю на мобильный, но он по-прежнему молчит. Ладно, позвоню сам. Позвоню и пошлю ее, а потом удалю номер из мобильного. Давай же, три минуты – и все будет кончено. Я нажимаю кнопку звонка, идут одинаковые, меланхоличные гудки, и вдруг она снимает трубку.
– Виктор, я рада, что ты перезвонил, – произносит ее мягкий бархатный голос.
Я собираюсь сказать ей, чтобы она убиралась из моей жизни к такой-то матери, обильно украсив предложения предлогами «на» и «в», как вдруг дверь балкона открывается и выходит Максим, заместитель Большого Босса и мой временный руководитель, связующее звено между нами, смертными, и сороковым этажом, предназначенным исключительно для руководства, для людей, попавших в золотой миллиард. Непонятно почему, но Максим всегда относился ко мне очень хорошо. Возможно, потому, что я показывал прекрасные результаты даже в кризисный год, а может, ему импонирует мой слегка небрежный стиль в одежде или то, что я никогда не был замечен в пьянках с сотрудниками и, в отличие от других, не пытался клеить его секретаршу. Он кивает мне и пристраивается в паре метров, доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку. Какого черта он делает на нашем балконе, если на сороковом этаже у него персональная терраса?
– Виктор, ты там? – Из мобильного слышны взволнованные нотки.
– Привет, Ольга, – произношу я как можно спокойнее.
– Тебя не было уже три месяца. С тобой все в порядке? – Ее бархатистый голос нежно льется из трубки.
Я представляю, как она сидит сейчас на дешевом стуле из фанеры, на первом этаже панельного дома с убитым фасадом и старыми водопроводными трубами, в здании, которое я бы даже не стал продавать, просто сровнял бы с землей бульдозерами, а я стою на тридцать восьмом этаже современного небоскреба, на сто шестнадцать метров ближе к небесам, чем она, практически на вершине мира, на другой ступени эволюции, и все равно я должен оправдываться за то, что не звонил.
– Да, все в порядке. – Я кошусь на Максима, делающего затяжку. – Столько работы, что прихожу и проваливаюсь в сон. Извини, что не звонил.
– У нас прогресс с Ильей. Сегодня вечером празднуем год, как он не срывался. Представляешь?
Я вспомнил Илью – вечно непричесанного, с грязной обувью, типичного неудачника, которому в лотерею-то играть нельзя, не то что в азартные игры. Илья пришел в группу поддержки для зависимых от азартных игр после того, как у себя на заводе, на котором он впахивал токарем строго с восьми до шести, проиграл зарплату на полгода вперед. Каждый день во время обеда и после работы он рубился в покер, пока его жена не узнала, что он задолжал приличную сумму, и тут же развелась с ним. Никаких последних шансов и месяца испытательного срока. Просто молча пошла в загс и написала заявление на развод. Только тогда он осознал, что его никчемная жизнь достигла дна, и пришел в группу поддержки. Пока я посещал эти сборища два раза в неделю, он ни разу не притронулся к картам, но жена так к нему и не вернулась.
