а пока неясно, как он отреагирует.
Капитан молча отошел, а майор повернулся ко мне.
– Солдат, я кое-что хочу тебе сказать. Ничего не говори, просто слушай. Первое: – как человек, ты уже умер и благополучно находишься на том свете почти тридцать шесть часов.
Первое, что пришло мне в голову – срок хранения свежеиспеченного торта, как раз тридцать шесть часов.
– Второе, вытекает из первого, – продолжил майор, – раз ты не человек, значит ты кто-то другой. Объясняю популярно. Ты теперь, говоря человеческим языком – вампир. Это совершенно не умаляет твоих качеств, даже наоборот, – он несколько минут внимательно смотрел на меня, а я на него. Странно, я не только не испугался, но даже не удивился.
– Капитан, – майор удовлетворенно улыбнулся, – как реакция?
– В норме. Ремни даже не натянулись.
– Ну, тогда отвязывай, пусть спит дальше.
Когда они ушли, я свободно откинулся на подушку. В голове назойливо звучала фраза из книги братьев Стругацких: «Правый глазной (рабочий) зуб графа Дракулы Задунайского». Под ее монотонное повторение я и уснул…
…Когда я проснулся в очередной раз, в палате никого не было. Пошевелившись, я с удовольствием убедился, что меня, таки, больше не привязывали. О ранении напоминали только игла капельницы и трубка катеттера, уходящая из-под одеяла под кровать. Несколько минут я просто лежал, бездумно глядя в потолок и считая тонкие трещинки, покрывавшие штукатурку. Потом, вспомнил недавний разговор с майором и вновь задумался.
Что же он все-таки имел в виду? Чувствовал я себя просто отлично. В жизни я еще не был так полон сил и спокойствия. На живого мертвеца, по моему глубокому убеждению, это никак не тянуло. Может быть, я его не так понял? Хотя, разговор за дверью тоже был до сих пор непонятен, не было ясности и в том, каким образом я все это услышал. Какие-то трансформации, мутации, помин души.
Я поскреб рукой грудь и замер. Повязки не было. То есть, абсолютно! Под больничной рубашкой, кроме меня, ничего не наблюдалось. Место ранения слабо откликнулось легким зудом и все. Я судорожно принялся соображать. Сколько же я здесь лежу? Врач сказал, что через трое суток меня можно выписать. А сколько прошло до этого? Майор упоминал тридцать шесть часов, но это просто невозможно!
Стараясь не потревожить капельницу, я аккуратно приподнялся и, осторожно распахнув рубашку, посмотрел на грудь. Ничего особенного. Только чуть ниже правого соска белел маленький круглый шрам. Теперь я вообще перестал понимать, что происходит. Если верить капитану Васильеву, то у меня было полностью разорвано легкое. Значит, операция по его спасению или извлечению, должна была оставить рубцы. А кстати, сколько можно прожить без легкого? Не уверен, что очень долго. К тому же, восемнадцать километров по пересеченке, это с какой же скоростью бежали ребята?
Тут меня прошиб холодный пот. Я только сейчас сообразил, что увидел след от пули в темноте. На улице стояла глухая ночь, да и шторы были задернуты. Господи! Что же со мной сделали? Какие технологии и лекарства использовали? А вдруг майор прав и я не человек!
Судорожно ухватившись за грудь, я ощутил знакомый стук сердца, и мне слегка полегчало. Если я правильно помню легенды, то у упырей сердце не бьется. Но как же тогда объяснить все, что произошло. И все-таки, сколько же я здесь провалялся? Черт! И спросить не у кого. Сестру позвать, что-ли? Я машинально прислушался, и своим новым чутьем уловил тихую беседу. Сестрички были на посту и, пользуясь свободной минуткой, пили чай. Судя по всему, девчонки безумно устали, поэтому тревожить их я не стал. Вместо этого улегся обратно и попытался соединить все кусочки головоломки в единую картину. Ничего не получалось. Любой вариант событий казался бредом. Смущало только воспоминание о дикой жажде, ну и обострившиеся способности тоже. Но допустить то объяснение, которое дал майор, это казалось полным идиотизмом. Так и не придя ни к какому выводу, я снова уснул…
…Разбудил меня солнечный свет. Молоденькая медсестра откинула шторы с окна. На мою кровать прямые лучи не попадали, но и отраженных хватило с лихвой. Заорав дурным голосом, я набросил одеяло на голову. Сестричка, решив, что я стесняюсь, глупо хихикнула и направилась к выходу. Резко стукнула дверь, кто-то влетел в палату и быстро задернул шторы. Затем, голос капитана Васильева грозно рявкнул:
– Машка! Что ты здесь делаешь?! Это что, твоя палата?!
Дрожащий девичий голос пролепетал:
– Меня Клава попросила посмотреть, проснулся или нет.
Я, с любопытством, выглянул наружу, чтобы глянуть, что же там творится. Увиденное меня настолько поразило, что я немедленно нырнул обратно. Военврач был страшен. Глаза, словно у разгневанного демона, метали молнии. Я замер, предчувствуя неизбежные кары, готовые обрушиться на несчастную девчонку, но услышал совершенно немыслимое:
– Машенька, – неожиданно мягким голосом сказал капитан, – пошла прочь. Клавдию, перед обедом, ко мне, а ты, боец, вылезай. Уже можно.
Я послушно стащил с головы одеяло. И, хотя плотные шторы были задернуты, при взгляде на окно я все равно ощущал беспокойство и некоторый дискомфорт. Военврач перехватил мой взгляд и, улыбнувшись, подошел ко мне. Присев рядом, он бесцеремонно сдернул одеяло, задрал рубашку и начал ощупывать мою грудь, продолжая свой монолог:
– Судя по тому, как ты выглядишь, солдат, с солнышком ты и раньше не дружил, а теперь, тебе его придется очень опасаться, думаю с полгода гарантированно. И, если хочешь, чтобы и дальше все было хорошо, будешь выполнять то, что я тебе сейчас скажу. Твое время ночь. Месяца через три-четыре, вечер и раннее утро. В это время тебе ничего не грозит. Если возникнет необходимость до истечения полугода выйти днем, то – плотная рубашка с длинным рукавом, брюки, закрытая обувь, на руки тонкие перчатки, темные очки и широкополая шляпа – вид, конечно, не блестящий, но твое нынешнее состояние к этому обязывает. Дальнейшую информацию получишь от своего командира, кстати, вот и он, легок на помине.
В палату, с каменным лицом вошел майор. Он посмотрел на капитана Васильева и сухо спросил:
– Ну что, медицина, как он?
– В полном порядке, – заверил военврач.
– Отлично. Товарищ солдат, сейчас вам принесут новую форму, и шагом марш в