Но если я не пожму ему руку – это вызовет не меньше подозрений.
Ладно, пан или пропал!
И я вложил руку в широкую крестьянскую ладонь, едва обхватив ее.
– Дмитрий.
На лице Шивадасы отразилось удивление, сменившееся недоумением.
– Что случилось? – спросил Вирата.
– Ничего… да… провожу в город.
Я купил у Шивадасы одежду, белые холщовые штаны и такую же белую рубаху, пообещав расплатиться в Калапе. Он не возражал, но смотрел озадаченно. Через пару часов, не меньше, мы двинулись в путь. К вечеру дойдем, заверил крестьянин.
Прошло не больше часа, когда мой проводник предложил сделать привал. Я удивился.
– Почему так рано?
– Разговор есть, – пояснил он.
Сердце кольнуло.
Место для привала насиженное. Тропа вывела к кострищу и бревнам вокруг него. Рядом течет горный ручей. Шивадаса набрал воды в закопченный котелок и поставил чай. Сел напротив, помедлил, не зная с чего начать.
– Слушай, меня по-нормальному Шурой зовут.
Я улыбнулся:
– Очень приятно.
– Так, мужик, – осмелел он. – Дмитрий, говоришь? Ну, хрен с тобой, Дмитрий. Ты мне объясни, где твое блокировочное кольцо?
Я на минуту задумался.
– Как у монахов? С символом «Ом»?
– Ну да, с загогулиной.
– Я не монах.
– Понятно, что не монах… Я думал, паломник.
– Да вроде того. Заблудился в лесу, чуть не погиб, монахи подобрали.
– Мудрено здесь погибнуть, – сказал мужик. – Ну ладно, не хочешь – не говори.
– Слушай, Шура, а почему блокировочное? – решился спросить я.
Он чуть рот не раскрыл.
– Ты что с луны свалился?
– Ну, допустим, свалился. Так почему?
– Потому что монахи, которые здесь живут, желают пребывать в древней Шамбале, а не в Кратос Анастасис, испорченной гребаной современной цивилизацией. Как только новый монах или паломник прилетает на Скит, – я, наконец, услышал название планеты и понял, что угадал, – он идет в Общий центр изменения сознания и делает заявку. Его привозят на вертолете в один из местных центров, где внушают, что он в Шамбале, на островах блаженных, в древнем Китае, на Афоне или где он там хочет. А никакого Кратоса нет и никогда не было. Он папу с мамой забывает, не то что Кратос. В случае Шамбалы его приводят сюда, на это самое место, и сотрудник центра, одетый как древний индус, надевает ему кольцо, и он жизнь свою забывает, а вспоминает другую, словно с рождения здесь жил, и нет ни Сети, ни биомодераторов, ни устройств связи. Для паломников блокировка действует на время паломничества, для монахов – всегда.
– И нет пути назад?
– Ну, почему? Кольцо можно снять. Но это должен сделать кто-то другой. Нежелание снимать кольцо – часть внушения. Чтобы не произошло случайной разблокировки.
– Значит, у них действительно нет устройств связи? – спросил я.
– Нет. Кстати, а почему его нет у тебя?
– Потерял.
– Ладно, не мое дело.
Он замялся:
– Слушай, мужик, а ты не призрак?
– Призрак?
– У тебя биомодераторы молчат.
Центр изменения сознания западного сектора Шамбалы представляет собой небольшой двухэтажный дом. Крыша украшена антеннами всех видов: здесь и радужный кристалл быстрой связи, и белая тарелка медленной. Одна стена дома – из тонированного стекла, сияет зеленоватым зеркалом. За домом – вертолетная площадка. Отсюда до храма Шивы – часа полтора ходьбы спокойным шагом, от храма до Центра – две с половиной тысячи лет развития цивилизации.
В дверях нас встретил директор центра, темноволосый, поджарый. Лет сорок с небольшим. Впрочем, в наше время трудно оценить возраст, насколько человек выглядит, больше зависит от степени изменений генома и качества биомодераторов, чем от количества лет. Ошибка может составлять более ста лет в ту и другую стороны.
Он кивнул моему проводнику.
– Нам нужно в город, – сказал Шура.
– Хорошо, – улыбнулся директор и кивнул в сторону вертолетов.
– Вы проводите меня до Калапы? – тихо спросил я у своего провожатого.
Это некоторая наглость, он и так много сделал, но если биомодераторы молчат, я не смогу управлять вертолетом. Вообще ничем. Все бортовые компьютеры реагируют на сигналы биомодераторов, передаваемые через устройство связи. И расплатиться тоже не смогу, потому что без биомодераторов и устройства связи не могу управлять счетом. Я усмехнулся. Впрочем, он наверняка заблокирован.
– Идем, – сказал Шивадаса.
– Я сейчас не могу заплатить, – сказал я. – В городе попытаюсь достать деньги.
– Ничего, потом посчитаемся.
– Стойте! – услышал я, когда мы подошли к вертолету и Шура уже открыл дверь.
К нам идет Бхишма. Все в том же индийском наряде и сандалиях. Не обращает никакого внимания на современное здание центра и тот летательный аппарат, в который мы собираемся сесть, – видит только меня.
Подошел, сложил руки, поклонился.
– Господин… Дмитрий, могу я сопровождать вас?
Смотрит так же странно, как за чаем в монастыре.
– Что случилось? – спросил я.
– Когда я нашел вас, я увидел сияние возле ваших пальцев. Это знак, вы отмечены Господом Шивой. Братья не поверили мне. И я не смог ничего доказать, хотя вашего появления в храме, кажется, достаточно, чтобы в это поверить. Но я-то знаю. Я хочу следовать за вами.
– Хорошо, – кивнул я. – Но с одним условием.
– Я приму любые условия, – смотрит так, словно я мурти обожаемого божества, если не сам Натараджа.
– Снимите кольцо.
– Но это знак преданности Господу Шиве!
– Я его не отбираю. Просто снимите. Сами решите, что с ним делать.
Пытается снять кольцо, но оно не поддается. По-моему, причины здесь скорее психологические.
– Дайте руку, – сказал я.
Он послушался, и я легко снял кольцо.
Бхишма огляделся с выражением человека, который долго спал и вдруг проснулся в совершенно неожиданном месте.
– Центр изменения сознания, – прошептал он.
– Именно, – сказал я. – Сколько времени вы прожили в монастыре?
– Кажется… три года.
– Ну что? Летите с нами?
– Да, – твердо сказал он. – Только в центре остались мои вещи. Вы подождете меня?
– Сколько это может занять времени?
– Не больше часа, – ответил за него Шивадаса.
Мы остались вдвоем возле вертолета.
– Почему вы мне помогаете? – спросил я.
– Давай на «ты», а?
– Без проблем.
– Знаешь, я же не просто так здесь живу. Да, конечно, дело выгодное, ферма большая и Вселенский Союз Бхактов Шивы доплачивает. Но и сама религия мне нравится. Красиво. Огни, гирлянды из цветов, песни, танцы. И мрачновато иногда: черепа, погребальный пепел. Но тоже необычно. Православие-то наше надоело до смерти. Так что в Шиву я верю, может, не меньше их. А ты отмечен, факт. Уж не знаю, с какого бока ты нужен Господу и как с ним связан, но вы связаны – тут уж ничего не попишешь. Говорят, тебя в храме нашли? Прямо у ног мурти?
– Да.
– Ну вот. И биомодераторов у тебя нет. Как так может быть, чтобы человек был жив, а его биомодераторы умерли? Обычно наоборот бывает. Человек уж мертвее мертвого, обгорел весь или что еще случилось, а биомодераторы все пытаются что-то сделать.
– Вышли из строя. Я попал в аварию.
– Вот-вот. И очнулся в храме?
– Мне удалось бежать с гибнущего корабля.
– И кому еще удалось?
– Не знаю.
Я подумал о кровавой надписи «RAT» на стене отсека челноков, им-то наверняка удалось. Только мне не стоит так явно намекать на линкор «Святая Екатерина».
– В общем, так, – резюмировал он, – наше дело тебе помощь оказывать, кормить, одевать и отвозить куда скажешь.
Бхишма явился в той же индийской простыне (я втайне надеялся на нормальную одежду), новое в его облике являет собой здоровая оранжевая сумка через плечо, украшенная красной «загогулиной». Знак «Ом» окружен золотистым сиянием. По сравнению с грузом монах кажется совсем щуплым и напоминает Дон Кихота, взвалившего на себя раненого Санчо Пансу. Я подумал, что такую колоритную личность (а заодно и его спутников) не заметит только самый ленивый сотрудник СБК.
Вертолет плавно поднялся в воздух, и зеленый склон горы рывком ушел вниз, меня слегка вжало в кресло. Под нами поплыли леса, разрезанные руслами горных речушек, и темные пятна плантаций чая.
В городе надо заработать хоть немного денег. Задача не такая тривиальная. О приличной работе можно и не мечтать: без биомодераторов я не смогу управлять простейшим устройством, к тому же на приличную не возьмут, не проверив данные. А значит, работа должна быть самая простая: грузить, таскать, дрова рубить. Если здесь не все механизировано. Деньги пусть идут на счет к Бхишме. Если он у него есть.
– Бхишма, – позвал я.
Он повернул ко мне голову.
– Я слышал, монахи перед отречением от мира передают счета в распоряжение Церкви, – сказал я. – Это так?
– Не совсем. По закону о защите свободы личности должен остаться страховочный счет, чтобы человек мог без проблем вернуться. Но он маленький.
